Изменить стиль страницы

1931

Из ненаписанной поэмы

Когда из рук моих весло
Волною выбило, меня
Крутило, мучило, несло
Безумие водоогня.
Я душу предала волнам,
Я сил небесных не звала,
Не знаю, как возникли там —
Вздымая небо — два крыла.
По волнам тени пронеслись,
И замер разъяренный хор…
Очнулась я.
   Медузья слизь,
Песок да пена… До сих пор
Я в жизнь поверить не могу.
В моей груди кипела смерть,
И вдруг на тихом берегу
Я пробудилась, чтоб узреть
Черты пленительной земли,
Залив, объятый тишиной,
Одни гробницы гор вдали
Напоминали край иной.
Направо — мыс: глубоко врыт
В золото-серые пески
Священный ящер, будто скрыт
От тягостной людской тоски.
То — пращур тишины земной,
Прищуренных на небо глаз.
Он как бы вымолвит: «За мной —
Я уведу обратно вас!»
Солнцебиенье синих волн,
Хоть на мгновение остынь,
Чтоб мир был тишиною полн
И жил движением пустынь.
Долина далее… Такой
Я не видала никогда, —
Здесь в еле зыблемый покой
Переплавляются года,
И времени над нею нет,
Лишь небо древней синевы
Да золотой веселый свет
В косматой седине травы…

1931

Медный зритель

Владимиру Васильевичу Готовцеву

Так было столетья: он днем
Лишь ветр вдохновения в меди,
Лишь царь, устремленный к победе
И замерший разом с конем.
Бесспорно, он страшен. Но все ж
Приблизиться можно и даже
В глаза поглядеть. Только дрожь
Охватит тебя и докажет,
Что гнев этих вечных очей
Незримо горит в углубленьях
Зрачков. Он не к нам. Он ничей.
Но каждый готов на коленях
Молить, чтоб его миновал
Сей взгляд неподсильный… Над миром
Ладонь холодеет… Как мал
Под нею огромный.
<…> Она ж
Державно парит между Богом
И нами. Не мир, а мираж
Прижала к земле. На отлогом
Отроге, на мертвой волне,
На каменном громе — возник он
С конем. Вдохновеньем вполне
Таков, как мечтал его Никон
Когда-то… Не страхом погонь,
Не силой узды конь копыта
Вздымает: им тот же испытан
Сокрытый под бронзой огонь.
Бесспорно, царь страшен. Но днем
Приблизиться можно и даже
Судить о коне и о нем,
Унизить хвалою… Когда же
Осенняя черная ночь
Ударит ветрами о струны
Дождя — их нельзя превозмочь,
Нельзя разорвать, иль буруны
Когда закрутят — не пройти.
Они не пропустят, живою
Стеной нарастут на пути,
До неба из дрожи и вою…
Никто не узнает, как там
Прибоями в темную память
Кидается ветер… К губам
Надменным лепясь, под стопами
Как лесть расстилаясь… И вдруг
Царь вздрогнул. Встряхнулся мгновенно
От медного сна. Верный друг
Восторженно ржет ему. Пена
Трепещет… О, тьмища судьбы!
Где прежний заржавленный слепок
Безудержной бури, борьбы
Неравной, лишь вторящий слепо
Прообразу грозному?.. Здесь
Раскатами первого смеха
Встречает очнувшийся эхо
Свободы неведомой, весь
Внимая тому, кто возник
Внезапнее мысли, кто вышел
На сцену, вдруг ставшую выше, —
Не призрак и не двойник.
До стона в костях одинок,
И те же тревожные звезды
Под ветром бровей… О, как просто
Он время и смерть превозмог!
* * *
Царь тронул коня — тот быстрей
Мгновенья, земли не касаясь.
Лишь пламени песня косая
Слетает с копыт и ноздрей…
Москва. Не дивясь ничему —
Очнувшемуся до того ли? —
Сквозь строй фонарей и сквозь тьму
Он мчится, хмелея от воли.
Вот площадь. Светла и пуста.
Коня он оставил у входа,
А там — тишина, темнота
И ветром широким — свобода.
О, время дымящихся плах!
Не надо о горестном, мимо!
Он лестницей всходит незримо,
Пугая себя в зеркалах…
Прошел меж рядов (а глазам
От слез все мерещилось в дрожи…),
Садится… И вот — он сам,
Такой, как тогда, но дороже,
Нужней… Вдохновеньем того,
Просвистанным бурей покоем
Колышется зал… Торжество
Дерзанья безмерного, в коем
Трусливым не видно ни зги.
У медного ж зрителя ноги
Дрожат, отражая шаги —
Свои же… Растущей тревоги
Удары, проникнув сквозь медь,
Протяжно гудят пустотою.
Стремительной судоргой тою
Свело ему голову… Зреть
Себя, слышать голос родной
Нутром неподвижной гортани —
Нет сил больше… Клокот рыданий
Вздымается темной волной.
Как хочет мучительно он
Уйти навсегда из металла.
Не может! И гибельный сон
По телу потек, лишь не стало
Той жизни бушующей с ним,
Лишь сдвинулся занавес… Вместе
С толпою, неслышим, незрим,
Он вышел на площадь. Возмездье
За вечность! И вот он опять
Вернулся на медную муку —
Державную трудную руку
Над миром чужим простирать.