Игорь рассказывал: «Слышал, что на рессорном делается? Там но­вый директор. Слушай, интересно, откуда он? Буряк Петр Сергеевич... или Семенович. Не слыхал?» — «Бог с ним»,— сказал Юшков. Игорь не останавливался: «Взялся за отдел снабжения. Я, говорит, слово «тол­кач» не понимаю и не объясняйте мне, все равно не пойму. Ему все же попытались объяснить. Тогда он снял трубку и директорам: «Мне вот докладывают, что к вам надо ехать с подарками». И начался дет­ский крик на лужайке. Просто? Погоди, не отмахивайся. Я сейчас от­туда. Он половину своих снабженцев разогнал».— «Они-то в чем ви­новаты?» — «Ему нужны другие люди. С другой психологией».— «Бог с ним». Кацнельсон посмотрел на часы: «Бегу». «Кому-то и удается,— сказал Юшков.— За счет других. Потому что раз существует дефи­цит, то всегда кто-то останется с носом. Все не могут действовать, как твой Буряк». «Зачем сразу думать о всех? — сказал Кацнельсон.— Для начала можно только о себе подумать».

Он терпеливо ждал, пока Кацнельсон уйдет, и говорил себе, что еще ничего не решил. Однако, когда остался один, лучше не стало. Позвонил Валера Филин, позвал обедать, и Юшков обрадовался, что можно еще не решать. Трепались о пустяках. По привычке, от кото­рой трудно уже избавиться, Юшков подтрунивал над приятелем. Тот ухмылялся в бороду добродушнее обычного. Юшков начал догады­ваться, что на этот раз у Валеры есть какая-то цель. В конце обеда тот признался: «Санька мне место предлагает. Начальником отдела снаб­жения. Ты как?» Юшков скрыл удивление. «Что — как? Работаю же я начальником отдела».— «Да, но... черт его знает...» «С ума вы с Чеблаковым сошли, не справишься же»,— хотел сказать Юшков и подумал: а почему, собственно, не справится? Валера не пропадет. Возьмет себе заместителя-трудягу, будет ездить по поставщикам, возить женщинам конфеты, щуриться и ухмыляться в бороду с мужиками за ресторан­ными столиками — и дело будет делаться, и всем будет с ним хорошо.

Глава седьмая

Очередь у барьера администраторши чего-то ждала. Отогревались после автобуса. Расстегивали пальто, устраивались в креслах у теле­визора. Деваться им все равно было некуда.

Вошла с улицы директриса. Стряхнула с шубки снег. Обвела всех взглядом, Юшкова не выделила. Пошла через холл к своему кабинету походкой школьной учительницы, проходящей между партами. Юш­ков выждал несколько минут и постучал в ее дверь. Она сразу его уз­нала: «Юрий Михайлович! Сколько же вы у нас не были! Года три?»— «Шесть».— «Ой-ой-ой!» Он сказал, что крем женьшеневый в этот раз не сумел достать, но вот кое-что из польской косметики: румяна, помада... Все было как тогда. Взяла его документы: «Посидите здесь, Юрий Михайлович, я все устрою». Устроила в номер с ванной и телефоном. Даже телевизор там стоял. Чтобы не встречаться лишний раз с очередью и не слышать ропота, Юшков позвонил администраторше по телефону и узнал, где остановилась Тамара.

Комната ее оказалась рядом. Тамара открыла и, увидев Юшкова, вытаращила глаза: «Вы откуда здесь?» Она стояла в халатике — выскочила прямо из постели. На двух других кроватях спали женщи­ны. Юшков спросил: «Ты еще не вставала сегодня или уже легла?» Был седьмой час вечера. «А что еще здесь делать? — хмуро ответила Тамара.— Так меня что, отзывают?» В дверь тянуло сквозняком. Две женские головы приподнялись над подушками, повернулись к Юш­кову. «Сначала ты мне все расскажи»,— сказал он.

Они пошли в его номер. Нового Тамара ничего не рассказала. Она тут десять дней. Стали нет. Хром будут варить через две недели, и то неизвестно, кому он достанется. Юшков передал слова Чеблакова: если не отправят сталь через неделю — завод остановится. Тамара по­качала головой: «Если б хоть варили, а то вообще не варят... Впрочем, вы-то, может, и достанете...» — «Ты к Борзунову ходила?» — «И к Бор­зунову и Ирине Сергеевне вашей надоедала — что я им? Тут и не такие, как я, ходят... Однако номер у вас — ополоуметь... Курить здесь нель­зя?» — «Кури.— Юшков придвинул пепельницу.— И все десять дней, что ты здесь, хром не варили?» — «Я ж говорю. Значит, мне домой?» — «Не вдвоем же тут сидеть,— сказал Юшков.— Да и тебе, наверно, на­доело».— «Мне и дома надоело,— сказала она.— Что ж, завтра утром полечу».— «И чем же ты тут занимаешься?» — «Спим целыми днями с девочками». На ее щеке еще не разошлись наспанные рубцы от подушки. Она выжидающе посматривала. Юшков спросил: «Ужи­наешь в ресторане?» - «Откуда? — сказала она.— Денег нет. Мы с де­вочками в номере. У нас чайник. Хотите с нами?» «Пойдем в ресторан. Я приглашаю». «Ладно,— охотно согласилась Тамара.— Только дево­чек предупрежу».

Она переоделась и подкрасила губы. Он подумал, что у некраси­вых людей все перемены ведут к худшему. Потому что приходится привыкать заново. Уж очень она была худая. Он спросил: «А девочки твои не идут с нами?» — «Что вы! Не так воспитаны»,— хмыкнула Тама­ра. В холле по-прежнему томилась очередь. Кое-кто перекусывал, сидя на чемодане. «На ночь всем поставят раскладушки,— сказала Тамара.— С каждым годом все больше и больше приезжих». У дверей ресторана Юшков взял ее под руку.

Играла радиола. Шумели за столиками. Один столик оказался свободным. Тамара села спиной к залу. Это Юшкову понравилось. Они заказали салаты и шашлыки. «Тут мы с тобой познакомились,— вспом­нил Юшков.— Хорошее было время». «Разве? — Тамара удивилась.— Не помню ничего хорошего. Всем почему-то прошлое хорошо».— «А тебе?» — «Мне нет... Я думала, вы поторопитесь звонить Ирине Серге­евне. Или уже звонили?» — «Нет, не звонил. Лучше я с тобой побу­ду».— «Ну-ну,— сказала она.— Ирину Сергеевну не узнаете».— «По­правилась?» — «Не то слово».— «Завидуешь небось»,— безразлично сказал он, хоть и неприятно стало от ее слов.

Он высмотрел в зале знакомую худую фигуру. У эстрады боком к нему сидел бригадир Володя. Уже захмелел, но до роковой дозы, с которой начиналась его агрессивность, было далеко. Рыхлый блондин, собеседник Володи, рассказывал что-то, наваливался на стол, а Воло­дя опустил острый подбородок на грудь и думал о своем или же ждал своей очереди рассказывать. Давняя неприязнь к нему проснулась в Юшкове.

Тамара поглядела через плечо, что его заинтересовало. «Кто это?» — «Что ж ты тут делала десять дней? Самого нужного человека не знаешь».— «Я ж сказала: спала. Почему вы так интересуетесь, что я тут делала?» — «Потому что ты пробыла десять дней, а мне осталась неделя».— «Вы-то при чем? Какое отношение отдел кооперации имеет к Черепановску?» Заказ все не несли. Юшков открыл воду, налил в бокалы, Тамара вспомнила: «Содвиньте бокалы, поручик Голицын, корнет Оболенский, налейте вина». Это была песня Белана. «Ему дали десять лет,— сказал Юшков.— Ты в курсе?» — «Нет». Ничего не появи­лось на ее лице, только плотнее сжался рот и резче обозначились скулы. «Он хотел жениться на тебе». Она ждала продолжения. «Пом­нишь, на даче? Он сам не свой был. Говорил, что женится, если ты согласишься».— «Конечно,— сказала она.— Если у него что не получа­лось, он всегда на стенку лез».— «Он тебе не предлагал?» — «Жениться? Нет, как-то удержался».— «А если бы предложил?» — «Юрий Михайло­вич,— сказала Тамара.— Что мы все обо мне да обо мне? Со мной все ясно».— «Мне кажется, если бы ты захотела, ты бы могла выйти за него замуж».— «Как же я могла бы, когда у него есть жена?» — «Он же развелся». Она странно посмотрела, замолчала.

Принесли салаты и водку. Тамара выпила одним духом, Потяну­лась к сумочке, «Тут курить нельзя»,— предупредил Юшков. Она сказала: «Если б я очень хотела, я как-нибудь устроила бы свою судь­бу». «Конечно,— поторопился кивнуть Юшков.— Куда тебе спешить».

Володя смотрел на него, силясь вспомнить. Узнал. Опустил голову да грудь, решая, заметить или не заметить. Решил заметить. Поднял­ся, шатаясь, пошел между столиками: «Юра? Юра, друг...» Тряс руку. Сел рядом. «Юра, скажи, что тебе надо. Володя все для тебя сделает. Помнишь, как мы...— Он явно не знал сам, что надо помнить, но ему казалось, что помнить есть что.— Анекдот про апельсины, помнишь, ты мне рассказывал?» «Отличный анекдот»,— улыбаясь, кивнул Юш­ков. Никогда он не рассказывал Володе анекдоты. Тот путал его с кем-то. «Отличный, Юра, анекдот».— «Выпей с нами». Юшков поискал гла­зами официантку, чтобы заказать для Володи. Тот прижал руку к впа­лой груди: «Извини, Юра. Не могу. Полная кондиция. Будет перебор. Не могу».— «Обижаешь».—«Я? Тебя? Юра! Если что надо...» Поднялся, пятился. Блондин за его столиком ревниво поглядывал. Володя вер­нулся к нему.