Софринский тарантас

ПОВЕСТИ

СЕРДЕЧНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ

Сегодня дежурю в приемном. Я здесь на подмоге, временно переброшен со «Скорой».

За окном ночь. И темнота пугливо жмется к окну. Районная больница перегружена. Больные лежат в коридорах, ванных, холлах, везде, где только есть возможность поставить койку, раскладушку или же кинуть матрац. Всему причиной весна, в этот период обостряются многие заболевания, да и в придачу замучила эпидемия гриппа, столько осложнений, ну просто ужас.

Я без медсестры, она на больничном с почечной коликой. Два дня назад на все приемное была одна санитарка, да и та уволилась. Крохи ей платили в больнице. Сейчас она на заводской проходной, сидит себе, носочки вяжет и в ус не дует, каждый месяц ей за такое вот сидение сотенка в карман перепадет, а в приемном она без сна день и ночь трудилась, а платили восемьдесят рэ, да и то не всегда, в основном семьдесят. Короче, верчусь я один. Сам диагностику больным делаю, переодеваю их в больничную одежду и сопровождаю в палаты. Кроме всего, я должен заполнять врачебный журнал дежурств, делать скоропомощные инъекции и прочее, включая, конечно, и хирургические обработки. Контроль за температурой в больничных палатах тоже на мне. Сегодня только пришел на дежурство, как забарахлила кочегарка. Я обратился за помощью к кочегарам. А они на меня с лопатой да как заорут: «Мы не виноваты. Это уголь такой непутевый, вместо орешника привезли сыпун. Даже на максимальном поддуве он еле тлеет».

Вместе с ними иду к шефам на заводскую проходную и прошу их, чтобы, они дали больнице взаймы двадцать пять ведер хорошего угля. Всем палатам нужно тепло как воздух. Ночью обещали заморозки до минус десяти. А главная сестра больницы, как назло, обрадовавшись первым солнечным денькам, выставила из всех окон вторые рамы. Больничные кочегары любят, чтобы за них хлопотали. Вот один из них, с торчащими из-под кепки седыми прядями, участливо посмотрел на меня и сказал:

— Молодец доктор, хоть ты побеспокоился. Мы сегодня сказали завхозу, уголь непутевый. А он говорит, топите… Да пойми ты, доктор. Как так можно землей топить. Другое дело бы — люди у нас здоровые были, а то ведь все больные. А болезням только этого и надо… И вновь тогда врачам по утрянке придется лечить больных от новых болячек, в результате холода возникших.

«Эх, если бы все понимали нас, как этот кочегар…» — подумал я.

Кроме кочегарки на мне и пищеблок. Вовремя надо снять пробу, проверить чистоту, закладку пищи на будущий день. Короче, работы невпроворот, больше, чем на «Скорой».

Я сижу за столом и, наклонившись над журналом дежурств, заполняю его. Вдруг скрипнули тормоза за окном. Вздрогнув, кинулся к окну. «Могущественный» белый автомобиль задом подъезжал к дверям. Опять «скорая». Я поправил на голове шапочку, взял в руки фонендоскоп, ощупью проверил наличие шариковой ручки в кармане. Через минуту дверь отворилась, и врач с фельдшером на носилках внесли молодого парня в белом халате. Всего перевидал я за свои два года врачебной практики, но такое видел впервые. На носилках лежал мой коллега, да мало того — бывший однокурсник. В направлении подозревался инфаркт. Я удивился.

— Алексей, что случилось?

Он был бледен, молчал. Рукой чуть шевельнул и отвел в сторону голову. Видимо, острая боль в сердце не давала говорить.

Отпустив «скорую», я быстро прослушал его сердце, измерил давление, оно было под двести. Тут же, на месте, сделал внутривенное вливание и обезболивающий укол, снял электрокардиограмму. На электрокардиограмме диагноз подтвердился, у Алексея оказался инфаркт. Очень осторожно с помощью хирургической сестры мы переправили его в изолятор. Там было тихо, а для инфарктников тишина и неподвижность в первые дни болезни есть немаловажный фактор в успешном выздоровлении. Чтобы не тревожить его, я не задавал ему вопросов. Делал все быстро. Поставил капельницу. Из дома вызвал лаборантку и главного терапевта. Я волновался за Алексея всю ночь. Ведь он как-никак тоже врач «Скорой», только в отличие от меня работает на Второй подстанции, обслуживающей новый микрорайон города. На следующий день, когда я утром, сдав дежурство, зашел к нему поинтересоваться его состоянием, он, немного окрепший, тихо рассказал мне о том, что с ним случилось.

На «Скорую» поступил вызов: человек умирает. Очередь ехать была его. Шофер мчался как ветер. Три раза они с риском, для себя нарушили правила уличного движения при переезде перекрестка, А на одной из загородных колдобин «уазик» так шибануло, что открылись все дверцы. Чудом доктор не выпал из машины.

Он торопливо бежал и по лестничным ступенькам на четвертый этаж. И откуда у него тогда силы взялись? Видимо, врачебный долг был превыше всего. Он жаждал спасти больного во что бы то ни стало. Наконец нужная дверь близка. Он нажимает кнопку звонка.

Женщина в модном атласном халате за руку вводит его в богато меблированную залу. Увидев человека, он вздрагивает. Перед ним не больной, перед ним высокопоставленнейший человек города, без пяти минут мэр. На душе у доктора становится страшно.

Сидящий перед ним человек пьян.

— Это вы вызвали?.. — тихо спросил он, и обида, горькая, злая, охватила его. Ему хотелось крикнуть этому суперчиновнику: «Да как вы смеете в таком виде «скорую» вызывать? Наша станция задыхается. Сорок два вызова не обслужено, а вы…»

Высокопоставленная личность поднялась из-за стола и, пошатываясь, подошла к доктору.

— Парень, если бы ты знал, как у меня голова болит… — И дружески хлопнул его по плечу. — Короче, я знаю, что у тебя кое-что есть… Ну чего ты, расстегивай сумку…

Врач до последней минуты был мужественен.

— Магазины закрыты… — как ни в чем не бывало продолжил он. — А голова болит, нет мочи…

Его сытое лицо выражало торжественность и высокомерие. Доктор был для него ничтожеством.

В каком-то отчаянии, чувствуя, как неимоверно сильно нарастает боль в сердце, Алексей тихо сказал:

— И вам не стыдно?..

Лицо у высокопоставленной личности судорожно задергалось, но не смутилось. Через минуту, абсолютно уверенный в безнаказанности своего поступка, он, не сдерживая себя, расхохотался.

— Это надо же, он меня еще и винит. У меня горло болит, у меня ангина. У меня к лекарствам аллергия. Завтра же я вызову на ковер твоего главврача…

Алексей, крепко держа в руках медицинскую сумочку, с трудом вышел из подъезда. Липкий пот заливал лоб и лицо. Словно примирившись с ситуацией, он повалился тут же на скамейку у подъезда.

В этот же день, узнав фамилию высокопоставленной личности, я решил ему позвонить, я хотел сообщить ему, сказать, что доктор, которого он вызвал вчера поздно вечером, в очень тяжелом состоянии. Но секретарша то и дело заявляла, что шеф не отвечает на посторонние звонки. Я кинулся к главврачу больницы, начал умолять и просить его, чтобы он соединил меня с высокопоставленной личностью. Тот под моим неимоверным нажимом сделал это. И когда я, волнуясь, рассказал этому великому человеку, в каком состоянии находится доктор со «Скорой», которого он вчера вызывал, тот вдруг, вместо того чтобы посочувствовать, самодовольно хмыкнул:

— А я думал, доктора не болеют… — и положил трубку.

В травмпункте не хватает врачей. И меня на недельку направили помочь в приеме травматологических больных. Травмпункт одна из горячих точек больницы. Он расположен по соседству с приемным покоем. Площадь его большая. Он имеет операционную, предоперационную, приемную и крохотную комнату отдыха. Я попал в подчинение старейшего травматолога города Иван Ивановича Спичкина. Он всегда защищал молодых врачей. Его маленькая медицинская шапочка сидела на голове набекрень. Почти всегда, задумываясь перед сложным случаем, чесал он затылок, и поэтому она сама сползала на лоб. За каждым ухом у него торчали сигареты. Он считал, что так их удобно брать, всегда они под рукой, на подхвате, да и с пачкой возиться не надо. При разговоре руки держал на широких поясных тесемках хирургического халата. И хотя Иван Иванович был маленького роста, но именно эта поза придавала ему солидность и несколько сантиметров роста.