Изменить стиль страницы

Практика приглашения «немецких баронов» привела к тому, немцы,

составляя
не более 1% населения России, заняли треть высших чиновничьих и военных
постов. А в
Министерстве иностранных дел России — более 50%.

Дворянину — великороссу было гораздо труднее сделать служебную карьеру, чем немцу. Это так укоренилось в системе царской власти, что герой Лейпцигского сражения генерал Ермолов с дерзкой насмешкой обратился к Царю: «Государь, запишите меня в немцы!». И неудивительно, что во времена Ермолова Царя окружали сплошь Бенкендорфы, Ливены, Нессельроде. Да и позднее когда Царь Николай Второй отдал под суд генералов, проигравших Русско–Японскую войну 1904–1905 годов, то из пяти генералов: Линевич, Стессель, Фок, Рейс и Смирнов — четверо имели нерусское происхождение.

Теперь о дворянах — поляках. Напомню, по данным переписей 1795 года в центральных губерниях России на одного помещика приходилось в среднем 18–20 «крепостных» крестьян. А на одного помещика в Прикарпатье и Верхнем Приднепровье по переписи 1795 года — в 2 раза меньше. Ясно, что в Королевстве Польском ко времени присоединения к России было много обедневших «ляхов». Ясно, что гонористые «ляхи» были не в восторге от раздела Польши. Отсюда польские восстания 1794, 1830, 1846, 1848 гг. Царские войска эти восстания подавили. Конечно, часть организаторов восстаний отправляли в Сибирь. А их «крепостные» владения передавали другим дворянам. (Так, например, Тарас Шевченко стал «крепостным» немецкого помещика). Но самую существенную часть гонористых «ляхов» после присоединения Двор Романовых пригласил к себе на службу. В результате к 1863 году поляки составляли четверть служилых сословий России[74].

В западных губерниях поляки доминировали безраздельно.

Но ведь Цари «жаловали» поселения великороссов не только татарским мурзам, немецким баронам и польским ляхам. Такая политика «кормления» применялась и в отношении знати присоединенных территорий Кавказа, Крыма, Туркестана. Представте, что крымские, кавказские прочие азиатские князья отдали русским князьям, (в случае покорения России), свои села, аулы, кишлаки! это же просто невозможно!..

А Двор Романовых раздавал покоренным нерусским князьям русские поселения.

Выше в главах 3–15 показано: абсолютное большинство «крепостных» крестьян было сосредоточено в центральных губерниях, где абсолютное число «податных» — великороссы. На остальной огромной части Царской России число «крепостных» податных было ничтожно. Значит, большинство поселений, которые Двор Романовых передавал дворянам — инородцам «для кормления» — это поселения великороссов.

Обобщая исследование дворянства времен крепостного права, приходишь к печальному выводу. В Древней Руси, русские князья средней части Русской равнины платили «дань» татарским ханам деньгами и пушниной. Двор Романовых для поддержания покорности соседних народа — фактически, платил тоже «дань» местным «князькам» служебным жалованьем и «натурой» — поселениями великороссов.

Что изменилось после отмены крепостного права?

Диаграмма 22.1 показывает, что и после отмены крепостного права к 1897 году численность дворянства продолжала удваиваться. Ясно, оплата их службы Двору Романовых тоже увеличилась. За счет чего? Деньги с неба не сваливаются. Их Двор Романовых мог получить с поддатных всей территории Царской России. О той несправедливости, которая творилась в податной сфере экономики Царской России, размышляли и писали многие.

И писатель Федор Михайлович Достоевский.

И русский историк, журналист и писатель Михаил Петрович Погодин.

И журналист, издатель общерусской газеты «Новое время», Алексей Сергеевич Суворин.

И русский философ и публицист Василий Васильевич Розанов.

Обобщение их мнений сделано в публикации:

Сергей Сергеев. Нация в русской истории[75].

Для данной главы имеет смысл показать разницу отношений власти Царской России к жителям центральных губерний и к жителям периферийных присоединенных земель.

«В Финляндии православным запрещалось преподавать историю, в то время как финны могли занимать любые должности на территории всей империи. Вообще, княжество Финляндия представляло собой, по сути, независимое государство, имевшее свой парламент (язык заседаний которого был шведский) и не платившее налоги в имперскую казну. Финские товары продавались в остальной России беспошлинно, а русские товары в княжестве пошлиной облагалась».

В Прибалтике власть фактически принадлежала корпорации остзейского дворянства, делопроизводство и преподавание в учебных заведениях велось на немецком языке, на нем же (до 1885 года) рижские бургомистры вели переписку с царским правительством.

Туркестан.

«С 1868 по 1881 год из Туркестана в Государственное казначейство поступило около 54,7 млн рублей дохода, а израсходовано было 140,6 млн, то есть почти в 3 раза больше. Разницу Туркестанский край «изъял» за «счет податных сил русского народа».

Из отчета полковника А. Н. Куропаткина Военному министерству, 1879 год:

«Оседлое население Туркестанского края по своему экономическому положению стоит в значительно лучших условиях, чем земледельческое население России, но участвует в платеже всех сборов в гораздо слабейшей пропорции, чем русское население».

Кавказ.

«В 1890‑х годах государство тратило на Кавказ до 45 млн. в год, а получало только 18 млн. Естественно, дефицит в 27 млн опять–таки покрывал великорусский центр».

Из рапорта управляющего Бакинской казенной палатой А. А. Пушкарева, начало 1880‑х:

«Несравненно богатейшие жители Закавказского края по сравнению с какой–нибудь Новгородской или Псковской губерниями, платят вчетверо меньше по смете гражданского управления, не считая военной».

Как видите, разница отношений власти Царской России заключается в том, что перерасход в присоединенных землях компенсируется «изъятием» доходов податного русского народа центральных губерний. то есть у великороссов. Как это можно осознать:

«В 1868–1871 годах русские центральные земледельческие районы, приносившие 10,39% дохода, расходовали только 4,6% от общего бюджета, а в 1879–1881 годах показатели доходов и расходов были 11,1 и 5,42% соответственно. Центральный промышленный район давал бюджету в 1868–1871 годах 6,2% дохода, а расходов на него приходилось 3,3%, в 1879–1881 годах эти показатели составляли 6,34 и 2,83%. Получалось, что в среднем на душу населения в губерниях Европейской России приходилось в 1,3 раза больше прямых податей, чем в Польше, в 2,6 раза больше, чем в Закавказье, почти в два раза больше, чем в Туркестане. По некоторым подсчетам, население окраин ежегодно «обогащалось» в среднем на сумму от 12 до 22 рублей на одну душу мужского пола».

Поэтому неудивительно возмущение А. С. Суворина:

«…Центр наш стал ослабевать еще с XVIII столетия. Из него брали все, что можно было взять, — деньги, войска, интеллигенцию — и почти ничего в него не возвращали, то есть не удобряли землю, не насаждали земледельческих школ, не распространяли грамотности, не учреждали высших учебных заведений, даже обходили железными дорогами. Наш Центр изнемогал под бременем расходов и напряжением всех своих сил создавал мощь государства, а государство, расширяясь в границах, забывало этот Центр. <…> Бедные русские селения остаются в таком же виде, как при царе Алексее Михайловиче….»

О том же писал В. В. Розанов:

«Ничего нет более поразительного, как впечатление, переживаемое невольно всяким, кто из центральной России приезжает на окраину: Калужская, Тульская, Рязанская, Костромская губернии — и вся центральная Русь напоминает какой–то старый чулан со всяким историческим хламом,.. Можно подумать, что «империя» перестает быть русской, что не центр подчинил себе окраины, разросся до теперешних границ, но, напротив, окраины срастаются между собою, захлестывая, заливая собою центр, подчиняя его нужды господству своих нужд, Русские в России — это, на них возлагают все тяжести и уплачивают за труд ударами бича».