Макс знал, что облажался, когда спросил её, не хочет ли она выйти за него замуж перед Молли и своей семьёй. Что заставило его сделать нечто настолько глупое? Нет, зачеркнём это. Он точно знал, что его заставило. Кари Мерфи сделала это: её губы, глаза, голос, шелковистая нежная кожа, дерзкий язык, интеллект, её рука в его руке, крохотные веснушки на носу. Но маленькие веснушки или нет – это было не то, почему он хотел жениться на ней, чёрт побери!

Макс должен был думать не только о проклятии семьи Даттон, но и своей личной жизни, и о том факте, что был уже слишком стар, чтобы меняться. Все его женатые друзья мечтали о том, чтобы в любое время всё бросить и делать то, что хочется. У него было всё: прекрасная семья, большой дом, неприкосновенность частной жизни, и теперь, даже великолепный ребёнок, с которым Даттон мог проводить своё время. Почему он должен разрушать свою сказочную жизнь, женившись?

Макс покачал головой. Кари Мерфи околдовала его каким-то злым заклинанием, которое заставляло говорить и делать безумные вещи. Это всё её вина. Мужчина глубоко вздохнул. Кого, к дьяволу, он хотел обмануть? Макс никогда ещё не был влюблён раньше, но в последнее время постоянно задавался вопросом, могла ли эта «вещь», эта «колющая боль», которую он ощущал в своём желудке, быть любовью. Даттон почувствовал это прежде, чем его мать во всём созналась и отдала письма. Каждый раз, когда Кари входила в комнату, мужчина чувствовал неизвестное покалывание в груди. При мысли о том, что он познал это труднонаходимое чувство под названием любовь, являющееся вдохновением для многих стихов, у него сдавливало горло, и руки становились мокрыми от пота.

Кари Мерфи удалось превратить его в сентиментального болвана. Какой дебил стал бы опускаться на колени у костра в присутствии всех своих родственников и просить диетолога, ненавидящего хот-доги, стать его женой?

Именно этот дебил. Чёртов дурак. Обладающий гигантским комплексом, сидящий с кружкой пива в руке рядом с кучкой проклятых нытиков в тёмной нише шумного бара, и наблюдая, как его женщина обжималась с мальчишкой, который думал, что обладает физическими способностями, благодаря которым сможет отнять у него работу, а также склеить девушку, которая тоже принадлежала ему. На каждой тренировке, четыре дня в неделю, Макс должен был соревноваться с Дереком Хоффманом, а теперь ему нужно было, даже в своё свободное время, иметь с ним дело?

Дерьмо! Кари снова сделала его для Хоффмана. Это греховное медленное движение бёдрами, в своём платье, скользящем слишком высоко, пока они танцевали свои «Грязные танцы».

— А она действительно горячая штучка. Кто это танцует с Дереком?

Макс через стол посмотрел на Тэда, их нападающего форварда, которому каждую неделю приходилось бороться за свои сто десять килограмм. Тэду действительно хватило наглости пялиться на Кари, в то время как он сидел здесь и вел борьбу с самим собой, чтобы не отбросить стол со своего пути и не стереть Хоффмана в порошок.

Он снова посмотрел на танцпол и ещё раз бросил долгий взгляд на ноги Кари в этих туфлях на высоком каблуке и, наблюдая, как её тело извивалось, когда она покачивала бёдрами, будто бы женщина не была матерью его ребёнка.

Рука Хоффмана скользнула по её талии. Его руки были так близко к попке Кари, что Максу пришлось стиснуть зубы.

Бинер, полузащитник «Кондорс», заёрзал на стуле взад и вперёд.

— Я мог бы наблюдать за ней всю ночь.

Макс почувствовал, что его кровяное давление подскочило. Он с силой хлопнул ладонью по столу.

Винт, Бинер и Тэд посмотрели на него так, как будто он сошёл с ума.

— Если кто-нибудь из вас скажет ещё хотя бы слово, я выставлю его вон.

Бинер усмехнулся.

Двое других молчали, когда Макс встал, и направился к танцполу.

— Что его укусило? — пробормотал Бинер.

— Думаю, что сегодня мы увидим несколько летающих кулаков, — сказал Тед немного громче, чтобы перекричать музыку.

Макс подошёл к Коулу сзади и похлопал его по плечу. Тот обернулся.

— Чего тебе?

— Могу я одолжить у тебя Ребекку на минутку?

— Конечно, — сказал Коул, повернулся к женщине и её подругам, которые были самыми большими поклонницами «Кондорс».

Ребекка закатила глаза.

— Я всё ещё сама могу принимать за себя решения.

— Хочешь потанцевать? — спросил Макс.

Женщина подняла подбородок.

— Ты только используешь меня?

— Боюсь, что так, — ответил Макс честно. — Можно было бы так же сказать, что ты окажешь мне услугу, и я тоже буду обязан тебе чем-нибудь.

— Всё, что я захочу?

— Всё, кроме этого, — сказал он, когда её взгляд упал ниже его пояса.

— Что ж, — ответила она, выходя из ниши и разглаживая свою юбку. — По крайней мере, он вытаскивает меня потанцевать. Коул навёл на меня смертельную тоску своим нытьём о какой-то женщине, которая делает вид, что отношения не для неё. Всё это мы уже проходили, — сказала она. — Женщина впустую тратит своё время.

Коул оглянулся через плечо на Линдси и Кари.

Макс удивлённо поднял бровь и спросил себя, почему Коул позволил Линдси так себя одурачить.

— Я уже поговорил с Терминатором, — сказал Коул, очевидно, прочитав его мысли. — Он знает, что будет терпеть неудачи каждый раз до конца сезона, если прикоснется к ней, — он ободряюще похлопал Макса по плечу. — Удачи.

Макс пошёл на танцпол, и Ребекка последовала за ним.

Через динамики зазвучала «The Next Episode» Снуп Догга. Ребекка, не теряя времени, обхватила Макса за талию и начала тереться об него бёдрами, чтобы в полной мере насладиться его затруднительным положением. Она взяла инициативу на себя, и Макс задался вопросом, не легче было бы решить этот вопрос по старинке, подойти к Хоффману и предложить ему выйти за дверь.

Пока Ребекка проявляла своё обаяние, он поймал Кари на том, что она краем глаза наблюдала за ним. У него не было никакого желания для игр, и Макс знал, что вёл себя по-детски, но это не остановило его от ухмыляющейся Ребекки и ответного движения бёдрами, которое он усовершенствовал за время, проведённое в колледже.

Через пять минут Макс заметил, что Кари исчезла. Он сжал руки в кулаки, пока оставлял Ребекку в одиночестве на танцполе и пошёл в наступление. По словам ребят из бара, Кари и Хоффман ушли вместе.

Макс покинул ночной клуб и был благодарен за прохладный бриз, обдувающий его лицо. Он услышал, как захихикала женщина, которую мужчина не знал, пока один из его товарищей по команде помогал ей забраться в машину. Кари нигде не было видно, также как блестящего красного «мустанга», на котором приехал Хоффман.

Впервые с тех пор как мужчина встретил Кари у доктора Стоуна, Макс понял, что всё кончено. Он полностью всё испортил, когда спросил её, хочет ли она стать его женой. Это был паршивый вопрос, и Кари, и он поняли это сразу, как только слова были произнесены. Даттон надеялся, что сможет всё исправить благодаря Молли, и под давлением добиться согласия её матери.

Макс перевёл взгляд обратно на клуб, и решил, что может ещё ненадолго остаться. Но вместо этого пошёл к своей машине. Мужчина абсолютно ничего не соображал. Он знал, что на самом деле Кари хотела услышать признание в любви. Но Даттон не был особенно хорош в этих чувствительных девчачьих штучках. Проклятье! Он даже не был уверен, что смог бы распознать любовь, если бы она укусила его за зад.

Макс был старшим братом, защитником и единственным сыном своей матери. И теперь также был отцом. На нём было слишком много ответственности для одного человека. У Даттона не было времени, чтобы сесть и обдумать эти сентиментальные вопросы о любви. Может быть, если бы он посмотрел несколько романтических фильмов, которые снова и снова пересматривали сёстры, всхлипывая перед телевизором, то смог бы понять, что на самом деле хотели женщины и о чём они думали. Макс не имел ни малейшего представления о таких вещах. Все эти разговоры о покупках и моде не помогли ни в малейшей степени.

И песни о любви – ради Бога! Что это, собственно, должно было быть? Был ли он действительно последним единорогом? Последним мужчиной в мире, который не имел ни малейшего представления о том, что такое – настоящая любовь?