И Белов увлеченно принялся доказывать, что с помощью этой волшебной атмосферы можно будет совершать запланированные грандиозные открытия, которые позволят человечеству сделать огромный скачок в развитии. Он говорил о прогрессе цивилизации, о школах будущих гениев. Утверждал, что результаты экспедиции на большой спутник Фар смехотворны по сравнению с открытиями Дробного и что самая большая ценность, которую мы доставим на Землю, - это он сам, Виктор Дробный.

А я почему-то думала, что, кроме меня, у того, прежнего Дробного, были отец и мать, которые любя г. его и ждут. Я пыталась представить, какой будет их встреча и как сложится земная жизнь у нового Виктора Дробного. Суждено ли ему остаться живым генератором идей и открытий, или он сумеет остаться еще и человеком, с его радостями и болью, сомнениями и ошибками. Я не выдержала и спросила об этом Белова.

Эрнст запнулся и не очень уверенно ответил:

- Это в тебе говорит женщина. А вообще-то… Конечно, все не так просто, и понадобится еще множество экспериментов, прежде чем мы научимся использовать чудесный дар планеты… - Он пристально взглянул на меня и закончил: - планеты Виктории. Ты не будешь возражать, если мы назовем ее так?

Я промолчала, и он неслышно вышел, осторожно прикрыв за собой люк.

…До старта остаются считанные минуты. За иллюминатором проплывают низкие фиолетовые тучи и яркие вспышки разрядов озаряют разросшиеся острова зелени, отражаются в темной, иссеченной каплями воды поверхности озер.

Виктория провожает нас грозой. Я вглядываюсь в фиолетовую, озаряемую вспышками бездну над головой и думаю, сколько противоречивых истин еще воздвигнет она на нашем пути. Я знаю: за право познать сокровенные глубины этой непостижимой, извечно манящей человека бесконечности, нам не раз еще придется платить самой высокой, самой дорогой ценой.

БОЛЬШОЙ ДУБЛЬ

I

Исследовательский корабль, стартовавший с Плутона, взял курс на Землю. Экипаж понемногу приходил в себя после нескольких месяцев напряженной, изматывающей работы. Приводились в порядок наспех сделанные записи, обобщались результаты экспериментов, тщательно классифицировались образцы пород и грунта. Впервые за много дней в информационном отсеке затрещали игровые автоматы и пошли в ход видеокассеты с семейной хроникой.

Заглянув в отсек, Руководитель экспедиции встретил подчеркнуто спокойный взгляд Капитана, игравшего с Биохимиком в шахматы, и поспешил удалиться. С первых дней полета между ним и Капитаном возникли натянутые отношения. Руководитель был молод, не лишен честолюбия, и уверенность, с которой держал себя Капитан, его раздражала. Главный космический устав предписывал обоим равные права, но авторитет Капитана, человека пожилого, разменявшего не один десяток лет на космической вахте, был столь велик, что участники экспедиции советовались с ним даже по чисто научным вопросам. И хотя Капитан в таких случаях неизменно отсылал их к Руководителю, тот не мог побороть ревнивой досады. Его раздражало даже то, что Капитан, такой уверенно-властный на корабле, старался держаться в тени после высадки на Плутоне, работал наравне со всеми, хотя это и не предписывалось уставом. Несколько раз Руководитель делал ему мелкие, ненужные замечания, хотя в душе и корил себя за несдержанность. И то, что Капитан сносил их молча, только глядел на него снисходительно, даже добродушно, как глядят опытные отцы на опрометчивые, но безобидные выходки своих чад, лишь усиливало неприязнь Руководителя.

Зайдя в каюту, он сиял с полки томик Тургенева, перелистал его, затем, не в силах побороть привычки к активной работе, сел за отчет.

Руководитель не любил отчетов. Ему казалось, что все, увиденное в далеких мирах, такое красочное, неповторимое и странное в глазах землян, словно блекнет и растворяется в сухих строках научных терминов и цифр.

К тому же экспедиция, хотя и сделала немало, чего-то необычайного, такого, на что в глубине души надеется каждый, уходящий в подобный рейс, не обнаружила. Ни сверхновых веществ с чудесными свойствами, ни поражающих воображение залежей, ни незнакомых форм жизни. И хотя Руководитель понимал, что подобные вещи куда чаще встречаются в фантастических романах, чем обстоятельных научных отчетах, самолюбие его страдало.

Он продиктовал несколько фраз, рассеянно глянул, как из-под плоского аппарата выползло несколько сантиметров узкой перфоленты, потом задумался и попытался представить себе лицо пятилетней дочери, которая вместе с другими родственниками будет встречать его на космодроме. Она запомнилась ему одетой в пестрое летнее платьице, расстроенной, с тополиной пушинкой, дрожавшей на верхней губе.

Вздохнув, он снова принялся за отчет, по тут кресло словно нырнуло вниз, увлекая его за собой, закачался и уплыл в сторону иллюминатор; падая, Руководитель ударился затылком о рукоять входного люка и едва не потерял сознания. У него было ощущение, будто корабль на полном ходу прошел сквозь слой вязкого теста, - ни металлического скрежета, ни треска ломающихся переборок, сопровождающих обычно столкновение с твердым небесным телом, Руководитель не услыхал.

Его поразила наступившая внезапно тишина, не нарушенная обязательной в таких случаях резкой трелью тревоги. Руководитель тяжело поднялся и, ощущая растущее беспокойство, потирая ушибленный затылок, кинулся в рулевой отсек.

Обратив к нему побледневшее лицо, Пилот пробормотал:

- Ничего не понимаю! Никаких тревожных сигналов, и вдруг…

- В чем дело? - спросил Капитан, шагнув в отсек. Взглянув на него, Руководитель вновь почувствовал ревнивый укол в сердце - Капитан был гораздо спокойнее его. Пилот вытянулся и хотел было ответить, но внезапно глаза его округлились, он безмолвно протянул руку к пульту. Они увидели, что стрелки приборов безжизненно замерли у пулевых отметок, а все световые индикаторы и экраны медленно гаснут. Капитан озадаченно качнул головой:

- По-видимому, отключилась приборная панель. Но почему?… - оборвав фразу, он обернулся к Пилоту. - Может быть, вы все-таки объясните, что произошло?

- Не было никаких тревожных сигналов, - повторил Пилот. - Сразу после толчка, как и положено по инструкции, я включил сирену, но она не сработала.

Капитан сел в пилотское кресло и защелкал тумблерами. Приборы были мертвы. Тут Руководитель вдруг понял причину не покидавшего его тревожного чувства: он не ощущал привычной вибрации. Руководитель глянул в иллюминатор - по его иссиня-бархатному полю, как и прежде, ползли серебристые точки звезд.

- Ничего не пойму, - растерянно сказал оп: - Двигатели не работают, а мы летим.

- Вот-вот, - вполголоса хмуро произнес Капитан, который, видимо, тоже сушил голову над этой загадкой. - Весь вопрос в том, куда мы летим? Он потянулся было к кнопке внутрикорабельной связи, потом отдернул руку и сказал: - Не имеет смысла. Не работает, как и все остальное. К тому же, судя по шуму в коридоре, остальные участники экспедиции будут сейчас здесь.

Действительно, вскоре сквозь овальный проем люка протиснулись Геолог, Биохимик и Инженер.

- Пока что дело есть только для вас, - обратился Капитан к Инженеру, пропустив мимо ушей их недоуменные восклицания. - Постарайтесь выяснить, не повреждена ли приборная панель. Но учтите, что времени у вас не больше пяти минут.

- Не слишком-то много! - саркастически заметил Руководитель. Капитан бросил на него какой-то отрешенный взгляд и ничего не ответил.

Через некоторое время Инженер поднял над разобранной панелью покрытое каплями пота лицо и виновато произнес:

- Как будто все в порядке…

Капитан кивнул, казалось, такой ответ вполне его устраивает. Он помедлил немного, окинув взглядом сгрудившийся в отсеке молчаливый экипаж, затем, неожиданно твердо чеканя слова, произнес:

- На корабле аварийная ситуация. Приказываю всем, кроме Пилота, занять места в спасательных капсулах и ждать моих распоряжений!