— Вот что, графиня: мне непременно нужно иметь право во всякое время явиться к вам и говорить с вами так, чтобы никто не подозревал даже о наших отношениях. Вы понимаете, конечно, графиня, как важно то, о чем я вас прошу? Можете вы устроить это?

Графиня улыбнулась.

— Теперь я докажу вам, капитан, как я вам доверяю. Фаншета, возьми лампу; пойдемте, капитан!

Глава V

ПОЧЕМУ КАПИТАН ВАТАН СОЗНАЛСЯ В ДУШЕ,

ЧТО СЛУЧАЙ — ВЕЛИКИЙ РАСПОРЯДИТЕЛЬ

Графиня заперла на задвижку обе двери будуара, подошла к огромному портрету графа дю Люка и прижала крошечным пальчиком пружину, скрытую между украшениями рамы. В ту же минуту часть обоев отодвинулась, огромный портрет повернулся, и они очутились у входа в длинный темный коридор. Графиня взяла у Фаншеты лампу.

— Идите за мной, мои союзники, — сказала она, улыбнувшись. — Вы видите, здесь, как во всех крепостях, есть тайные, никому не известные ходы. Я могу выдерживать осаду и уйти, не опасаясь, что меня кто-то остановит.

— Morbleu! — воскликнул капитан. — Клянусь душой, само небо за нас. Это превосходное и надежное средство сообщения.

— Да, — с улыбкой подтвердила графиня, — никто не подозревает о существовании этого подземелья. Оно идет очень далеко и имеет два выхода, один — за заставой города, около Бастилии, а другой — на берегу Сены.

— И вам точно известно, что о существовании подземелья никто больше и не подозревает?

— По крайней мере, я уверена, что о нем знает еще только один человек.

— Гм! — заметил как бы про себя капитан. — А это много значит.

— Но нам незачем торопиться, — проговорила графиня, снова запирая вход в коридор, — прежде чем мы пойдем посмотреть подземелье, я вам расскажу, как сама о нем узнала. Это стоит послушать.

Поставив лампу на стол, она снова села. Сели и капитан с Фаншетой.

— Я коротко расскажу вам. Когда граф дю Люк уехал от меня, как вы знаете, капитан, жизнь в Мовере сделалась для меня невыносимый; кроме того, мне хотелось всячески быть поближе к нему; с глупой нежностью любви я воображала, что разлука станет мне не так тяжела, когда мы будем дышать с ним одним воздухом; наконец, живя в том же городе, я надеялась лучше все узнать о муже. По моему приказанию мэтр Ресту, мой мажордом, отправился приискать где-нибудь в захолустье Парижа дом, в котором я могла бы жить одна, никому не известная. Через неделю такой дом был найден и куплен за безделицу из-за ходившей о нем какой-то страшной легенды, вследствие которой жители квартала боялись даже проходить мимо него, а хозяева и совсем его бросили много лет тому назад. Но дом был почти совершенно разрушен; приходилось поправить его весь, даже самые стены. Я написала своему архитектору, мэтру Персевалю.

— Мэтру Персевалю?.. — переспросил капитан, как бы что-то припоминая. — Я, кажется, слышал эту фамилию.

— Очень может быть. Это известный архитектор; если б только он не любил так карточную игру, он мог бы составить себе огромное состояние.

— Да, да, — продолжал капитан, — мэтр Персеваль живет на улице…

— Сент-Оноре, — досказала графиня.

— Он самый, — подтвердил капитан. — Только это мне и надо было, — прибавил он мысленно. — Что же дальше, графиня?

— Я переговорила с Персевалем и просила его о главном: чтобы через две недели мне уже можно было переехать в дом, обещая за это прибавку в пятьсот пистолей. Он сейчас же принялся за дело, и оно пошло, как по маслу; однажды архитектор внезапно приезжает ко мне в Мовер. Разбирая часть одной стены, грозившей обвалиться, рабочие неожиданно нашли вход в коридор, который вел в подземелье с двумя выходами, как я вам говорила. Мэтр Персеваль немедленно приостановил работы и приехал ко мне спросить, что делать с этим ходом. Он обошел все подземелье; по его словам, оно было очень давно устроено, в нем нашлись даже побелевшие кости; оно было высоко и довольно просторно; сквозь незаметные трещины туда проникал воздух; вообще, по его словам, оно прекрасно сохранилось. В первую минуту я подумала заложить ход, но потом мне пришло в голову, что может быть, когда-нибудь он мне и пригодится, пожалуй. Я поехала с Персевалем в Париж и, велев кучеру ждать меня на Королевской площади, спустилась с архитектором в подземелье и осмотрела его. Мэтр Персеваль показал мне механизм, посредством которого отворяется ход, и научил отворять и запирать его; я просила, чтоб он провел коридор к моему будуару и закрыл его листом железа в величину портрета мужа, а в украшениях рамы скрыл бы пружину, которую я всегда могла бы без труда приводить в движение; таким образом, если бы и открыли случайно один из ходов, то ко мне все же нельзя было бы попасть без моего ведома. Я просила архитектора сохранить все в глубочайшей тайне и заплатила ему за это пятьдесят тысяч ливров. Мэтр Персеваль дал клятву и для большей безопасности сам приделал железную дверь, обтянул это место стены обоями, повесил портрет и приноровил пружину; это делалось ночью, и я одна помогала архитектору, светя во время работы. Видите, капитан, секрет никому не известен, потому что его знает, кроме меня, только архитектор.

— Так, так, графиня, но еще лучше было бы, если б и он этого не знал. У мэтра Персеваля есть кое-какие маленькие грешки, хотя он очень хороший человек; он играет, например, а я, признаюсь, всегда остерегаюсь пьяниц и игроков; страсть, доведенная до высшей степени, делает в данную минуту самого рассудительного и честного человека безумцем.

— О, неужели вы думаете?..

— Я ничего не думаю, графиня; я только указываю на существующий факт. Но оставим это; сделанного не переменишь; если позволите, пойдемте теперь осмотреть ваше чудесное подземелье, которое почему-то сильно мне полюбилось.

— Пойдемте, капитан; только предупреждаю вас, придется спуститься на шестьдесят три ступени вниз.

— Morbleu! — воскликнул, улыбнувшись, капитан. — Довольно глубоко.

— Благодаря этой глубине только, как мне сказал мэтр Персеваль, его до сих пор не открыли.

— И я то же думаю, — отвечал авантюрист. — Дай Бог, — прибавил он про себя, — чтоб этого вскоре не случилось! Но я буду следить.

Графиня прижала пружину, взяла лампу, и они втроем вошли в коридор.

Он был довольно широк, но немножко сыроват вследствие недавних работ, которые тут производились. После нескольких поворотов начиналась винтовая лестница с железными перилами; ступени были широки, сухи и совершенно хорошо сохранились — все шестьдесят три. Спустившись вниз, они очутились на маленькой площадке, в нескольких шагах от которой было два выхода.

Графиня пошла к правому; они в полном молчании быстро шли по небольшому узкому коридору. Сероватые стены казались одной из циклопических построек; пол был из мелкого, желтого, как золото, песка.

— Мы идем теперь под Целестинским монастырем, — сказала через минуту графиня и, указывая на большой выход влево, пояснила: — Отсюда можно пройти в другую часть подземелья.

— А! Понимаю, — заметил капитан.

Через десять минут они вдруг очутились у большой каменной глыбы.

— Вот мы и пришли! — засмеялся авантюрист. — Переход невелик.

— Не правда ли? — проговорила графиня. — Теперь смотрите.

Она взялась за приделанное к камню медное кольцо и слегка потрясла его. Глыба медленно опустилась под землю.

— Прелюбопытная вещь, ей-Богу! — довольно произнес капитан.

— Выйдите и посмотрите, нет ли кого на берегу, — промолвила графиня.

Авантюрист вышел.

Он очутился на берегу Сены; справа и слева поднимались высокие деревья; перед ним виднелся остров Лувье. Кругом было темно и безлюдно. Капитан осмотрелся и вернулся к графине.

— Никого нет, — сообщил он.

— Хорошо, идите же за мной. Они вышли из подземелья.

Наклонившись, графиня отыскала на одном из деревьев грубо вырезанный почти у самой земли мальтийский крест и показала его капитану; потом разрыла немного землю под деревом и открыла плоский широкий камень, посредине которого был бронзовый гвоздь с круглой головкой. Она потянула его к себе; каменная глыба сейчас же выдвинулась из-под земли, и вход в подземелье герметически закрылся; невозможно было догадаться, что он тут существует.