Им не нужен свет, чтобы найти себе дорогу куда угодно среди самой густой темноты.

У этих людей, сроднившихся с жизнью в лугах и на высоких саваннах, пальцы заменяют глаза; чуть коснувшись ногой земли, они уже знают точно, где они и какова дорога; а там, где бессильна нога, оказывает ту же помощь рука.

И кроме того, отправляясь на войну, они идут гуськом, один за другим, индейскими рядами: все затруднения пути падают на плечи первого, остальные идут смело по его следам. Еще до захода луны поднявшийся легкий ветер, усиливаясь с каждой минутой, превратился в сильный ураган, крупные капли дождя, падая на раскаленную за день солнцем землю, быстро высыхали.

Ночь грозила быть ужасной.

Все шансы в предстоящей экскурсии были на стороне индейцев; их численность, темнота, налетавший уже ураган, слепая уверенность ирокезов в их безопасности и полнейшее незнание готовящегося им так искусно обдуманного нападения значительно облегчали выполнение плана Шарля Лебо.

Он разделил свое войско на шесть отрядов.

Первый, состоящий из 15 избранных воинов под предводительством Мишеля Белюмера, должен был наблюдать за неприятелем и оберегать дом.

Четыре следующих, содержащих каждый по 15 человек, должны были атаковать краснокожих разом с двух флангов.

Мрачный же Взгляд должен был остаться в резерве и быть готовым явиться всюду, где только будут нуждаться в его помощи.

Передовая эскадра была выслана навстречу врагу с целью обмануть его, сосредоточить на себе все его внимание для того, чтобы остальное войско, пользуясь этим, могло напасть на него с противоположной, ничем не защищенной стороны.

Начальники отрядов, прибыв на место назначения, должны были дать Сурикэ условный сигнал; никто не имел права нападать раньше приказания главного вождя — приступ должен был начаться разом со всех сторон.

Шарль Лебо особенно настоятельно требовал послушания в этом отношении, потому что от него зависел успех экспедиции.

Все поклялись ему в беспрекословном повиновении.

Охотник знал их и вполне верил их клятве.

Условным сигналом был назначен крик лося.

Когда все было решено и приготовлено, отряды один за другим стали отправляться к месту своего назначения.

Проводив всех, кроме последнего отряда Мишеля Белюмера, Шарль Лебо еще раз дал строгое приказание своему другу быть настороже и, пожав горячо на прощанье его руку, поехал вслед за отплывшими воинами.

Прежде чем продолжать, мы должны объяснить положение ирокезов и средства защиты, которыми они располагали в случае нападения.

Нигамон, вождь ирокезов, с которым мы познакомились на первых страницах романа, был не только заклятый враг французов, доказывая это при каждом удобном случае, но дерзкий разбойник, больше — закоренелый бандит, не щадящий ни врага, ни друга и признающий одно только право — сильного. Одинаково ненавидя французов и англичан, он грабил и обирал их безжалостно, как только предоставлялась к тому возможность.

Различие национальности для него не существовало: довольно быть белым, чтобы сделаться его злейшим врагом, которому он вечно будет мстить за смерть и скальпы своих братьев краснокожих.

В то время как завязалась ожесточенная война французов с англичанами, унося тысячи жертв, Нигамон с удивительной для дикого ловкостью воспользовался отсутствием правительственных войск, чтобы нападать на колонистов, уничтожать их плантации, расхищать и поджигать их дома, захватывать мужчин, женщин и детей и, притащив за собой как триумф победы в свой лагерь, мучить их, терзать, скальпировать и даже жечь живыми, лишь бы только уничтожать как-нибудь это ненавистное ему племя, причинившее так много зла красной расе.

Он набрал под свое покровительство пятьдесят таких же смелых, зверски жестоких, беспощадных разбойников, каким был сам.

Собрав их на великий совет, он объявил им план действий.

Ирокезы были в восторге от него и клялись идти за ним всюду.

Переговорив с воинами и приготовившись к походу, Нигамон направился прежде всего к Виргинии как ближе лежащей на его пути.

Эта колония была выбрана его друзьями.

Нужно отдать справедливость удивительной ловкости Нигамона в выполнении задуманного плана.

Он предварительно отправил несколько человек из своего отряда к колонистам, чтобы научиться их языку и подготовить путь вторжения.

К несчастью, сведения, собранные шпионами, были печальны.

Хотя регулярные войска и шли, но колонисты-земледельцы были настороже, они сформировали из себя правильные отряды взамен ушедших на поле битвы и, вооруженные с ног до головы, могли отразить всевозможное нападение, с какой бы стороны оно ни было.

Расчет оказался верен, и ловко составленные комбинации вождя потерпели фиаско.

Нигамон был взбешен тем, что так далеко проехал напрасно.

Неужели и на этот раз с ним случится то же, что раньше бывало? Неужели, несмотря на все свои хитрости и уловки, он должен будет вернуться домой, ничего не сделав и не принеся с собою ни одного скальпа?

Он не знал, какого демона призвать себе на помощь, как совершенно неожиданно, в ту минуту, когда он меньше всего на это рассчитывал, помог случай.

Однажды утром, когда он собирался дать сигнал к отъезду обратно в Канаду, два пионера, по-видимому канадцы, пробрались в числе его воинов в лагерь и попросили позволения переговорить с вождем.

Их отвели к Нигамону.

Он подозрительно осмотрел их.

Это были люди высокого роста, крепкого телосложения, с безобразными лицами, имеющие что-то ужасное и мрачное во всей своей наружности, одетые в костюмы охотников за бизонами и вооруженные с головы до пят: длинноствольные ружья, топоры, пистолеты — все было при них.

— Кто вы и что вам нужно? — резко спросил их Нигамон.

— Охотники за бизонами, — ответил старший. Одному из них едва исполнилось 22 года, тогда как старшему, отвечавшему за себя и за товарища, было уже около сорока.

— Я спрашиваю, что вам нужно от меня? — все так же грубо повторил вождь ирокезов.

— Оказать вам услугу, — коротко и ясно ответил охотник.

— Вы?! — презрительно усмехнулся Нигамон.

— Почему бы и нет? — спросил охотник, пожимая плечами.

— Какую же услугу вы можете мне оказать?

— Очень серьезную при вашем затрудненном положении.

— Что это значит! — вскричал он, берясь за топор.

— Бесполезно браться за топор: при малейшем насилии я раздроблю вам череп, как собаке, — сказал, дико улыбаясь, охотник.

— Вы можете в этом быть уверены, — добавил второй, ни слова еще не сказавший.

Нигамон задумался.

— Извините меня, — заговорил он, помолчав, с самым любезным видом, — меня так беспокоят некоторые неприятности.

— Я понимаю вас, ваше положение неприятное, — отвечал охотник.

Вождь вздрогнул, но тотчас же оправился.

— Друзья мои выкурят трубку мира в лагере Нигамона?

Нигамон указал жестом на черепа буйволов, заменяющие кресла, и все трое уселись, храня глубокое молчание, среди которого медленно из рук в руки переходил калюмэ.

Когда трубка потухла, вождь набил ее священным табаком и сам зажег углем, взятым специально для этого приготовленной палочкой.

Охотники, подражая вождю, стали тоже зажигать табак и, когда он загорелся, принялись курить с самым беспечным видом.

Но молчание царило по-прежнему.

Наконец оно стало тяготить их, и вождь ирокезов первый заговорил, предварительно сильно затянувшись.

— Мой друг, Великий Дуб, предлагает мне свои услуги?

— Разве я так сказал? — отозвался охотник, которого вождь называл Великим Дубом. — Я хотел предложить вождю принять участие в одном деле.

— Брат мой говорил про услугу, но все равно, — отвечал Нигамон, — я предпочитаю услуге принять участие в деле.

— Конечно, это избавляет от благодарности, — сказал охотник с иронической улыбкой.

— Да, — продолжал вождь, — пусть уста брата моего произносят слова, уши вождя для них открыты.

— Через три дня после вашего отъезда я приехал в вашу деревню.