Она полагала, что в данном случае нельзя было сказать что это полностью относится к ней. Но всё-таки… относилось. Потому, что как бы то ни было, но этот ребёнок с каждым днем рос в её сердце, с каждым днем был всё сильнее, все живее, все реальнее в её сердце. Она уже попросила Катерину прислать ей подарочное издание того сборника для Эмили.
Хонор моргнула, затем повернулась и посмотрела на Лафолле. В тот момент полковник на неё не смотрел. Его глаза тоже были прикованы к установке в центре комнаты и выражение лица, оставшееся без контроля, отражало его эмоции. «Это и его ребенок тоже», — поняла Хонор. В отличие от большинства грейсонских мужчин Лафолле не был женат. Она знала почему и внезапно испытала приступ вины. Но, возможно, отчасти из-за этого эмоции, переполнявшие его при взгляде на невзрачный ящик, скрывавший в себе ещё нерожденного сына землевладельца, были больше чем эмоции яростного защитника. Они на деле очень, очень походили на то, что она ощущала в Нимице.
Хонор изучала мыслесвет телохранителя, и по мере этого в ней выкристаллизовывалась идея. Она еще раз оглядела Лафолле, отмечая седину во всё ещё густых каштановых волосах, морщинки в уголках его спокойных серых глаз и другие морщины, избороздившие его лицо. Он был на восемь стандартных лет моложе Хонор, но по физическому состоянию годился бы ей в отцы.
А ещё он был единственным оставшимся в живых членом первоначальной команды её телохранителей. Все остальные — и слишком многие из заменивших их — погибли, исполняя свой долг. Включая и Джейми Кэндлесса, который остался на корабле, готовом вот-вот взорваться, чтобы прикрыть бегство своего землевладельца.
Не существовало вознаграждения, достойного подобной верности, да и знала она, что оскорбит Эндрю Лафолле предложением вознаграждения. Но, ощутив его непоколебимую преданность, его любовь к её нерожденному сыну — и к ней, — её саму наполнила не менее непоколебимая решимость.
— Эндрю, — тихо сказала она.
— Да, миледи?
Он взглянул на неё слегка расширившимися глазами и она ощутила удивление в его голосе.
— Присядь, Эндрю.
Она указала на кресло рядом с нею, а Лафолле, мельком взглянув на него, снова обернулся к ней.
— Я на посту, миледи, — напомнил он.
— А Спенсер стоит прямо за дверью. Я хочу, чтобы ты присел, Эндрю. Пожалуйста.
Он смотрел на неё ещё секунду, а затем медленно пересек комнату и уселся. Хонор ощутила нарастающую в нём озабоченность, почти тревогу, но смотрел он на неё со вниманием.
— Спасибо, — сказала она и легонько прикоснулась к маточному репликатору.
— Многое должно будет измениться, когда родится этот ребенок, Эндрю. Что-то из этого я даже не могу себе вообразить, но многое достаточно очевидно. Прежде всего у лена Харрингтон появится новый наследник, со всеми вытекающими мерами безопасности. Кроме того во вселенную придёт совершенно новый человек, безопасность которого для меня важнее, чем когда бы то ни было была моя собственная. И поэтому у меня есть для тебя новая работа.
— Миледи, — быстро, практически испуганно, начал Лафолле, — Я думал об этом, и у меня уже есть на заметке несколько телохранителей, которые могли бы…
— Эндрю.
Единственного слова хватило, чтобы оборвать его. Хонор улыбнулась и погладила его правой рукой по щеке. Она впервые подобным образом прикоснулась к нему и Лафолле замер, как испуганная лошадь.
Она ему улыбнулась.
— Я знаю, кто мне нужен, — тихо сказала ему она.
— Миледи, — запротестовал он, — Я — ваш телохранитель. Я польщён — почтён — больше, чем вы можете себе представить, но я принадлежу вам. Пожалуйста.
На последнем слове его голос немного дрогнул. Хонор провела пальцами по его щеке и покачала головой.
— Нет, Эндрю. Ты — мой телохранитель и всегда им останешься. Моим идеальным телохранителем. Человеком, который не один раз, но снова и снова спасал мою жизнь. Человеком, который не раз помогал мне сохранить рассудок. Человеком, у которого я плакала на плече и который прикрывал мою спину пятнадцать лет. Я люблю тебя, Эндрю Лафолле. И знаю, что ты любишь меня. Ты — единственный человек, которому я доверю охранять моего сына. Единственный, которого я хочу видеть на этом посту.
— Миледи… — его голос сипел и дрожал. Он медленно, почти умоляюще, покачал головой.
— Да, Эндрю, — вновь откидываясь в кресле ответила она на незаданный вопрос, который уловила в его эмоциях. — Да, у меня есть и другой мотив и ты правильно о нем догадался. Я хочу, чтобы ты был в безопасности. Я потеряла Саймона, Джейми, Роберта, Артура и Энтони. Я не хочу потерять ещё и тебя. Я хочу знать, что ты жив. И если, Боже упаси, случится так, что я погибну в бою, я хочу знать, что ты по-прежнему здесь, по-прежнему защищаешь моего сына, потому что я больше не знаю никого во всей вселенной, кто справился бы с этим делом хотя бы также, как ты.
Лафолле уставился на неё, глаза его застилали слезы, а затем он возложил руку на репликатор точно также, как когда-то возложил её на Библию, присягая ей на верность.
— Да, миледи, — тихо сказал он. — Когда ваш сын родится. В тот день я стану его телохранителем. И, что бы ни произошло, клянусь защищать его собственной жизнью.
— Я знаю, Эндрю, — ответила она. — Я знаю.
— Ну что, дело прошло не очень хорошо? — заявил Альбрехт Детвейлер.
Алдона Анисимова и Изабель Бардасано переглянулись и повернулись к лицу, появившемуся на мониторе защищенной линии связи. Они находились в кабинете Анисимовой — одном из её кабинетов — на Мезе и у них не возникло сомнений, о чём именно говорит Детвейлер. С момента покушения на Хонор Харрингтон прошло чуть больше стандартного месяца и они впервые с того момента оказались на Мезе.
— Альбрехт, у меня не было времени ознакомится со всеми докладами, — через мгновение сказала Бардасано. — Как вы знаете, мы вернулись всего лишь несколько часов назад. На основании того, что я уже видела, вынуждена согласиться, что дело не пошло так, как запланировано. Плохо это, или хорошо — будет видно.
— Неужто? — Детвейлер склонил голову и поднял бровь. Анисимова пыталась понять, чего в выражении его лица было больше: веселья, или раздражения.