В школу Сергей пошел поздно, подростком. Учеба захватила его. Советская власть дала сыну портового рабочего все возможности овладеть знаниями. Перед ним открылась дорога, о которой мечтали погибшие братья, за которую боролся отец.

Сергей учился жадно. После школы — годичные педкурсы, затем — «рабфак на дому» и, наконец, заочное отделение Московского института истории, философии и литературы. Котов учился и работал, работал и учился.

1939 год. Сергей призван в армию. И здесь он продолжает учебу, занимается марксистской философией, знает почти наизусть многие работы Маркса, Энгельса, Ленина. С увлечением читает он командному составу лекции по истории Коммунистической партии, по новой истории, по диалектическому материализму.

Май 1941 года остался в памяти Котова как самый счастливый месяц в его жизни. Его, комсомольца, политрука, приняли в ряды Ленинской партии! А через несколько дней командир полка подписал ему отпускное удостоверение:

— Езжайте, Сергей Дмитриевич, в Москву, сдавайте государственные экзамены.

И, прощаясь, дружески добавил:

— Ты, Серега, не торопись уходить из Армии. Нам позарез нужны такие, как ты.

Май и июнь пролетели незаметно. И вот в субботу 21 июня сдан последний экзамен. После напряженного дня захотелось остаться одному, наедине со своими чувствами и мыслями. Котов пошел бродить по столице, по набережной Москвы-реки, по Красной площади, вокруг Кремля. Он, сын портового рабочего, окончил высшее учебное заведение, столичный институт философии! Не сон ли это, не хорошая ли сказка?..

А назавтра в жизнь Котова, в жизнь и судьбу миллионов людей смерчем ворвалась война.

Изменившийся, суровый облик столицы. Хмурые, озабоченные лица прохожих…

В тот же день поезд увозил Котова к линии фронта. Через два дня, сменив погибшего политрука, Сергей вместе с пулеметной ротой отбивал атаки гитлеровцев.

Жестокие бои на Днестре, в районе Дубосар, у станции Колосовки, оборона Николаева, Херсона. Враг рвется в Донбасс, в металлургический район страны, тянет свои руки к всесоюзной кочегарке. Старший политрук Сергей Котов, теперь уже комиссар полка, поднимает в контратаки бойцов, останавливает гранатами танки, обороняется до последнего патрона и отступает с боями, чтобы занять новую оборону и встречать огнем зарвавшегося врага.

В первых числах июля 1942 года разгорались особенно жестокие бои под станцией Миллерово. Атаки гитлеровцев следовали одна за другой. Ночью пришло тревожное известие: прорван Южный фронт. Фашистские танки, отрезая части, в которых воевал Котов, рвались к Воронежу и Ростову.

Утром, личным примером увлекая смертельно уставших бойцов, Сергей бросился в атаку. Но прорваться не удалось. Рядом раздался взрыв, и что-то горячее обожгло левый бок. Котов упал и потерял сознание.

Очнулся он от странного холода. Открыл глаза. В памяти медленно одна за другой всплывали события последних дней, атака, взрыв… неужели плен?

Рука инстинктивно потянулась к нагрудному карману… Карман пуст. Он еще раз ощупал гимнастерку. Чужая… А где его? Кто взял? Где партбилет?

Котов пережил страшные минуты. И только много времени спустя, в немецком концлагере, танкист Иван Габеев рассказал Сергею, что произошло. Габеев с товарищами, спасая комиссара полка, спрятали его в балке, сожгли партбилет и документы и переодели в солдатскую одежду. Они пытались вынести раненого комиссара из окружения, но их обнаружили фашисты.

Так начался длинный путь через концлагери, путь страданий и унижений. В Германии его, человека с высшим образованием, делают рабом и гонят работать на сахарный завод. Но можно ли сделать рабом советского человека? Раздобыв коробку спичек, Сергей прикрутил к ней жгут из ваты и совершил первую диверсию. Перед обедом он поджог свою «мину» и бросил ее в цеху, находившимся рядом со складом.

Пожар бушевал три дня. Сгорел цех и большой склад.

Пленников выстроили. Брызжа слюною, хозяин грозил расстрелом и пытками в гестапо. Сергей твердо решил, что, если опасность будет угрожать товарищам, он признается. Лучше погибнуть одному…

Вызывали инженера-химика, пленного француза. Исследовав причины пожара, он дал заключение: произошло самовоспламенение.

Первая диверсия окрылила. Котов задумал сжечь всю фабрику, но его и других русских перебросили на работы в шахты близ Брауншвейга.

Добывать руду для нацистов никто из русских добровольно не хотел. Котов группировал людей. Создалась подпольная организация. Диверсии следовали одна за другой. То неожиданно портилась врубовая машина, то кто-то вставлял костыль в развилку узкоколейки, и груженные рудой вагонетки сходили с рельсов, громоздясь друг на друга и выбивая крепила. Потом стали взрываться и «заваливаться» забои.

Нацисты в бешенстве. Чтобы найти виновных, в команду засылают провокатора. Он выдает организацию.

Котова пытают в гестапо. Он проходит через тюрьмы Касселя, Ганновера, карательный лагерь Ильминау. В начале 1943 года его бросают в лагерь смерти Бухенвальд.

И сейчас, перед началом заседания центра подпольной русской военно-политической организации, Сергей Котов немного смущенно выслушивает похвалу от Вальтера Бартеля, видного антифашиста, руководителя немецких подпольщиков Бухенвальда.

— Да, да, особенно блестяще вы написали раздел о борьбе ленинцев с ревизионистами и удачно привели цитаты Ленина. Очень хорошо рассказываете о пребывании Ленина в Германии и Швейцарии, — тут переводчик Бакланов остановился, недоуменно взглянув на Бартеля, пожал плечами и сказал Котову:

— Бартель говорит, что они проверили твою работу.

Котов поднял брови:

— Проверили?

Бартель, наблюдавший за Котовым, улыбнулся и дружески похлопал его по плечу:

— О, друг, друг! Надо всегда точна, — и продолжал по-немецки. — Я понял, обижаться не надо. Статью вашу читал Роберт Зиверт! О! Это коммунист! Роберт Зиверт ветеран нашей партии. Он встречался с Лениным! Роберт Зиверт — один из участников событий, которые вы так хорошо описали.

— Как? Встречался с Лениным? — Котов даже чуть подался вперед. — Хотел бы я с ним познакомиться.

— Роберт Зиверт дал высокую оценку вашей работе. Он сказал: «Автор этой статьи наверняка видел все, о чем пишет, своими глазами».

Бартель дружески оглядел Котова.

— Я тоже думал, что встречу пожилого коммуниста. А вы почти юноша… У вас прекрасное будущее…

— Если не вылечу в «люфт», — улыбнулся в ответ Котов, кивая на окно, в котором был виден дым зловещей трубы крематория…

В комнату вошли Николай Кюнг, руководитель отдела безопасности подпольной организации, и члены центра Василий Азаров, Александр Павлов и Кальгин.

— Кажется, все в сборе, — Симаков обвел присутствующих усталым взглядом.

— Начнем, товарищи. Сегодня на повестке три вопроса: сообщение руководителя интернационального центра, доклады Кюнга о новых кадрах, Левшенкова о внутрилагерном положении, как всегда, сообщения о положении на Восточном фронте.

Повестку утвердили. Симаков предоставил слово Бартелю.

Вальтер Бартель встал, оперся о стол небольшой ладонью и заговорил по-немецки, вплетая в свою речь отдельные русские слова. Бакланов быстро переводил.

— Немецкие товарищи отдают должное русской смелости и мужеству. Мы восхищаемся вашими успехами на Восточном фронте. Немецкие коммунисты поручили мне передать вам, нашим братьям по борьбе, наш подарок. В знак интернациональной солидарности немецкие Коммунисты передают русским коммунистам свой арсенал: двадцать шесть исправных боевых винтовок и к ним пятьсот десять патронов. Мы надеемся, что наше оружие будет в надежных руках.

— Ого! Двадцать шесть винтовок! — У Азарова загорелись глаза. Вот это подарок!

Симаков тепло поблагодарил Бартеля, крепко пожал ему руку.

Тут же условились, как и когда немецкие товарищи передадут оружие.

— А где вы будете хранить винтовки? — поинтересовался Бартель.

Симаков хитро улыбнулся:

— Этого не знаю даже я. Оружием у нас ведает Бакланов. А он умеет хранить тайну.