— Тише ты! — раздраженно шепнул Владо, споткнувшемуся Гергану.

Владо остановился перед дверью и долго прислушивался, затем тронул кнопку звонка. Выждал, и чуть слышно постучал. Дверь бесшумно открылась. В маленькой прихожей на них пахнуло теплым воздухом. Владо о чем-то пошептался с хозяином, после чего провел Гергана на кухню. Тепло разморило их, и они быстро уснули на жесткой кушетке.

Свет утра залил кухню, но не разбудил их. Прошло некоторое время и в комнату ворвались резкие звуки марша из уличного громкоговорителя. Герган встрепенулся и сел.

— Радио, — успокоил его Владо и прислушался. — Хозяева еще не встали.

— Тогда поваляемся еще.

Они снова легли. Гергану уже не хотелось спать. Но какое это блаженство лежать так, не думая ни о чем, нежась в тепле! То же самое, наверно, испытывал и Владо. Но, спустя некоторое время он потянулся и недовольно посмотрел на посеребренное инеем окно.

— Встаем, что ли…

Герган только качнул головой в знак согласия, но вставать ему не хотелось. А Владо задумчиво заговорил:

— Знаешь, как неловко мне укрываться у этих людей…

Герган не отводил взгляда от окна, за которым рождалось утро.

— Неловко, говорю, укрываться у этих людей, — повторил Владо. — Это такие… ну как тебе объяснить?.. золотые люди, ходят на цыпочках, чтобы не потревожить тебя, и все стараются угодить, заботятся. А тебе неловко, просто не знаешь что сделать, чтобы как-то отплатить им…

День отошел. Засветились окна домов. Вспыхнули огни фонарей. Глухой гомон заполнил улицу. После короткого затишья, нежные звуки музыки проникли в комнату и в ней будто разлился смешанный аромат цветов. Глаза Гергана расширились, словно перед ним предстало нечто неведомое. На губах заиграла мягкая улыбка. Звуки, казалось, окрашивали воздух, догоняя друг друга. Герган улыбался как ребенок, стоящий у роскошной витрины…

— Пойдем! — позвал его Владо. Ему хотелось, подобно Гергану, слиться со звуками музыки… Но кому-то было надо помнить обо всем, быть начеку, думать об опасностях и о том пути, который им предстояло пройти ночью.

— Нам пора идти!

Исчезла улыбка Гергана, утих радостный трепет в его груди, и в ней засела безотчетная грусть.

Их встретила холодная и безмолвная улица. Владо молча огляделся по сторонам. «Наверное тому человеку, который создал эти неземные звуки, было очень грустно». Полицейский свисток прорезал тишину, оборвав мысли Гергана. Мускулы напряглись и он нащупал рукоять своего пистолета. Они вышли на окраину города. Здесь на них обрушился ледяной ветер. Вскоре они уже поднимались по заснеженному горному склону.

Ветер свистел в голых ветвях буков, швырял в лицо партизан снежной крупой. Звуки, которые Герган услышал в городе, воскресали сейчас в его сердце, ветер не мог заглушить их своим диким завыванием. На душе было легко, он чувствовал себя так, будто побывал на большом празднике. Губы застыли в замороженной улыбке. Ветер набросился на них с новой силой. Качнувшись под его яростным натиском, Герган ухватился за плечо Владо. Тот повернулся и, прикрывая Гергана своим телом, заботливо глянул ему в глаза. Потом, увлекая его за собой, шагнул к толстому стволу старого бука — переждать порыв ветра.

— Ишь как разыгрался, кто ее знает, когда утихомирится, — сказал Владо.

— Звезды он не может сдуть с неба. Гляди, видишь, они не шелохнутся! — задумчиво произнес Герган.

— Верно! — Владо засмеялся и медленно двинулся вперед. Герган пошел за ним, прячась от ветра за его спиной.

Вдруг, рассекая свист ветра, грохнули выстрелы. Гергану показалось, что сорвавшаяся с неба звезда рухнула ему на голову. Он упал и покатился вниз по крутому склону. Владо сообразил, что они нарвались на засаду. Он кинулся в сторону и пополз в снегу. Ветер то относил в сторону звуки выстрелов, то бросал их в уши.

— За мной, за мной! — крикнул Владо товарищу.

Он обернулся. В клубах белой снежной пыли он не увидел Гергана, и сердце у него сжалось.

— Герган, Герган! — позвал он.

Гремели выстрелы. Владо стало жарко при мысли, что Герган убит и образ сломленной горем Вагрилы вдруг возник перед ним.

Небо с застывшими в нем звездами опустилось на Гергана, подняло его и понесло куда-то… он не противился. Странная легкость разлилась по всему телу, будто он снова сидел в темной комнате, а вокруг него — музыка, музыка. «Меня убили…» — подумал он. Эта мысль оборвала музыку. Небо снова опустилось на землю. Он напрягся, попытался пошевелить руками, но не смог.

«Кровью изошел», — промелькнуло в его помраченном сознании.

— Мама! — с трудом произнес он, едва шевеля губами. Только она могла его спасти. Пусть она придет, приласкает его как маленького у себя на коленях. Погладит его по голове. Она станет укорять, что он ее не слушался.

— Мама! Ты меня не слышишь?.. — Пусть даже побранит его. Он слова не скажет в ответ… Он станет послушным…

— Мама, где ты? — Она не может не прийти, ведь он ее зовет. Вот она — спешит через сугробы, ветер стихает перед ней, в воздухе кружатся снежинки, но они не падают на нее. Вот она склонилась над ним. Послышались тихие звуки музыки. Мать взяла его на руки, и он успокоился.

Пышущее жаром небо опустилось над ними, и ему стало тепло…

Сердце Вагрилы облилось кровью, когда она получила повестку из суда. Сойдя с поезда на вокзале, она направилась к центру города. Она знала, что такие важные государственные дома, как суд, находятся всегда в центре города. В темных коридорах суда ей встречались самые различные люди. Каждый торопился по своим делам и никто не обращал на нее внимания. У дверей залы ее остановил человек в форменной фуражке.

— Больше не пускаем.

— Сына моего судят! — она показала ему повестку.

— Только тихо! — он отворил дверь.

Когда Вагрила вошла в зал, в стене напротив открылась другая дверь, и сидевшие в зале люди поспешно встали. На возвышение, где стоял стол, поднялся высокий человек с бледным гладко выбритым лицом. Он коснулся длинными, такими же белыми, как лицо, пальцами высокой спинки стула позади стола, посмотрел на зал как будто приветствуя людей, вставших при его появлении, и тогда только сел. За ним сели и сопровождавшие его люди. Зал медленно затихал. Вагрила опустив глаза, на цыпочках, тихо как тень, прошла по узкому проходу. Свободное место было только в переднем ряду, и она там села. Герган первым заметил ее и звякнул цепью, здороваясь с ней. Полицейские, между которыми он стоял, что-то сказали ему, и он снова повернулся лицом к столу, за которым сидели судьи. Вагрила не разглядела глаза сына, а увидела только коротко остриженную голову. Но по шраму, белевшему на темени, она бы узнала эту голову среди тысяч других голов. Цепь спускалась с его плеча. Одежда — полосатая, словно грядки на огороде — была измятой и ветхой. Лицо — бледное, но по-прежнему ребячье, нежное и дорогое ее сердцу. «Всем он удался, только вот сбился с пути». Очевидно, он устал стоять, потому что он оперся руками на загородку перед собой. Полицейский справа заставил его убрать руки. «Боже, боже, неужели ты меня проведешь через все муки на свете?!» — беззвучно простонала она.

Главный судья, тот самый с бледным лицом, указал глазами на нее полицейскому. Вагрила покраснела от неожиданного внимания к ней и ждала в испуге, что скажет направившийся к ней полицейский.

— Кто ты такая?

— Ему, что ли? — она указала на сына.

— Да, ему.

— Мать.

Полицейский доложил что-то судье и тот кивнул головой. Она поняла, что ей разрешили остаться. Полицейский снова стал возле Гергана и заслонил его. Она уже не видела головы сына. Герган понял это и чуточку отступил, кивнул ей и улыбнулся.

Главный судья полистал страницы толстой папки, затем принялся выкликать разные имена. Но Вагрилу удивило, что когда вызванные отзывались, он не смотрел на них, а спешил вызвать следующего.

— Герган Петканов! — сдержанный голос председателя застал ее врасплох. Посеребренный лежащим на крышах снегом свет падал на его гладко причесанную голову. Лицо его вдруг показалось ей знакомым. Белый воротничок охватывал сухую шею. «Ученый человек, все у него, как и его слова, размеренно». Длинные белые пальцы медленно перелистывали страницы толстой папки. «Если бы мой учился как следует, и он бы мог стать таким как этот». Председатель ей понравился, и ее успокоило сознание того, что судьба сына попала в его руки. Мягкие и нежные, они не пугали ее. Цепь зазвенела, и она увидела как Герган перебросил ее на другое плечо.