— Отвечай только на заданные вопросы! — в первый раз поднял глаза на Стояна полицейский. — Образование?

— Среднее техническое, незаконченное.

— Занятие?

— Земледелец.

— А почему не механик?

— О занятии спросили, вот я и ответил, господин старший полицейский.

Тот снова взглянул на него.

— Семейное положение?

— Семейный.

— Женат — надо отвечать. Сколько раз тебя, парень, поправлять. Не валяй дурака. Не по той дорожке идешь. Ладно, ступай.

— Надо говорить — можешь идти!

Но старший полицейский пропустил мимо ушей это дерзкое замечание и кивнул стоящему у двери полицейскому:

— Следующий!

Стоян Влаев не ощутил радости освобождения. Вышел из участка в мрачном настроении.

На лесистый склон, поднимающийся над городом наползал вечерний туман. Срываясь с уступов, бурлила в каменистом русле горная речушка. На берегу, прижимаясь к склону, ютилось маленькое пригородное село.

Дом бабушки Зары ничем не отличался от других домов села: крытая шифером кровля, открытые сени, в которых осенью висели, алея, связки стручкового перца.

На кухне было светло, горела электрическая лампочка. Бабушка Зара разводила огонь в очаге.

— Добрый вечер! — сказал Владо.

Старуха, вздрогнув, обернулась.

— Фу-ты, напугал!.. Добро пожаловать, — улыбнулась она, довольная что пришли навестить ее больную дочь.

На кровати в комнате лежала Мара. В окно был виден белый гребень горы с синеющим над ним небом. Оно казалось сотканным из нежного шепота, который прогонял тоскливые мысли. Мара вздохнула и вдруг захлебнулась кашлем. Приподнялась на локтях, запрокидывая голову. Грудь ее судорожно сотрясалась. Владо стоял, выжидая когда приступ кашля пройдет.

«Что ей сказать, — подумал он, испытывая чувство жалости и собственного бессилия.

— Здравствуй, Мара.

— Здравствуй, присаживайся.

Владо придвинул к кровати стул и сел. В это время в кухню вошел высокий белокурый парень и сбросил на пол охапку дров. Владо узнал Георгия Ваклинова. Тот отряхнулся и прошел в комнату.

— Кого я вижу, — весело сказал он. — Каким ветром тебя принесло?

— Попутным, — в тон Георгию, шутливо ответил Владо, но тут же смутился. Как-то неловко показалось ему шутить у постели больной девушки.

Вскоре пришла Калушка. Раздевшись, она села, положила руки на колени и как-то равнодушно заявила:

— Уволили меня.

— За что же? — спросил Георгий.

— За что… да за опоздание. Туман утром такой, ни зги не видно, ну сбилась с дороги, малость крюку дала. Когда вышла к Народному клубу, разошелся туман, словно ветром его сдунуло. Вижу что опоздала, да что делать. Через забор лезть как другие, не захотела…

Владо слушал, смотрел на румяное от возбуждения лицо девушки и чему-то улыбался про себя.

— А в проходной вахтер номер спрашивает.

— Шестьдесят первый — говорю.

— Опоздала ты, — говорит он, — на целых десять минут.

— Большое дело! — подумала я и пошла через двор. А во дворе сам хозяин — господин Лесев, — стоит, беседует о чем-то с директором и главным инженером. Увидел меня, подозвал.

— Кого ищешь, девушка? — спрашивает, будто не видит, что на работу иду. Потом достал часы.

— Опоздала, — говорит.

— Ну, оштрафует и только, — подумала я, и пошла себе дальше.

А он мне вслед:

— Эй, девушка, куда ты, иди сюда!

Воротилась я, гляжу на него, и так мне захотелось плюнуть в его гладкую рожу. Ведь люди к скотине и то по имени обращаются.

— Почему опоздала? — спрашивает.

— В тумане заплутала, — отвечаю.

— Где он твой туман? — удивился Лесев и огляделся по сторонам.

— Был, — говорю, — когда шла на работу.

— Что это получится, если все будут опаздывать? — сказал он.

А директор с инженером поддакивают ему.

— Получишь завтра расчет, — сказал Лесев.

Калушка усмехнулась горько и добавила, словно про себя:

— Да какой тут расчет. Наверно и десяти левов не получу…

— Ничего, поступишь на другую фабрику, — сказал Владо.

Ваклинов молча барабанил пальцами по столу.

— К чертям, — тряхнув головой, сказала Калушка. — Сколько ни работаешь, все равно концы с концами не можешь свести.

Ваклинов кашлянул и обратился к ней:

— Товарищ!

Калушка вскинула брови, удивившись, что он назвал ее не по имени.

— Буржуазия владеет средствами производства и эксплуатирует пролетариат, — заговорил Георгий. — Иными словами, пока мы не экспроприируем эти средства, не будут блага распределяться справедливо…

Слова эти как-то не доходили до сердца Калушки, хотя она и сознавала, что Георгий говорит правду.

— Брось ты эти книжные слова, говори по-простому, — раздраженно сказала она. — А то выходит, обманываем мы друг друга: ты — будто все мне растолковал, а я — будто все разумела.

На бледных щеках Георгия выступил густой румянец.

— Пусть они книжные.. Они, так сказать, собирательные. Без них нельзя понять сущность… — Георгий запнулся, подыскивая простые, не книжные слова.

Калушка повернулась к Маре и, встретив се осуждающий взгляд, засмеялась.

— Ну чего ты так смотришь? Что у меня на уме, то и на языке.

Ваклинов тоже постарался улыбнуться, чтобы скрыть недовольство собой и Калушкой. Непринужденная откровенность девушки задела его. Но он сознавал, что она права, надо научиться говорить просто, чтобы всем было понятно.

Владо глядя на него, вдруг звонко расхохотался. Мара недовольно посмотрела на него. Ей не нравилось, что он всегда шутит и смеется, даже когда разговор идет о серьезных вещах.

Калушке захотелось побыть одной. Не слушать как захлебывается кашлем Мара, не слушать речей Георгия про буржуазию и смеха подшучивающего над ним Владо, который делал вид, что все ему ясно как белый день. Она накинула на голову пестрый платок и тихо вышла из комнаты. Мельком взглянув на бабушку Зару, которая по-прежнему сидела у очага, прошла через кухню во двор.

Было уже совсем темно. Калушка поглядела на звездное небо. «Там, верно, хорошо — нет никаких увольнений, никаких буржуазий», — подумала она. От этой неожиданной мысли она повеселела. Захотелось помчаться вниз по тропке, сбрасывая груз гнетущих сердце забот, думать только о звездах и весне.

Из долины донесся хриплый рев фабричного гудка, призывающего ночную смену. Калушка словно очнулась, поглядела вниз. Дым из труб тянулся к ночному небу, словно пытаясь добраться до звезд. Она снова подняла голову. Небо было по-прежнему высоким, зовущим, но радостное чувство, только что наполнявшее грудь, куда-то исчезло. Тягостные думы снова навалились на Калушку. Какая-то болезненная слабость растеклась по телу. Она покачнулась и ухватилась рукой за ветки куста. Позади послышались шаги. Кто бы это ни был, она заговорит с ним, чтобы почерпнуть у него силу, ободриться. Спросила, не оборачиваясь:

— Кто там?

— Это я, — Владо подошел к ней смущенно улыбаясь. — Хочешь, пройдемся немного.

— Хорошо, — согласилась Калушка.

Они медленно пошли по тропинке.

— Вот и стала я безработной.

— Да какой же из тебя борец, если хоть раз не уволят!

— И ты начинаешь как Георгий.

— Да нет, просто хочу сказать, что лично меня пять раз увольняли.

— Нашел чем похваляться.

Владо улыбнулся. Ему нравилась прямота девушки.

— Каждый день теперь увольняют, — шутливо заговорил он. — По любому поводу. Скажем, не приглянулись хозяину твои веснушки — ступай за ворота…

— Хватит об увольнениях. Весь день о них думаю, — прервала его Калушка и остановилась.

— Сходим в город, — предложил Владо.

— Чего я там не видала!

— А здесь что делать?

— Воздухом дышать будем.

— Верно, под открытым небом как-то легче на душе делается.

Калушка нахмурилась, встретив насмешливый взгляд Владо.

— Тепло сегодня. Давай посидим здесь, — кивнула она на лежащее у тропки бревно.