Как-то раз я спросил своего милого доктора, о чем она думает, когда сверлит мои зубы. Тут такая жарища, ответила она, я бы с превеликим удовольствием залезла в глубокий колодец.

Как-то раз я спросил своего дорогого свояка, о чем он думает, когда раскачивает у меня над головой тяжеленное ведро. Да все думаю, что буром было бы легче, ответил он, включил, погудел — и готово дело.

Хорошо, что они не знакомы. Он хочет сверлить, она — залезть в колодец, а мне тогда что? Лишний человек XX века?

Но, с другой стороны, какой же я лишний? Вода журчит, губы алые, лягушек пока нет, волосы красивые, вьющиеся, глину поднимают — одно загляденье, зубы здоровые, интересно, как в смысле супружества? Сделай мне дентину — и я покачу тачку.

Замечательная песня

Что такое замечательная песня?

Та, заслышав которую, птицы умолкнут, кошки склонят головы набок, девушки прикроют глаза, парни присядут, матери упустят молоко, деды уронят слезу, хлеборобы сделают радио погромче, шоферы сбавят скорость, парикмахерши прервут разговор, заведующие помедлят поставить подпись, министры прекратят прием, центральные комитеты одобрительно улыбнутся…

Но нет, не молкнут птицы! И без того у них времени в обрез — попеть в теплынь. И вы говорите: вот, птицы виноваты…

Что такое соленая шутка?

Та, от которой цветы затрепещут на стебельках, птицы собьются с мелодии, кошки нырнут в подвалы, девушки покраснеют, парни загогочут, матери порежут пальцы хлебными ножами, деды вспомнят те еще времена, хлеборобы пригласят говорунов к столу, шоферы поддадут газу, парикмахерши подкрасят губы, заведующие вместо одной бумаги подпишут две, министры дадут обещания, центральные комитеты кивнут в знак согласия…

Но нет, не краснеют девушки! У этой шутки есть другой конец, намного пикантней, говорят они. И вы жалуетесь: вот, девушки виноваты…

Что такое крепкая дружба?

Та, познав которую, цветы сами просятся в руки, птицы садятся на плечи, кошки мурлычут, девушки обнимаются, парни дают клятвы, матери пекут пироги, деды хлебают гороховый суп, хлеборобы сочувствуют шефам, шоферы предлагают сломавшемуся бедолаге гаечный ключ, парикмахерши работают сверхурочно, заведующие нарушают инструкции, министры отрывают от себя последнее, центральные комитеты оказывают всестороннюю помощь…

Но нет, не нарушают инструкций заведующие! Друг познается в беде, думают они, но лучше жить без беды. И вы киваете: вот, заведующие виноваты…

Что такое высокий уровень?

Тот, при котором никто не вешает голову, потому что все убеждены, что достижению идеала мешает лишь одно звено длинной, надежной цепи. Да и к чему вообще замечательное, соленое, крепкое? Главное — найти виноватого. И всякий раз нового!

В одиночку

На балу хорошо, когда много народу: шумит, волнуется, кипит людское море.

В ванне, наоборот, спокойнее одному.

При лунном свете особенно приятно быть вдвоем. Под солнцем места уже побольше.

Скажем, для приличной драки нужна целая компания: врежешь одному, увернется, значит, другому достанется. Опять же слиняешь — не сразу заметят.

Выходит, возможностей в принципе две: индивидуально или коллективно.

Праздновать правильней сообща, а то и чокнуться не с кем. Можно, конечно, и с самим собой, но если в каждую руку взять по рюмке — закусывать неудобно: студень нос забивает.

А работать надо только заодно. Коллективная ответственность одна нас и спасает, массу наказать труднее. Одиночек в кабинетах только и делают, что снимают.

И речи быть не может о том, чтобы пойти на демонстрацию одному: не знаешь даже, где собираться. К тому же — один посреди города, с флагом… и не понять, то ли ты идешь мимо них, то ли они должны тебе махать.

Зато рождаемся мы поодиночке, даже близнецы. И умираем в одиночку, далее если отдать жизнь клянемся коллективно. Поэтому очень бы хотелось между двумя этими точками как-нибудь испытать подлинное одиночество. На середине жизни. В обществе самого себя. Время — только твое, пространство — только твое. Не в карцере, не в камере-одиночке — нет, в собственном доме. Утро — только твое! И чтобы до самого вечера. Безмятежный день — без забот, без помех, без притворства, без свидетелей и благодетелей, без опасности и утешений! Без тортов и флагов, но и без траура. И чтобы никто не кричал: «Урраа, праздник!»

В день танкистов, к примеру, мне не по себе — хотя и этот день проводят в моих интересах. Слишком сильно грохочет. И масленицы я боюсь. Как всякого маскарада. Обыденная игра в прятки не требует никаких приготовлений. Рокот общенародного отдыха и коллективный вздох облегчения действуют на меня, как сквозняк — так и хочется принюхаться. Именно в праздники кажется, что остальные появились на свет, только чтобы мешать тебе, и празднуют не что иное, как победу общества над тобой.

Где бы взять этот — так сказать — День благоденствия? Будем двигаться по солнцу: из 365 дней примерно 250 — будни, из них в настольном календаре всего 36 пустых. 22 выпадают на дни рождения. Из оставшихся 14 семь уйдут на командировки. Раз в квартал меня будут мучать язва, грипп, почечные колики и знакомые алкоголики. Три в уме. Один ветреный и один дождливый из головы вон, назначаю свой День благоденствия на 18 июня.

Встану вместе с солнцем в 5.03 и спать лягу вместе с ним — в 23.42. Никакой особой подготовки не требуется, отключаю телефон и… не успеваю.

Алло, слушаю. В кино? Нет, этот день мне не подходит. Эпохальный фильм? Посмотрю в другой раз, что-нибудь не такое знаменательное. Да что вы, я нисколько не игнорирую! Понимаю, незабываемый… Понимаю, в октябре. Запишите, что и я — как весь наш народ, но у меня уважительная причина. Хорошо, но строго между нами: у меня будет День благоденствия. Спасибо, что понимаете…

Алло, да, это я. Здравствуй, золотце! Да, все время. Лелею воспоминания, тешу себя надеждами, оглаживаю твою тень, целую твои следы — днем и ночью, напролет. Только не 18 июня. Нет, ссоры не затеваю, и не жду, чтоб просила. День благоденствия. Нет такого? Вот потому и будет, что у других нет.

Здравствуйте. Санэпидстанция? Травить тараканов? Только не в этот день. Нет, я не увиливаю. Нет, я их не коллекционирую. Нет, не выращиваю. Могу далее в вашей квартире, но в любой другой день, только не в этот. В крайнем случае могу повесить для них табличку: «Не размножаться!»

Мой день стал обрастать слухами. Из домоуправления пришло извещение — помогут с цветами. Благодарю и отвечаю, дескать, праздную без цветов. Отдел культуры поинтересовался, можно ли включить в план мероприятий. Соглашаюсь при условии, что план будут держать за семью замками. Районный комитет обещал поддержку. Прошу, чтобы плечо для поддержки было поуже, чтоб не высовывалось. Общество дружбы поинтересовалось, можно ли рассказать о прекрасном почине на встрече с индонезийцами. Разрешаю, но только на аэродроме, перед самым отлетом, и без переводчика.

Когда утром в День благоденствия я открыл глаза, общественность уже высыпала на улицы. Радио и телевизоры, почтовые голуби и стены домов, украшенные лозунгами и транспарантами, возвещали: «Да здравствует новая всенародная традиция — праздник всеобщего благоденствия!»

Товар — лицом

Дорогой друг! Итак, документы оформлены. Что было мое, стало твое, и хотя я не мог поздравить тебя с покупкой, но надеюсь, что мы останемся друзьями. Настало время сказать все начистоту.

Не сделав и ста километров, эта колымага опять встанет. Нет, ты не думай, бомбу я никуда не закладывал. Я сам понятия не имею, из-за какого угла тебя подстерегает выстрел — лопнет шина или в радиатор залетит крылышко вентилятора. Просто автозавод «Москвич» запрограммировал свою машину так, чтобы через каждые сто километров ты мог подышать свежим воздухом, полюбоваться летящими мимо машинами и… проголосовать им.