И это все – моя вина.

Стыд заполняет меня, когда я думаю обо всем, что привело меня к этому состоянию в моей жизни.

Фатальная ошибка.

Это я.

Я когда-то жил в Чикаго и любил его; сияющая звезда, один из лучших врачей в своей области. Я посвятил свое время работе и любил спасать жизни.

Итак, почему я теперь профессор в Нью-Йоркском Университете? Да, хороший вопрос.

Трудно точно определить, когда твоя жизнь начинает двигаться по неверному пути. Однажды ты просыпаешься, и вот, ты там – в другом городе и выполняешь работу, которую не любишь.

Ненавижу преподавать. А мои студенты ненавидят меня. Я осведомлен о кривотолках и ​​слухах обо мне. Некоторые называют меня одним из самых жестких и неуживчивых профессоров в кампусе. Я горжусь этим. Жизнь тяжелая, а иногда и беспорядочная. Ради будущего, они должны усердно учиться.

Меня тошнит от того, что я изо дня в день смотрю на студентов, входящих в мою аудиторию, а их полные надежды сердца очарованы мечтой быть врачом. Когда-то и я был таким.

Спасение жизни было моим призванием, моей единственной истинной миссией. А сейчас? Сейчас я стал жалким.

Чокаясь со своим отражением в зеркале за барной стойкой, я глотаю оставшуюся часть моего скотча и показываю бармену, что хочу еще. Смех привлекает мое внимание, и я вижу нескольких моих прежних коллег, сидящих за столиком не слишком далеко от меня.

Дерьмо. Я стараюсь сесть так, чтобы меня не было видно. Надеюсь, что они меня не заметят. Но мне не везёт

 – Доктор Дейл, сюда, – кричит Уильям через все помещение. Его громоздкое тело выпирает и нажимает изнутри на пуговицы его оксфордской рубашки, когда он машет своей рукой, словно я его и так не вижу и не слышу.

Я поднимаю очки на лоб и потираю глаза. Улыбаясь, я хватаю свой напиток и направляюсь к ним. Не избегаю неизбежного.

Трое мужчин, все лысые и старше меня, сидят за глянцевым деревянным столом. Стол заставлен пустыми стаканами, и я смеюсь, прежде чем сесть. Из аудиосистемы Элтон Джон завывает грустную песню о свече или чем-то в этом роде, и атмосфера в баре говорит о том, что скоро настанет время закрытия. Слава Богу, эта пытка будет непродолжительной.

– Здравствуйте, давно не виделись, – приветствую я их. Мой голос гладкий и твердый, он не дает и намека на враждебность, которую я чувствую. С тех пор как я последний раз видел этих людей, прошло много времени. Ну, если бы прошло еще больше, я бы не особо и жалел. Лучше быть где угодно, чем здесь. Прямо сейчас, я хочу быть в душе со своей ассистенткой.

 – Дейл, как ты? – спрашивает Гэри, известный доктор из «Чикаго Хоуп». Вот оно. Началось.

– Мой нос зажил, спасибо, что спросил.

А вот и продолжение.

– Я знаю, что у тебя тогда был трудный день, поэтому оправдываю и не злюсь на тебя. Я разговаривал с твоим отцом, слышал, ты сейчас преподаешь анатомию в Нью-Йоркском Университете?

 Я откидываюсь на спинку стула, вытягиваю ноги и смотрю на хрустальный стакан, наполненный скотчем. Глотая его, я позволяю жжению утихнуть, прежде чем, наконец, ответить:

– Я задолжал вам извинения. Мне жаль. Но это было давно. И да, вы слышали правильно.

 Гэри и Уильям обмениваются выражением жалости, и я уже хочу взорваться. Нет ничего хуже жалости. Необходимость убежать ползет по моему позвоночнику и почти поднимает меня со стула. Мне нужно выбраться отсюда.

 – Нью-Йоркский Университет – отличное учебное заведение, – добавляет Чарльз. – Ну и как? Нравится там работать?

 Когда я работал в «Чикаго Хоуп», Чарльз был моим наставником. Он – хороший человек, всегда ищет положительное, даже в том где его не существует. Один из ведущих нейрохирургов в мире, он может творить чудеса с человеческим мозгом. Я испытываю небольшой соблазн заставить его поработать над моим, чтобы я смог перестать думать о некой голой студентке, которая находится в моем номере.

 Я выбираю меньшее из двух зол и решаю, что лучше буду бороться с искушением в виде своей студентки, чем просижу здесь еще минуту.

 Вставая, я бросаю на стол несколько банкнот, и наконец, выдаю ему правду, прежде чем уйти:

– Я это чертовски ненавижу.

Глава 3

Марли

Унижать (глагол) – оскорблять или позорить, ущемляя чью-то гордость.

Я приняла душ, словно пытаясь смыть свое смущение после инцидента в самолете. Когда я вернулась на свое место, то даже не могла на него смотреть. Он тоже сделал вид, словно ничего не произошло. И это к счастью, я не хочу говорить о деталях этого эпизода, никому и никогда.

Как глупо. Это бессмысленное влечение, которое я к нему испытываю, должно прекратиться.

Надев удобную пару черных пижамных штанов и розовую майку, я забираюсь в выделенную мне кровать. Я все еще немного пьяна, и поэтому отключаюсь, как только моя голова касается подушки.

Я просыпаюсь от какого-то звука и выглядываю из-под одеяла, чтобы увидеть как Хьюстон расстегивает рубашку. Я замираю и стараюсь не шевелиться, когда он снимает рубашку со своих широких плеч.

Бледный лунный свет проникает сквозь щель в занавеске, обрисовывая шесть твердых кубиков и выдающиеся грудные мышцы. Я бы многое отдала, чтобы их облизать.

Его руки двигаются к пуговице на поясе черных брюк, и мой разум замирает. Профессор Дейл собирается снять брюки. Не могу поверить, что являюсь свидетельницей этого. Люди, вероятно заплатили бы деньги, чтобы посмотреть шоу, которое я смотрю. А у меня билеты на первый ряд. Бесплатно.

Он расстегивает ширинку, и начинается мучительный спуск. Хотелось бы, чтобы он уже просто сорвал их, как это делают стриптизеры. Ему нужны те брюки, которые разлетаются по боковым швам. Я хихикаю про себя при мысли о том, чтобы спросить сурового профессора Дейла, можно ли включить музыку для стриптиза, в то время как он снимает брюки, вертя задницей. А затем происходит то, чего я жду с момента начала этого представления: брюки с тихим шелестом падают у его ног. Вау. Его скульптурное тело великолепно. Я прохожусь своими глазами по длинным ногам к черным боксерам. Его косые мышцы указывают прямо на его член. Под материалом своих трусов, он выглядит мощным, впечатляющим, выпуклым. Его рука пробегает по члену, когда он приближается к своей кровати. Он откидывает покрывало и ложится в постель. Как разочаровывающе. Шоу закончилось, а я даже не получила танца на коленях. Я уплываю в мечты о его теле, о том, как он заставляет меня кончать снова и снова. Меня снова будет звук. На этот раз это низкий стон.

 Мои глаза открываются, и в темноте я разглядела, как Хьюстон бьется в постели, что-то бормоча. Я не знаю, будить ли его или оставить его лицом к лицу со своим сном. Думаю, оставлять его в кошмаре будет жестоко.

 Я отбрасываю одеяло и встаю над его кроватью.

– Профессор Дейл?

 Ничего.

 – Профессор Дейл? Хьюстон?

 Блестящий пот покрывает его голую грудь, и его голова качается в отрицании на подушке.

– Нет, – рычит он.

– Хьюстон? Вы в порядке? – постель немного прогибается, когда я залажу к нему. Сидя на коленях, я толкаю его в плечо. – Хьюстон, – говорю я немного громче.

 Он выпрямляется как струна, его глаза раскрываются.

– Что? – через мгновение он фокусирует на мне свой взгляд. – Что вы делаете в моей постели, Марли?

 – У вас был плохой сон.

 Его кошмар, должно быть, был ужасным, исходя из того, как поднимается и опускается его грудь. Но именно его глаза что-то делают со мной. Они дикие, испуганные, полыхающие от напряженности. Я хочу поддержать и утешить его.

 Он проводит рукой по своему промокшему от пота лбу.

– Убирайтесь из моей постели, сейчас же.

 Он ведет себя холодно, терзаемый призраками. Холод скользит по моей спине, когда я покидаю его кровать.

– Простите. Я просто беспокоилась о вас, – говорю я мягким голосом.