Изменить стиль страницы

В Кургане П. Ф. Якубович написал несколько критических статей и опубликовал их в журнале «Русское богатство» под псевдонимом П. Гриневич. В газете «Восточное обозрение» он вел «Литературные беседы», подписываясь псевдонимом Аквилон. Эти статьи свидетельствуют о большом внимании писателя к современной поэзии, о горячей заинтересованности в судьбах русской литературы. Полемическая страстность критика сочетается в них с утверждением дорогих для него идеалов. Он внимательно исследует творчество современников, с гневом пишет о декадентской поэзии, утверждая право на жизнь лишь за гражданской литературой.

В Курган Якубович приехал поэтом с отчетливо выраженной тематикой и манерой письма. Здесь он написал и частично напечатал в разных журналах до 30 стихотворений. Большинство из них вошло в третье издание книги «Стихотворения» (СПБ, 1899). Формирование его поэтического голоса происходило преимущественно в неволе — в крепости, по дороге на каторгу и в каторжной тюрьме. Характерно, что из двухсот сорока стихотворений, написанных Якубовичем до курганской ссылки и позднее опубликованных, только сорок относятся к 1878—1884 гг., т. е. созданы до его заключения в Петропавловскую крепость. «Музой был мне сумрак каземата, цепь с веревкой — лиры были струны»[53].

Так же, как юношескую лирику, стихи Якубовича времени пребывания под следствием и в каторжной тюрьме пронизывают гражданские мотивы. Это же в равной степени относится и к «курганским» стихам.

В глубоких контрастах проходит перед взором поэта жизнь. Стихотворение «Радость, влюбленная в солнце и смех» построено на противопоставлении радости и горя. Радость надменна и криклива, она «льнет к золоченым палатам», ей недоступно чувство сострадания. Горе людское ютится «в темных подвалах, мансардах глухих», среди голодных, больных и несчастных, среди тех, чьи «силы последние рвутся»[54]. Метафорические образы радости и горя, идущие от устной народной поэзии, вскрывают глубокие социальные противоречия русской жизни конца XIX века.

Горькая и бесправная жизнь тружеников, влачащих бремя «нищеты и печали», изображается в «Песне труда». Требование лучшей доли вложено поэтом в уста тех, счастливее которых живут даже «волы, что пасутся, покончивши труд, птицы небесные, звери лесные…». В стихотворении звучит призыв «сомкнуться и потребовать: «Восемь часов для труда! Восемь для сна! Восемь свободных!»[55]. Этот рефрен зовет обездоленных на борьбу за свои права.

Ярко выражена у Якубовича тема родины. Причем родина в его представлении — это не «край изгнанья», не «далекая чужбина», а тот «желанный, сверкающий юг», где течет «Днепр, утопая в вишневых садах». Искренние чувства изгнанника, мечтавшего о возвращении домой, в круг близких и друзей, слышатся в каждой строке стихотворения «Сон на чужбине».

Любовь к своей земле звучит в стихотворении «На родном рубеже», которым открывается цикл курганских стихов. В нем вылились и прорвались в слезах чувства, накопившиеся в душе поэта за время жизни «в краю чужом, угрюмом». На рубеже «полей родных» поэт воспринимает «невнятный шум» бора как «отчизны зов приветный». Долго находившийся в разлуке и пронесший сквозь невзгоды свое верное сердце, сын раскрывает свои чувства матери-отчизне:

Возьми ж меня, всего, со всею кровью,
Всем пылом дум и волею моей!
Пока дышу, клянусь я петь с любовью
Твою лишь скорбь и скорбь твоих друзей![56]

Горячим призывом к юности, верой в то, что она поднимет и понесет дальше знамя борьбы, полно стихотворение «К молодости». Поэт приветствует юные силы, полные любви «к родной стране, к народной лучшей доле», несущие без колебания «народу в дар» свою свободу и жизнь. Этот могучий порыв захватывает и остывшее сердце поэта. И хотя его «челн погиб среди ревущих вод», он вновь видит себя в ряду борцов, «снова рад бесстрашно рваться к бою: «Вперед, друзья! Товарищи, вперед!». Как эстафету передает борец молодым свою заповедь:

Верь в свет иной, мечом иным борись,
Но — кто стезёй страданья и печали
Шел до тебя — пред теми преклонись![57]

В нескольких стихотворениях Якубович касается славных традиций русской литературы, заложенных Пушкиным, Белинским, Некрасовым.

К столетней годовщине со дня рождения поэта Якубович пишет стихотворение «На празднике Пушкина». Среди «венков, огней, хвалебных гимнов» проснувшийся поэт не видит того, «чей горестный удел, достоинство и попранное право» он пел в свой «жестокий век». Он слышит лишь «чужие сердцу звуки», видит «враждебный пир». До него доносится «чуть внятный» голос тех, кто не «бряцает кадилом» на пиршестве пустом, не лицемерит и не лжет. Это голос тех, кто остался верен гражданским призывам поэта, кто не может «слагать хвалы, когда над головою губящий меч с угрозою висит», когда слышен «голодный плач измученных детей» и скорбная тень покрывает «заброшенные поля».

…На оргии лукавой
К лицу лишь им победно ликовать,
Кто над живой глумиться может славой,
Чтоб мертвую цветами убирать![58]

В стихотворении «Памяти Белинского» Якубович говорит о назначении искусства: только поэзия больших чувств, гражданского накала будет жить в веках, только поэты, «любовь свою чужим отдавшие скорбям», останутся в памяти людей: их «мукам чистым и слезам поклонится потомок отдаленный»[59].

В ряде произведений поэта слышны мотивы тоски и сомнений. С особенной силой горькое чувство несбывшихся надежд, растраченных мечтаний звучит в стихотворении «Поздняя радость», посвященном В. Н. Фигнер: «Сгибли товарищи смелые, юность, отвага, любовь».

Однако не эти мотивы разочарования и скорби побеждают. Поэт искренне верит в братство людей, которое придет с победой добрых начал жизни («Стихнет бой, замрут проклятья»).

И волны новые придут
На берег, сумраком повитый,
И жизни острые граниты
Усилий их не разобьют![60]

Горькое чувство поражения «светлых мечтаний» сменяется уверенностью в торжестве человеческой правды. Казалось бы, «оборван у музы цветущий венок и звучные песни допеты», — пишет он в стихотворении «Поэзия», — исчез навсегда «гений поэзии», замолкла «свободная, смелая, честная речь». Но нет! Это время зловещего молчания пройдет, зазвучит призывная, гордая песня, а «тучи бессилья и сна промчатся над родиной бедной»[61].

Литературное Зауралье img_8.jpeg

Автограф стихотворения П. Ф. Якубовича «Поэзия».

Несколько пейзажных зарисовок сделано Якубовичем в деревне Крюковой (Лесниковой), куда он неоднократно выезжал с семьей на лето. Все они проникнуты гражданским чувством. Переживания человека в них либо контрастируют с красотами природы, либо сливаются с нею, либо даются как параллель к ее изображению. Природа, в представлении поэта, живет вместе с человеком, откликается на его радости и печали.

Предельной ясностью мысли, скульптурной четкостью фразы, выразительностью каждого слова отличается стихотворение «Тишина».

вернуться

53

П. Я. (П. Якубович-Мельшин). Стихотворения, СПБ, 1910, т. 1, стр. 90.

вернуться

54

П. Я. (П. Якубович-Мельшин). Стихотворения, СПБ, 1910, том 2, стр. 57.

вернуться

55

Там же, т. 2, стр. 42.

вернуться

56

П. Я. (П. Якубович-Мельшин). Стихотворения, СПБ, 1910, т. 2, стр. 28—29.

вернуться

57

Там же, т. 2, стр. 48.

вернуться

58

П. Я. (П. Якубович-Мельшин). Стихотворения, СПБ, 1910, т. 2, стр. 60.

вернуться

59

Там же, т. 2, стр. 41.

вернуться

60

Там же, стр. 37.

вернуться

61

Там же, т. 2, стр. 32.