Значит, дошло до того, что люди попытались проникнуть в школу.

— На улице тоже репортеры? — устало спросила я. — Ненавижу тех, что кричат. Они мои самые нелюбимые.

Директор уставилась на свой стол, как будто не могла смотреть мне в глаза.

— Никаких других репортеров, кроме той, что была в моем офисе, — ответила она. — Пока никаких.

— Ну, это уже хорошо.

— Нo...

— Нo? — сказала я. — Это настораживает.

— Ну, — слегка нахмурившись, вновь произнесла она. Из приемной раздался грохот, как будто по пути на выход Дженни пнула стул или ударила по столу секретаря. Или на неё упал потолок и раздавил её. — На улице пока нет репортеров. Но люди уже начали говорить о тебе в интернете и я получила несколько звонков от родителей с требованием исключить тебя. Ко мне также заходили ученики и говорили, что больше не чувствую себя в безопасности.

— Я не мой брат, — поерзав на сиденье, ответила я. — Я не делала этого.

— Я знаю, — неожиданно тепло улыбнулась она. — Именно так я им и сказала. Мы – публичная школа, Джулия, поэтому нам нечего переживать по поводу испуганных спонсоров. Я просто хотела, чтобы ты была готова ко всему и знала, что я за тебя.

Я сделала глубокий вдох, потом ещё один и ещё один.

— Не думаю, что мне стоит беспокоиться. Уверена, люди все поймут. Они увидят, что я – не мой брат. Что я – его полная противоположность.

— Надеюсь на это, Джулия, — слегка ударив по столу ответила директор и, скривив рот, продолжила. — Ты ведь не поедешь на автобусе? Если можешь, позвони родителям и пусть они заедут за тобой.

Я представила, что может ожидать меня в автобусе: ещё больше взглядов, шепота, неожиданный толчок в спину, – и меня выбрасывает через аварийную дверь на трассу. Все, что остается после меня – это длинное розовое пятно на дороге. А потом я представила, что может ожидать меня, если я позвоню маме: она начнет дрожать как только увидит толпящихся на улице людей. Когда же репортеры и обозленные родители кинутся к машине, стуча по капоту и окнам, её начнет трясти. Она сожмётся на своем сиденье, пытаясь спрятаться, но ей некуда будет деваться от носов, расплющенных о стекла.

— Я в порядке. Меня отвезет домой подруга.

— Твоя подруга. Кажется, её зовут Алейн?

— Алейн. Или Майкл. Силвермэн. Возможно, именно он и отвезет меня сегодня.

Она свела кончики пальцев вместе и сурово посмотрела на меня из-за очков.

— Алейн и Майкл – хорошие ребята. Надеюсь, они могут доверять тебе.

Меня вновь охватил страх. Хоть она и заявила, что доверяет мне, на самом деле это не так. Но чему тут удивляться, не смотря на улыбки и ободряющие слова, которые я слышала от других людей, всё, что они видели – это мой брат.

— Могут, — холодно ответила я, вставая. — Мы закончили?

Её взгляд даже не дрогнул.

— Мы закончили, Джулия. Как я уже сказала, дай мне знать, если тебе что-то понадобиться или если у тебя будут неприятности.

Она тоже встала и протянула мне руку. Я пожала её. Её кожа была прохладной, не смотря на жару в кабинете.

— Пожалуйста, позаботься о себе.

— О, я очень хорошо о себе позабочусь, — с этими словами, я собрала вещи и быстро ушла. Хорошо хоть, что она избавилась от Дженни.

К этому времени химия уже почти закончилась, поэтому я направилась на репетицию. Я подождала в коридоре пока класс не опустеет, а потом зашла, села на свое место и занялась сборкой кларнета и смазкой его пробкового покрытия. Моя старая трость потрескалась, поэтому я выкинула её, а новую засунула в рот, чтобы увлажнить.

К тому времени, как трость стала достаточно мягкой и я прикрепила её к мундштуку, до меня дошло, что в репетиционном зале больше никого нет. Если я встану и закричу, то мой голос эхом отзовется в помещении. Я аккуратно положила свой кларнет на пюпитр и постучалась в кабинет руководителя оркестра. Дверь неожиданно открылась.

— Можно? — нерешительно произнесла я, заходя во внутрь.

— О, Люси, — пристально глядя на меня, ответила руководитель. Она что-то крутила между пальцев. Я прищурилась. Перцовый баллончик? Серьезно? — Ты разве не слышала объявление? На сегодня занятия отменены.

Я прищурилась ещё сильнее. Слишком уж все это подозрительно.

— Я не слышала никаких объявлений.

— Ну, как так? — возмутилась руководитель. — Я разослала письма утром.

Так объявление или письмо? Я открыла рот, чтобы прояснить это, но неожиданно почувствовала, что сдуваюсь, как воздушный шарик пропускающий воздух.

— Что дальше? Проведете ещё одни пробы и решите, что другой кларнетист походит больше? Дайте угадаю: меня попросят из оркестра.

Руководитель опустив голову сидела и стучала по столу тем, что держала в дрожащих руках. Да, это определенно перцовый баллончик.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

Мне хотелось разреветься, но я затолкала это желание обратно. По крайней мере, постаралась.

— Вы всё понимаете. Я знаю.

Она не сказала ни слова, молча продолжая пялиться на свой стол.

Я вернулась на свое место, взяла в руки кларнет и стала дуть в него изо всех сил, издавая звуки, похожие на что-то среднее между автомобильным гудком и пронзительным писком взбешенной мыши. Я практически слышала, как руководитель оркестра съежилась, поэтому дунула снова... и снова. После третьего раза я поняла, что у меня мокрые щёки. Убрав от лица кларнет, я аккуратно разобрала его и упаковала в футляр, а потом пошла в сторону хорового класса, чтобы подождать в коридоре Алейн. Усевшись на полу, я положила голову на колени, чтобы проходящим мимо были видны лишь волосы и чья-то пара ног.

***

Так спустя полтора часа меня и нашел Майкл. Его мускулистая нога задела мои волосы и я подняла голову.

— Привет. Как тренировка? — От него так и несло хлором.

— Нормально. Устал, — он протянул руку и помог мне подняться. Я прижалась к его груди и так и простояла несколько секунд.

— Как оркестр?

— Я больше не участница оркестра, — отойдя от него, произнесла я.

— Что? Не может быть. Не думаю, что это законно. Ты могла бы засудить их.

— Меня больше не желают видеть в оркестре, — пожав плечами, ответила я. Мне стало легче это принимать: острая боль сменилась глухим стуком.

— Мы что-нибудь придумаем, — сжав мою руку, сказал Майкл.

Я закрыла глаза и опустила голову на его плечо.

— Придумаем.

Через несколько минут из класса с красными щеками и горящими глазами вылетела Алейн.

— Я только что переругалась с половиной хора, — воскликнула она. — Люси… Джулия, нам придётся навсегда остаться лучшими подругами, потому что других друзей у меня, судя по всему, не осталось.

— У тебя есть я, — возразил Майкл.

Алейн толкнула его в плечо. Это не был игривый толчок, потому что звук удара разнесся по всему коридору.

— Ты- парень. Парни и девушки априори не могут быть друзьями.

Майкл поморщился и потер руку.

— Ладно, ладно. А теперь мне нужно отвезти Джулию домой. Я задолжал ей чашку куриного супа с лапшой. Это мое коронное блюдо, его вкус заставляет позабыть обо всех проблемах.

— Сомневаюсь, что оно поможет мне забыть о проблемах, если только ты не подсыпаешь в него героин, — сухо промолвила я.

В этот раз Алейн толкнула в плечо меня.

— Даже не шути на эту тему. К тому же, в супе у героина был бы ужасный вкус.

— А ты пробовала героин? — с самым серьезным видом поинтересовался Майкл, и успел отпрыгнуть до того, как Алейн снова ударила его. — Не думаю, что его принято употреблять именно так.

— Как бы то ни было, ты везешь Джулию домой, — сказала, поправляя рюкзак Алейн. — Я же буду избавляться от помех.

— Избавляться от помех? — повторила за ней я. — Что это значит?

— Пойду поговорю с людьми, которые ожидают тебя, и отвлеку, их, чтобы они не увидели, как ты уходишь, — протараторила Алейн. — Это будет весело. Может быть, я даже дам им лживые интервью.

— Пожалуйста, не делай этого. У меня такое чувство, что это может быстро превратиться в крыс, жующих пальцы моих ног. В любом случае, директор сказала, что на улице пока нет репортеров.