Изменить стиль страницы

Поднявшись на крыльцо, хозяин заглянул в дверь.

— Бетти, выходи, у нас гости.

Показалась круглолицая голубоглазая девушка со светлыми волосами. На вид ей нельзя было дать больше шестнадцати, хотя, судя по всему, она уже готовилась стать матерью. Она внимательно и немного испуганно смотрела на нас.

— Все в порядке, — успокоил ее муж. — Они с Севера.

— Здравствуйте. — Голос у девушки был совсем детским.

— Привет, — ответил я.

Хозяин с улыбкой протянул мне руку.

— Меня зовут Джеб Стюарт Рэндалл. А это моя жена Бетти Мэй.

— Очень приятно. — Я пожал руку. — Это Энн.

— Очень приятно, мэм, — уважительно сказал и несколько старомодно поклонился он.

— Мисс, — поправила его Энн.

— Извините, мисс, — поспешно сказал Джеб.

— Очень приятно, — Энн улыбнулась.

— Принеси из колодца лимонад, Бетти. Наши гости, наверное, хотят пить.

Бетти Мэй незаметно проскользнула мимо нас, а мы вошли в дом. После царившей уличной жары, внутри нам показалось довольно холодно. Пройдя в единственную комнату, мы сели к столу и огляделись. Одну стену занимали большая печь и ванная, над которой висели полки; с другой стороны помещались туалет, шкаф с выдвижными ящиками и кровать, покрытая лоскутным одеялом. На столе перед нами стояла небольшая керосиновая лампа.

Достав из кармана окурок, Джеб Стюарт не зажигая сунул его в рот. Вскоре на пороге появилась Бетти с небольшим кувшином. Налив три стакана, она поставила их перед нами и отошла к печи.

Напиток показался мне очень сладким и водянистым, но освежающим.

— Спасибо, мэм, — сказал я. — Очень вкусно.

— Благодарю вас, — Бетти была очень довольна.

— Я слышал, что твой отец умер, — сказал Джеб. — Сочувствую. — Мне однажды довелось видеть его, это был великий человек. Как он говорил! Наверное, он мог уговорить даже ангелов.

— Видимо, этим он сейчас и занимается. — Я улыбнулся. — А, может, ходит по аду и пытается организовать профсоюз грешников.

Джеб озадаченно посмотрел на меня. Судя по всему, он не очень хорошо понял, что я имел в виду.

— Твой отец был очень хорошим человеком, — повторил он. — Я думаю, сейчас он в раю, с ангелами.

Я кивнул, мысленно укоряя себя за последнюю фразу: с Джебом надо было разговаривать на понятном ему языке.

— Твой отец был одним из нас. Он здесь родился, им гордится вся округа. — Порывшись в кармане, Джеб достал значок с голубым цветком клевера и белыми буквами ОКТ на лепестках. — Когда он основал Конфедерацию, наш профсоюз одним из первых присоединился к нему.

— Какой профсоюз?

— ПСРЮ.

Джеб говорил о Профсоюзе Сельскохозяйственных Рабочих Юга. Долгое время этот профсоюз считался самым бедным и захолустным. Ни АФТ, ни КПП никогда не интересовались им, лишь изредка выражали свою солидарность в форме требований об уплате членских взносов. Денег у ПСРЮ, впрочем, тоже было немного. Однако отец знал, с чего начинать. Он понимал, что в первую очередь профсоюзу нужны люди, а не деньги, и именно поэтому настоял на названии «Конфедерация», отвергнув предлагавшийся многими вариант «Интернационал». Отец оказался прав. Уже через год созданная им Конфедерация объединяла все профсоюзы Юга. Укрепившись в Техасе, отец стал распространять свое влияние на другие районы Соединенных Штатов. Еще через три года в Конфедерацию входило семьсот профсоюзов с двадцатью миллионами членов, и она продолжала расти.

Джеб Стюарт подал знак жене, и она вновь наполнила ему стакан.

— Его слова до сих пор стоят у меня в ушах, — сказал он: «Я один из вас. Я родился и вырос здесь, помогал отцу пахать землю и сеять. Когда мне исполнилось четырнадцать, я пошел работать на угольную шахту. Потом я пас скот в Техасе, добывал нефть в Оклахоме, нагружал речные баржи в Натчесе, водил паровозы в Джорджии, выращивал апельсины во Флориде. Одним словом, я перепробовал столько работ, сколько вам и не снилось». — Вот так он и говорил, — закончил Джеб, беря со стола стакан.

Я снова кивнул.

— Когда он выступал, он всегда внимательно смотрел на нас. Мы смеялись, и он понимал, что теперь мы пойдем за ним. Но сам он никогда не улыбался и говорил только о деле. Он не предлагал нам выйти из КПП, говоря, что, хотя старый Джон Льюис понемногу отходит от дел, а молодые Рейтеры в Детройте еще неопытны, союз с ними все равно для нас полезен. «Но они ничего не будут делать за вас, — говорил он, — даже если они, что весьма вероятно, объединятся с АФТ. Я понимаю, вам не хочется платить взносы всем. Вы и так уже достаточно платите. Я хочу только предложить вам присоединиться к Конфедерации. Что такое конфедерация, вы знаете. Конфедерацию образуют люди, собирающиеся вместе, чтобы защищать свои права. Наши деды не побоялись образовать Конфедерацию для борьбы против Союза. Мы создали нашу Объединенную Конфедерацию Трудящихся, чтобы помочь всем профсоюзам сохранить независимость и добиться успеха в борьбе. Мы вас не оставим. Если вам нужны консультации, помощь в планировании или организации, мы готовы протянуть вам руку. Фирмы и компании, когда им нужна помощь, приглашают специалистов, мы идем к вам сами. Платить вам ничего не придется, кроме тех случаев, когда мы будем что-нибудь делать для вас. Но когда мы закончим дело, вы можете прекратить плату».

Джеб снова отпил лимонада.

— Когда он говорил, мы не понимали его, но это было не так уж важно. В душе мы были с ним.

Я мысленно улыбнулся. Эту речь я слышал столько раз, что знал ее почти наизусть. В устах отца она выглядела как призыв к созданию Конфедерации и возобновлению борьбы южан за свои права. Объединение было лишь первым шагом, после чего должна была начаться обширная программа действий. По-моему, профсоюзы даже сами не понимали, как им была нужна помощь ОКТ. Если их руководители говорили о какой-то одной проблеме, отец вступал с ними в спор и доказывал, что трудностей было значительно больше. При этом ОКТ была единственной организацией, способной оказать помощь профсоюзам, так как и АФТ, и КПП в значительной мере опирались на нее.

— И что же было дальше? — спросил я.

— В конце лета мы долго спорили, стоит ли начинать забастовку. Мы хотели бастовать, но люди из ОКТ говорили, что ожидается великолепный урожай и впервые за три года можно что-то заработать. Если бы мы упустили этот случай, нам пришлось бы потратить целых шесть лет, чтобы наверстать упущенное. А на следующей год, когда урожай выдался плохим, и большинство наших людей все равно не работало, мы начал и забастовку и добились успеха. Через две недели фермеры сдались: если бы мы не работали еще несколько дней, они бы полностью разорились.

— И в вашем профсоюзе постоянно сидел кто-нибудь из Конфедерации.

Джеб озадаченно посмотрел на меня.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю отца. Он так всегда делал.

— Он был великим человеком, — уважительно произнес Джеб.

— Вы думаете так даже сейчас, когда живете и хозяйствуете сами по себе?

— Не понимаю, — Джеб был поражен моим вопросом.

— Когда мы шли к вашему дому, я заметил кукурузное поле.

— Это-то? Бросьте, всего три акра. Работать там пара пустяков.

— А если люди из профсоюза скажут, что вам нужна здесь пара работников?

— Они сюда не придут. В эти края редко кто заходит, а даже если кто-нибудь навестит нас, то долго не задержится. Впрочем, я никого не жду. Никто просто не знает, что я здесь живу. Здесь ничего не растет.

Я вспомнил, как отец рассказывал, что до работы на шахте помогал своим родителям пахать и сеять. «Здесь же могила деда!», — пронеслось у меня в голове.

Джеб побледнел.

— Ты что-то сказал? — тревожно спросил он.

— Здесь могила моего деда. Вы знаете ее?

Поколебавшись, кивнул.

Мне показалось, я начал что-то понимать. Эти три акра земли были сокровищем.

— Я хочу посмотреть на нее, — сказал я.

— Сейчас? — спросил Джеб.

— Да.

Не говоря ни слова, он встал и, взяв ружье, направился к двери. Я двинулся за ним.