– С добрым утром, любимый! – ехидно поздоровалась Люся.
Ее душа заранее праздновала победу, ликовала и насвистывала бравурные марши! Люся поднялась с кровати и поцеловала Марика в лоб, сухо, как покойника.
– Не расстраивайся. Проигрывать нужно достойно! Ты ведь не сердишься, правда?
Такого нахальства Кукин не ожидал. Закурив, он вышел на балкон. Облако дыма затянуло купол минарета, немножко повисело в воздухе и рассеялось. Марик вернулся в комнату.
– Я хочу сделать тебе подарок! – сказал он и протянул жене ворох банкнот. – Купи что-нибудь на память!
– Какое благородство! Наш кратковременный союз подарил мне небольшое состояние, тебе – огромные впечатления.
– Брак с тобой показал, что быть богатым – накладно!
– О, наконец-то ты изрек умную мысль! – Вахрушина перед зеркалом стала приводить себя в порядок; неторопливо навела красоту и покинула номер. Кукин взял телефон.
Подъехавшее такси проглотило Вахрушину и умчало в новую жизнь. В гостинице Люся больше не появлялась.
Лайнер разбежался по взлетной полосе, оторвался и взял курс на Россию. Марик довольно закрыл глаза. В это время темнокожий араб вел заплаканную Вахрушину в номер вертепа. «Только у великих людей бывают великие ошибки!» – Люся скинула халат.
Люся до совершенства отшлифовала мастерство гетеры и покорила душу богатого, наивного турка. Круглолицый мусульманин выкупил ее из борделя, в надежде сделать одалиской. Он не знал, что русская женщина способна остановить на ходу паровоз, сжечь все мосты и обвести вокруг пальца самого дьявола.
Консульство России сработало оперативно. Многострадальной соотечественнице оформили документы, купили билет и посадили в самолет. Родина встретила Люсю неопределенностью и равнодушием. Но Вахрушина не привыкла сдаваться.
– Здравствуй, дорогой!
Как снег на голову она появилась в офисе бывшего мужа.
Вдали от родины Люся вызубрила уголовный кодекс. Тонким шантажом она выбила из перепуганного Кукина солидную компенсацию. Все вроде встало на свои места, но захотелось любви: единственной и неповторимой. Случаются такие капризы у уставших от жизни женщин. Люся не утратила эффект Клеопатры – мужчины рядом с ней теряли самообладание, падали на колени, предлагали руку или деньги – на выбор. Все бы ничего, если бы не злой рок, преследующий Вахрушину. Не успевала она разжечь семейный очаг, как судьба-злодейка ставила на нем жирный крест.
Инспектор рыбнадзора, Голощекин Никита Михайлович прожил с Люсей полгода. Пьяный от счастья, он случайно вывалился из лодки и утонул в холодных речных водах. Вдове от него перепали: двухкомнатная квартира и денежные накопления, которых хватило на похороны одутловатого тела и скромный мраморный памятник. Люся стойко пережила трагедию, отгуляла поминки и выскочила замуж за актера драматического театра Шептунова.
Шептунов оказался не таким тихим, как его фамилия. Можно сказать, что ему больше подходила фамилия Грохотаев. Актер ревновал супругу ко всем и вся, закатывал истерики с театральными выходками: изображал то обморок, то сердечный приступ.
Люся хотела развестись, но он так фантастически рыдал, что ее сердце разрывалось. После очередного скандала Шептунов традиционно схватился за грудь и свалился у двери. Привыкшая к его симуляциям, Люся плюнула на неподвижное тело и ушла из дома. Когда она вернулась, то застала мужа в том же положении. Шептунова зарыли возле Голощекина. Усопшим мужьям предоставили возможность обсуждать на том свете Люсины плюсы и минусы.
Директор колхозного рынка Давид Иосифович Блувштейн имел поразительную способность клепать деньги из всего, что попадало в поле зрения! Люся оперлась на его крепкое плечо и наслаждалась жизнью. Она забыла, что такое кухня: Блувштейн обедал и ужинал в ресторанах. Его денег хватало на любую блажь. Как-то вечером Люсю потревожил телефонный звонок.
– Давида Иосифовича убили на рабочем месте. Мы поможем с погребением, – сообщил незнакомый радостный голос.
Люся уронила в гроб жемчужные слезинки и облобызала лоб супруга. Блувштейна похоронили рядом с двумя предыдущими мужьями. Знакомые с издевкой шутили о личном кладбище вдовы. Люся наслушалась о себе сплетен и решила замуж больше не выходить. Слово оказалось не настолько крепким, как желание быть любимой. Вскоре Вахрушина закрутила роман с владельцем похоронного бюро Станиславом Викторовичем Горемыкиным.
Станислав Викторович оказался на удивление жизнерадостным человеком. Его шуточки носили особый характер и первоначально вызывали недоумение. Вахрушина быстро к ним привыкла, списав все на своеобразную профессиональную деятельность любовника. На день рожденья она получила миниатюрный гробик, перевязанный черной ленточкой с золотыми буковками: «На вечную память, от любящего Стасика!» Внутри на бархатной подушечке лежало ожерелье, переливающееся в солнечных лучах.
Во время свадебного путешествия Горемыкин отравился тайской кухней. Люся привыкла к регулярным смертям мужей, и уже не плакала. Околевшего супруга доставили на родину в консервной цинковой банке и зарыли на родовом участке.
Люся гуляла по парку, любовалась пестротой осенних нарядов. Там, среди бронзовой листвы и опустевших скамеек, она встретила низкорослого щуплого грузина Гиви. Чем он ей приглянулся, сказать трудно. Нос с горбинкой и печальные глаза, обрамленные длинными ресницами, вызвали у Люси сочувствие. Тонкие пальцы Гиви покрывали волоски и напоминали лапки паука. Ко всему прочему, горец страдал синдромом Мюнхгаузена: безбожно врал о тяжелом детстве и проблемах, побудивших его оставить родину. Люсе хотелось прижать горемыку и согреть теплом души. Гиви пошел навстречу пожеланиям, переехал к ней и зажил богемной жизнью.
Прошла зима – Гиви не умирал! Накопления Блувштейна и Горемыкина таяли, превращаясь в марафет, коньяк и шумные посиделки. Работать гордый джигит не любил. Он часто упрекал Люсю в скупердяйстве, требовал все больше и больше.
– Слушай, зачем тебе столько денег? Ты что, их кушать будешь? Давай жить, как все нормальные люди живут! Может, тебе нервы надо подлечить? Съезди в санаторий, отдохни! Я за квартирой послежу, – ворковал Гиви, поглаживая Люсю по коленке.
«А почему бы и нет?» – подумала она, собрала дорожную сумку и укатила на Черноморское побережье.
Вахрушина восстановила силы и вернулась. Ни цветов, ни радостно ворковавшего грузина в аэропорту не оказалось. «Господи, неужели с ним что-то случилось?» – грызла она себя. Гиви не оказалось и дома! Изумление курортницы перешло все границы, когда выяснилось, что вместе с кавказским орлом испарились драгоценности и банковские счета. Тяжелый, пыльный ветер ворвался в легкие Люси, лицо приняло тон деревенской сметаны. Возомнив себя птицей, душа Вахрушиной взмахнула крыльями и вылетела вон. Небо устало от духоты, возмутилось и хлопнуло в ладоши. Как по приказу, хлынули косые струи дождя. Шахматная партия закончилась, уложив королеву в одну коробку с пешками.
Похоронный марш Шопена
Петька Рыков, мальчуган лет шести, с аппетитом уплетал бутерброд. Хлебные крошки падали на стол, Петька подбирал их и закидывал в беззубый, как у старичка, рот.
– Пап, давай котенка заведем! У Вовки Полетаева, знаешь, какой пушистый и ласковый… А шустрый! Вовка бумажку привяжет на нитку, а тот прыгает за ней! У всех есть кошки, а у нас нет!
– Купим мы тебе кошку, не переживай! Такую, какой ни у кого нет! – многообещающе подмигнул сыну отец.
Андрон Ефимович вернулся с базара и вручил сыну картонную коробку. Лицо его светилось от счастья.
– Открывай! – сказал он торжественно.
Петька снял крышку. Его удивлению не было предела.
– Я же котенка просил. Зачем мне черепаха?!
– Глупый ты еще! Черепаха куда интереснее! Конечно, она не будет за бумажкой прыгать. В отличие от кошки, черепаха – животное солидное, и у нее масса преимуществ! Во-первых, от нее нет шерсти! Во-вторых, она не рвет обои и не лазает по шторам! В-третьих, мало ест и не гадит по углам! И самое главное – черепахи живут триста лет! Ну, сам подумай, поиграет твой Вовка лет пять и – все! Сдохнет его Барсик или Мурзик – и начнутся слезы, сопли! А твоя Тарантелла или, как ее, Тортилла будет жить! Играй – не хочу. Еще тебя переживет! Так-то! – закончил пояснения отец; он сел к окну и развернул газету.