Бракосочетание состоялось в 7 часов 21 минуту. Стоял влажный жаркий летний вечер. О случившемся событии пресса ничего не знала.

Два дня спустя, снова тайно, для Мэрилин сыграли еврейскую свадьбу, как она этого хотела. Краткий курс по основам иудаизма прочел ей раввин Роберт Голдбург. Мэрилин утешила его, сказав, что дети, родившиеся от этого брака, будут воспитываться в духе иудаизма.

Вторая церемония проходила перед мраморным камином в доме литературного агента Миллера, в Ваккабуке, штат Нью-Йорк. На этот раз Мэрилин в свадебном наряде, с фатой была похожа на невесту. Миллер завязал галстук и воткнул в петлицу цветок. Новобрачные выпили вина и обменялись кольцами, потом жених разбил бокал в память о разрушении Иерусалима древними римлянами.

Недели Напряжения закончились сценой из сельской жизни. Двадцать пять приглашенных на свадьбу гостей вышли на открытый воздух, чтобы насладиться обедом, включавшим блюда из омаров, индейки и шампанское. Мэрилин и ее муж разрезали свадебный торт. Его накануне испек один нью-йоркский кондитер после того, как восемь других отказались исполнить заказ, сделанный за двадцать четыре часа. Невеста и жених целовались и обнимались без всякого стеснения. За последние месяцы Миллер преобразился и теперь демонстрировал полную физическую раскрепощенность.

«Это было похоже на сказку, ставшую явью, — вспоминал потом Норман Ростен. — Появился принц — принцесса была им спасена».

К этому дню Миллер купил золотое обручальное кольцо. На нем была выгравирована надпись: «M. от A., июня 1956. Сейчас и всегда». Мэрилин, в свою очередь, на обороте свадебной фотографии написала три слова: «Надежда, Надежда, Надежда».

Примечания

1. Черствый хлеб в форме кольца.

Глава 22

Через две недели после свадьбы мистер и миссис Миллер под музыку Гершвина «Ты соблазнительна» (Embraceable You) щека к щеке танцевали в фешенебельном английском загородном доме. Миллер наконец получил разрешение на поездку в Англию, и они прибыли в Британию, чтобы вместе с сэром Лоренсом Оливье начать работу над «Принцем и хористкой».

Хозяином дома был Теренс Рэттиган, автор шедшей на подмостках театров пьесы, он пригласил блистательное собрание отметить медовый месяц новобрачных. Вместе с ними танцевали сэр Джон Гилгуд, Дуглас Фербенкс-младший, госпожа Сибил Торндайк и сэр Льюис Кэссон, госпожа Пэгги Эшкрофт, госпожа Эдит Эванс и Марго Фонтейн, титулованные герцоги и герцогини, рыцари и американский посол.

Приезд Мэрилин Монро в Британию вызвал ликование во всех кругах общества. Газеты по всей стране состязались друг с другом в дурацких заголовках и охотно печатали о Мэрилин несусветную чушь. Рассказы о ее прибытии были помещены на первых страницах, потеснив исполненную тревог речь премьер-министра Энтони Идена о том, что Англия стоит на грани экономической катастрофы. Одна газета, подарившая Мэрилин велосипед для катания по английским сельским дорогам, потом посетовала, что на нем катаются слуги актрисы. Пожилые леди вышивали портрет Мэрилин серебряными и золотыми нитями. Актрису приглашали на крикетные матчи, тетеревиную охоту в Шотландию, а также отведать рыбы с хрустящим жареным картофелем в компании стиляг. Под окнами Мэрилин группа студентов распевала непристойные песни и — 23-й псалом.

Никто из добивавшихся ее внимания, даже наиболее отчаянных, в этом не преуспел. Мэрилин, которая обхаживала когда-то прессу и потакала всем ее прихотям, больше не существовало. Вместо нее появилась замкнутая женщина и стеснительный муж, прятавшиеся за воротами Парксайд-Хауса, загородного особняка, снятого у лорда Мура.

Обслуживающий персонал был предупрежден, что «мисс Монро привыкла спать в абсолютной темноте». С этой целью на окнах были установлены специальные жалюзи. Спальня была выдержана в белых тонах — белая кровать, белые занавеси, белая мебель, белый ковер, — все, как в апартаментах Мэрилин в Манхэттене. (Дворецкий и повар, которые осмелились сообщить прессе такие подробности, вскоре были уволены.) Мэрилин повсюду сопровождал неуклюжий суперинтендант полиции, бывший работник Скотленд-Ярда. Она, похоже, утратила присущее ей чувство юмора. Теперь актриса стала звездой, в самом худшем смысле слова.

За несколько месяцев до этого, услышав о планах Лоренса Оливье, Ноэль Кауард записал в своем дневнике: «Ларри на основе «Спящего принца» собирается сделать картину с участием Мэрилин Монро, что по вполне понятным причинам может далеко завести его».

Мэрилин раньше уже раза два встречала Оливье, когда она была еще никем, а он уже был сэром Лоренсом, ведущим актером англоязычного мира. Теперь ему предстояло быть режиссером и ведущим актером, а ей — ведущей актрисой в мыльной опере об американской хористке, которая влюбляется в холодновато-романтического принца.

Оливье уже слышал рассказы о трудностях работы с Мэрилин Монро, но полагал, что справится.

Он беседовал с тремя из ее предыдущих режиссеров, Джоном Хьюстоном, Билли Уайлдером и Джошуа Логаном. Логан, которому «Автобусная остановка» принесла триумф, хотя и совершенно его вымотала, в письмах постоянно предупреждал Оливье: «Пожалуйста, не говори ей, что нужно делать. Она, наверно, куда больше разбирается в актерской игре в кино, чем кто бы то ни было. Не приказывай ей, потому что это отпугивает ее и тогда ты ничего из нее не выжмешь». Но в целом Логан был настроен весьма оптимистично: «После черного и белого, это самое лучшее сочетание».

Узнав, что Мэрилин привезла с собой репетиторшу, Паулу Страсберг, Оливье страшно рассердился. Потом, вспомнив, что во время их встречи в Нью-Йорке Мэрилин показалась ему «шизоидной», он смягчился, понадеявшись, что Страсберг «сумеет из двух половин выставить лучшую». Когда на репетициях Мэрилин повергла его в уныние, он решил вместо нее заняться воспитанием Страсберг. Вскоре он пришел к выводу, что «Паула ничего не знала; она не была ни актрисой, ни режиссером, ни учителем, ни консультантом, никем. Всем она была, видимо, лишь в глазах Мэрилин, потому что обладала одним талантом: умела умасливать ее».

Эта мысль осенит Оливье в один прекрасный день, когда он в лимузине будет прислушиваться к беседе Мэрилин и Страсберг, сидевших сзади. «Моя дорогая, — говорила Паула Страсберг, — ты до сих пор никак не можешь понять важности твоего положения для мира. Ты величайшая женщина своего времени, величайшая личность эпохи, да и всех времен. Ты не назовешь ни одного человека, — я имею в виду, и самого Христа, — который по популярности превосходил бы тебя».

Оливье готов поклясться, что в его воспоминаниях нет ни капли преувеличения. Эта лесть продолжалась битый час, и Мэрилин заглатывала наживку. Когда начались съемки, Оливье пришлось отослать Страсберг в Нью-Йорк, а Мэрилин приложила все старания, чтобы убедиться, что та намерена вернуться. За четыре месяца Оливье узнал, что такое настоящий ад.

Он пытался помочь Мэрилин превозмочь страх перед камерами, когда у нее буквально отнимался язык. Он предложил ей спокойно посидеть и посчитать, а потом произнести слова текста. Когда это не возымело действия, он взорвался: «Ты что, и считать не умеешь?» Логан предупреждал его, что нельзя вести себя с ней властно, тем более приходить в ярость. Потерять контроль над собой означало потерять Монро, и Оливье быстро утратил с ней контакт. Он испытывал отчаяние даже тогда, когда Мэрилин чувствовала себя спокойно.