— Молодец, — вяло отозвался Дмитрий, — поздравляю.

— Разве ты не рад за меня? — обиженно спросила Настя.

— Почему, рад, — без выражения произнес Дмитрий, — просто все это очень смешно.

— Что смешно? — не поняла Настя.

— Смешны твоя радость и гордость, твои восторги и надежды. Все это мне очень знакомо, я сам был таким же когда-то, испытывал те же эмоции. И поэтому я знаю, к чему ты в конце концов придешь.

— И к чему же?

— К разочарованию, к усталости от каждодневной рутины, к пониманию того, что вся эта романтика, о которой ты будешь петь, не более, чем наскоро изготовленная подделка.

— Ага, если ты говоришь, что это подделка, — спросила Настя, — значит, есть и нечто подлинное?

— Подлинное, — ответил Дмитрий, — не продается в ресторанах и не тиражируется, как на конвейере.

— Ну хорошо, — не унималась Настя, — а как же оперное искусство?

— Настя, я тебя умоляю, я так себя плохо чувствую, у меня нет сил говорить, тем более обсуждать проблемы подлинного и неподлинного искусства.

«Ну вот, — обиженно думала Настя, стоя под душем, — что ему стоило хотя бы для вида похвалить меня, порадоваться со мной. Обязательно нужно было тыкать мне в лицо своим жизненным опытом. Миша прав, — с грустью поняла Настя, — у Мити действительно психология неудачника. Самое страшное в этом то, что он не может радоваться чужим успехам. Хотя не слишком ли многого я от него хочу? Человек болеет, страшно мучается, а я пристаю к нему со своими детскими радостями».

Уже в постели Настя передала Мите мнение Белова по поводу вознаграждения для каждого из артистов. Настя сама не ожидала, что этот рассказ так разозлит Дмитрия. Его возмущению не было предела. Первый раз Настя слышала, как из уст ее любимого слетали самые грязные ругательства.

— Успокойся, пожалуйста, — она тщетно пыталась унять Дмитрия, — тебе вредно волноваться.

— Первое, что я сделаю, когда выздоровлю, — немного успокоившись, проговорил Дмитрий, — это набью ему морду. Слушай, — вдруг спросил он, — а как там новый солист, этот тенор из циркового училища?

В этих словах и в интонации, с которой Дмитрий их произнес, Насте послышались ревность и беспокойство. Почему-то ей не захотелось рассказывать о том, что за последние несколько дней они с Сережей стали чуть ли не приятелями.

— Не знаю, — уклончиво ответила Настя, — ты мне больше нравишься. Мне кажется, он поет как-то неинтересно, как музыкальный автомат.

— А внешне он как тебе?

— Блондин, а мне всегда нравились брюнеты, — сказала Настя и поцеловала Дмитрия.

— Правда? — срывающимся от нежности голосом спросил он.

— Ну, конечно, неужели ты мог усомниться?

— Не знаю, — медленно произнес Дмитрий, — по-моему, сейчас я представляю такое плачевное зрелище, этакое говорящее, ни на что не способное полено.

— Прекрати! — резко оборвала его Настя. — Как ты можешь так говорить! Или ты думаешь, что я люблю тебя, только когда ты полон бодрости и сил, а больной и грустный ты мне не нужен? Какая ерунда! Что бы это была тогда за любовь? Я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя всегда и в любом виде.

— Но я сейчас даже сексом нормально заниматься не могу! — воскликнул Дмитрий, и в этом возгласе было столько страдания и мольбы, что Настя почувствовала необычайный прилив нежности к Дмитрию. Неожиданно она догадалась, что он ждет от нее и о чем боится попросить.

Дело в том, что из-за Митиной болезни все позы, в которых он мог заниматься любовью, практически свелись к одной-единственной, когда Митя лежал на спине, а Настя была сверху. Вдобавок ко всему Митя боялся делать резкие движения, потому что в любой момент ноющая боль могла смениться мучительной и резкой. Все это держало обоих в таком напряжении, что уже много ночей они проводили, как брат с сестрой, и лишь обменивались целомудренными поцелуями.

Сейчас Настя решила взять инициативу в свои руки. Она с головой нырнула под одеяло и медленно заскользила губами по Митиной груди, опускаясь все ниже и ниже. Она сразу почувствовала легкий привкус болезни, исходивший от тела любимого. Это не спугнуло Настю, наоборот, она ощутила такую щемящую нежность, что еле сдержала стон.

Настя понимала, что Митя сгорает от нетерпения, и не стала слишком много времени тратить на ласки. Она почти сразу же нашла губами его уже давно и нетерпеливо ждущий член. Настя обхватила его пальцами, и он сразу же отозвался еще большим напряжением. Насте так хотелось сделать Митю счастливым и успокоенным, что она проявила редкостную изобретательность.

Сначала зажимала его в ладони, гладила, терла, обнимала со всех сторон. Потом она поняла, что этого мало, и пустила в ход свой нежный и горячий рот. Настя лизала его и покусывала, клала себе за щеку, как гигантский и сладостный леденец, она сжимала его губами и щекотала языком.

— Милая, как хорошо, — срывающимся голосом повторял Дмитрий, — как чудесно, что ты догадалась! Я давно хотел тебя попросить об этом, но все как-то не решался. Еще, пожалуйста, еще. Только не останавливайся!

Настя и не думала останавливаться. Это занятие так захватило ее, что она набрасывалась на член Дмитрия чуть ли не с ожесточением. Она сама постанывала и извивалась всем телом. Футболка, в которой Настя легла в постель, и трусики страшно мешали ей. Насте хотелось сбросить с себя всю одежду, одеяло, остаться голой и полностью открытой для ласк любимого.

Их стоны становились все громче, вдруг Дмитрий напрягся, изогнулся словно в судороге, Настя не успела отстраниться, и теплая пряная струя ударила ей прямо в рот. Это не было неприятно, наоборот, но, увы, нисколько не утоляло жажду, которая все сильнее и сильнее сжигала Настю.

А Дмитрий казался совершенно успокоенным. Он отдышался, несколько раз сказал: «спасибо», поцеловал Настю в пересохшие губы и, кажется, собрался заснуть.

3

Несколько минут Настя лежала неподвижно. Она прислушивалась к Митиному дыханию, которое становилось все ровнее и ровнее. Такое завершение ночи ее совершенно не устраивало. Настино тело, распаленное желанием, жаждало ласк. Она лежала, непроизвольно раздвинув ноги, словно приглашая войти туда мощную мужскую силу. Но мужчина рядом с ней лежал обессиленный и полностью удовлетворенный. Еще несколько минут прошли в сомнениях.

«Но он же болен, — уговаривала себя Настя, — не слишком ли многого я от него хочу. Но ведь я тоже не железная, сейчас просто так не засну».

Страх и нервное возбуждение, донимавшие Настю перед выступлением, наложились на желание, одолевавшее ее сейчас. Девушка почувствовала, что дрожит, что ее лоно увлажнилось и приоткрылось, что оно готово к ласкам.

«Может быть, мне попробовать самой?» — в отчаянии подумала Настя, сняла трусики и положила ладонь на горячий, пульсирующий лобок.

Она попробовала забраться дальше. Это было непривычно, но довольно приятно.

«А почему бы и нет?» — подумала Настя и усмехнулась. Никто не поверит, что она занималась мастурбацией, лежа в кровати рядом со своим любовником.

Все это начало забавлять ее, и Настина рука задвигалась быстрее. Только Настя начала входить во вкус и вдруг почувствовала, как ладонь Дмитрия легла на ее ладонь. Настя замерла, ей стало стыдно. Она почувствовала себя так, словно ее уличили в чем-то незаконном.

— Что ты делаешь? — спросил Митя.

— Я думала, ты спишь, — невпопад ответила Настя.

— Почему ты меня не попросила?

— Я думала, ты спишь, — повторила Настя и, помолчав, сказала. — Да, я прошу тебя. Я очень хочу, просто сил нет терпеть.

После этих слов все пришло в сладостное и упоительное движение. Вернее, Дмитрий продолжал лежать, зато его рука с лихвой восполняла неподвижность тела. Его пальцы творили настоящие чудеса. Они были такими чуткими, то нежными, то бешено-страстными. Настя извивалась всем телом и нанизывалась на его руку. От наслаждения она теряла рассудок, весь мир воспринимался ею сейчас как мгновенная и одуряющая смена цветов. Вот пальцы Дмитрия двигаются по спирали, и все становится красным, вот они отдыхают и нежно гладят ее внутри, и Настя видит все в зеленых тонах. Это было чудесно, но мало. Да, Насте было мало этих ласк. Она как будто видела перед собой вожделенную вершину наслаждения, но никак не могла добраться до нее.