На самом деле артисту в туре нужно очень мало: поесть и поспать. Шикарные свинг-вечеринки и круглосуточные дискотеки – абсолютный миф. Все совсем по-другому. Все не так.
Из Токио в Сидней мы летели десять часов. Всего на дорогу ушло шестнадцать часов, шесть из которых – предполетная подготовка и постполетный перформанс (сборы, выселение из гостиницы, дорога в аэропорт, паспортно-визовый контроль, посадка, высадка, паспортно-визовый контроль, дорога из аэропорта, заселение в гостиницу).
На следующий день после концерта в Токио до двенадцати часов мы спали как убитые. Потом долго приходили в себя, в три часа подъехала машина в аэропорт, и в семь вечера мы вылетели. Прибыли в Сидней мы в шесть утра по времени Австралии, и только в половине десятого утра зашли в номер. Душ, еда и несколько часов отдыха перед первым саунд-чеком на «Allphones Arena», стадионе, построенном специально к летним Олимпийским играм 2000 года. Репетиция закончилась только во втором часу ночи, и мы без ног отрубились в номере. На следующий день предстояло привести в порядок костюмы, сделать последние приготовления к шоу и хорошенько отдохнуть. Естественно, никто отдыхом не занимался: выяснилось, что в Австралии танцевальный коллектив под «Poker Face» разучил совершенно не тот танец, который нужно, и танцоры спешно уехали в репетиционный зал готовить ребят к выступлению.
И все это время: постоянная суета, нервозность и повышенный тон разговоров. Я смог расслабиться и перевести дух только тогда, когда за пять минут до выхода на сцену оказался в своем куполе. А еще через семь минут началось шоу, и я снова был без сознания на протяжении всего времени. Роберту и Паше удалось натаскать австралийских мальчиков (хотя мы просили девочек!) для вполне вменяемого танца, но Ника сказала, что режиссер света издевался над нами как мог. Я постоянно был в тени, «пушка» не успевала за мной, и экраны трансляции практически всегда были пустыми.
Но зал был в восторге. Такого неистовства, как в Токио, не было, но Брэдли, собравший информацию у коллег, сказал, что подобного больше не будет нигде и никогда. Японцы – самые откровенные и самые ответственные.
Но адреналина в Сиднее мне хватило с лихвой – зрители лезли на сцену, и я богом клянусь, что слышал хруст кости в руке у одного парня, которого охрана стащила со сцены, когда он, в полуприсядке, был готов прыгнуть на меня, стоящего на коленях прямо перед ним. После концерта нас повезли в гостиницу и сказали, что у нас три с половиной часа на приведения себя в порядок. После нам предстоял долгий перелет.
В аэропорте Сиднея мы оказались в шестом часу утра, а в семь вылетели и прибыли в аэропорт Хитроу в восемь вечера в тот же день, в гостиницу – в одиннадцатом часу. Время перелета – двадцать два часа, девять из которых возвращается временем, так как в Лондоне на девять часов меньше, чем в Сиднее. Сказать, что мы измаялись в самолете, – не сказать ничего. Половину пути я читал тексты и сообщения от Васи, составлял письма и делал пометки об их отправлении по возвращении на землю, а потом мы обсуждали концепцию альбома, смотрели фотографии и зарисовки дизайна грядущего сингла, сценарии для клипа и другие производственные вещи. Самолет был большим, и летели в нем все артисты, которых радиостанция пригласила выступать на своем юбилее. Все спали, исключая нескольких звезд, которые, как и мы, занимались рабочими вопросами. Курить хотелось нестерпимо и в душ. Никто ни с кем не общался. Даже приветами не обменивались, ни в самолете, ни в гостинице, ни на сцене. Зато охотно фотографировались у рекламных стен и обнимались как родные. Это все было странно для меня, необычно и настораживало. Неужели так будет всегда?
Перед тем как отрубиться в гостинице в Лондоне, Ника сказала:
– Я хотела посмотреть Биг-Бен, но черт с ним. Может быть, когда-нибудь…
Наша репетиция начиналась в восемь утра, и к десяти мы были свободны. Мы наспех перекусили под строгим взором Роберта, назначенного мисс Тони главным (чтобы артист ел не больше пяти тысяч ккал в день, а танцоры – не больше трех тысяч!), а потом спали до семи вечера. В полвосьмого мы всем составом погрузились в автобус и приехали на площадку – «О2» арена, одна из самых больших в Лондоне. Нике удалось из окошка автобуса все же увидеть Биг-Бен, а также несколько двухэтажных автобусов – визитных карточек Лондона. Больше интересного в окнах не было ничего. Меня опять донимала стресс-диарея, и я мучительно ждал возможности закрыться в кабинке туалета.
Выступление в Лондоне оказалось самым слабым из трех случившихся. Сознание не выключилось, и я несколько раз запнулся в текстах, а под финал Роберт еле поймал меня, буквально в последнюю секунду я чуть не навернулся со сцены, с самой «вершины» сцены-треугольника. Покидали Лондон мы упавшие духом, хотя и Ника, и Брэдли уверенно твердили, что шоу вышло просто превосходным. А Паша честно и откровенно сказал, что бывало лучше, и будет в Париже, там публика более приветливая и завалит нас аплодисментами еще до того, как мы успеем выйти на сцену.
В Париж улетели ночью, летели всего час, но в гостинице были только в семь утра. До часу дня отсыпались, пытаясь восстановить не столько силы, сколько моральный дух. Мы тихонько дожидались своей очереди выхода на сцену. Репетиций больше не было. Оставалось всего два концерта. Сегодня в Париже и завтра в России.
В кубе я совсем поник. Почему-то в четвертый раз мне было одиноко, страшно и жалко себя. Я с трудом сдерживал слезы, чувства были самыми скверными, и я совсем раскис, а когда купол пополз вниз, я почувствовал облегчение: наконец-то все закончится.
Стадион «Зенит», один из самых известных во Франции, похожий на гигантский воздушный фонарик из-за тканевой облицовки и эффекта «надутости».
Паша, танцор из нашей группы, был прав.
Не успели зрители меня увидеть, как я почти оглох от дичайшего крика. Уже потом мне сказала Ника, что четверть трафика на фейсбуке – французы, и больше половины подписчиков они же. А радио «Energy» в Париже крутило «Roberto» не меньше двадцати пяти раз в день. В общем, здесь нас ждали, и ох, как хорошо ждали!
После успешного выступления, мы отправились в гостиницу, где немного выпили, чтобы расслабиться, и отправились все спать. Завтра в десять утра мы должны были вылететь в Москву.
В гостиницу в Москве мы прибыли в шесть вечера. Но отдохнуть не получилось. Мы спешно собрались и поехали в «Олимпийский».
За два дня до шоу нам сообщили, что в Москве из-за погодных условий концерт перенесли в «Олимпийский». Не знаю почему, но я был этому даже рад.
Глава восьмая
Игорь
Россия, Москва
– Осталось последнее выступление, Игорь, поверьте мне, все будет хорошо. Никто не догадался, – пыталась успокоить меня агент Томпкинс. – Нет смысла сейчас все кардинально менять.
– Это невозможно отыграть назад, – ответил Игорь, – вы поймите. Вы, наверное, не услышали меня? Давайте повторю еще раз: Наркобарон знает, что Джейсон МакКуин – это Саша Лавров. Вы так не можете поверить в провал вашего гениального плана, что отказываетесь смотреть в лицо фактам? Тогда примите этот факт так: это мы виноваты в том, что его рассекретили. Мы! Не ваш план рухнул, это мы его порушили. Наша система гнилая, не ваша! Нам нужен план «Б»! Запасной вариант!
Он был готов говорить что угодно, лишь бы Саше Лаврову дали шанс жить. Если ничего не предпринять, его ведь убьют! Да, это на нашей стороне произошла катастрофа. Это у нас была утечка – медсестра Алла Бережная была подкуплена людьми Наркобарона и вынесла личное дело из кабинета психиатра. Они рассчитывали, что там будет информация о новой личности Саши. Но там были всего лишь диски с записями. Музыкальными записями. Это – больше, чем информация о личности. Потому что мелодия, записанная на диск, сейчас играла по всему миру – она стала песней «Roberto».
Бюрократическая машина заработала в полную мощь. Информацию следовало не просто передать, а довести до сведения нужных лиц. А делается это очень непросто – позвонить или написать что-то в отношении лица, помещенного под программу защиты свидетелей, нельзя. Необходимо передать информацию по защищенным каналам связи. На это ушло несколько дней, которые Игорь провел почти в агонии – каждый день он смотрел сводку новостей и читал в Интернете отчеты о выступлениях МакКуина в разных странах на юбилее радиостанции. И каждый раз боялся, что увидит новость о гибели артиста.