— Ты не боишься летать, Коул. Ты боишься умереть. Сосредоточься на желании жить и тогда не будешь думать о том, что находишься высоко в небе. Все умирают, это неизбежно. Так зачем бояться того, чего невозможно изменить?
— Ты умеешь убеждать. Тебе стоило бы стать адвокатом.
Она улыбается, отчего у меня в животе начинают порхать бабочки.
— Может, и стоило.
— А теперь скажи мне, что не дает спать тебе?
Нэд делает глубокий вдох и с грустью смотрит на меня. Ненавижу это.
— Возможно, это последний раз, когда я увижу родителей, — шепчет она. Мне нравится, что она такая честная.
— Ты права. Возможно, но… это также может быть первый раз из многих. Я думал, что ты не боишься смерти?
— Нет. Я боюсь только напрасной траты времени.
— Почему ты думаешь, что можешь напрасно потратить время?
— Не знаю, просто есть столько всего, что я хочу сделать до… я хочу, чтобы мне хватило времени на все. — Я сажусь и пристально смотрю на нее какое—то время, а потом принимаю решение. Я не позволю ей напрасно потратить ни секунды, пока она все еще здесь, со мной.
— Подожди минуту.
— Куда ты собрался? — кричит он, когда я спрыгиваю с кровати и несусь в ее комнату.
— Не двигайся. — Быстро нахожу ручку, которую видел на комоде до этого, а потом пытаюсь найти бумагу. Выдвигаю несколько ящиков и, наконец, вижу блокнот с такими же листами, на которых был написан ее список.
Бегом возвращаюсь на кухню, сажусь и кладу ручку и бумагу на стол.
— Зачем это?
— Мы составим bucket list, — уверенно говорю я, хотя часть меня ненавидит саму мысль о том, что этот список вообще будет существовать.
— Что?
— Bucket list. Только не говори, что не знаешь, о чем я говорю.
— А должна?
— Боже. Как можно не знать, что это такое? Детка, тебе нужно почаще выходить в люди. — Она бросает в меня попкорн. Я подбираю его со стола и запихиваю в рот.
— Ну же, Эйнштейн, расскажи мне, что это такое.
— Это список вещей, которые ты хочешь сделать до того… до того, как у тебя больше не будет такой возможности. Ты составляешь список, а потом делаешь все, что в нем записала.
Нет пристально смотрит на меня, как будто пытается расшифровать мои слова.
— Мне нравится эта идея, — наконец, выдыхает она.
— Отлично, тогда давай начнем. Фантазируй, Нэд. Никаких бестолковых и непродуманных желаний. Это будет самый лучших из всех списков желаний.
— Хорошо, но сначала ты должен мне кое—что пообещать.
— Все, что угодно.
— Ты должен помочь мне закончить его, даже если я не успею… Я хочу, чтобы ты закончил его за меня. Пообещай мне, Коул.
— Обещаю.
— Спасибо. Хорошо, сначала я хочу прыгнуть с парашюта.
— Что?
— Ну же, Коул, это будет забавно.
— Я не стану прыгать с парашюта.
— Ты пообещал.
— Когда думал, что все будет происходить на земле.
— Ты и правда собираешься отказаться помочь мне исполнить свой bucket list?
— Детка, пять минут назад ты даже не знала, что это такое.
— А теперь знаю, и ты пообещал.
— Ладно, но тогда я сплю сегодня в твоей кровати.
— Нет.
— Я только что пообещал ради тебя выпрыгнуть с самолета, поэтому «нет» не принимается за ответ.
— Хорошо, — ухмыляется Нэд.
— И сотри с лица это самодовольное выражение, мы оба получили то, что хотели. — Она начинается смеяться, а я закатываю глаза. — Что еще? И пусть лучше это будет не связано с прыжками из самолета.
— Нет. Я хочу посетить Национальную галерею искусства9.
— Ничего получше нельзя было придумать?
— Прекрати жаловаться, это была твоя идея.
— Опять же, я думал, что все будет происходить на земле. Почему Национальная галерея искусства?
— Я всегда хотела сесть на самолет и посетить ее, но все никак не удавалось. Хочу изменить это.
— Номер два, Национальная галерея искусства. Следующий пункт?
Нэд нерешительно смотрит на меня, а потом все же говорит:
— Научиться плавать.
— Ты не умеешь плавать?
— Нет, я не хотела учиться.
— Почему нет?
— Мне не хочется говорить об этом, — тихо отвечает она. Я уже видел ранимую сторону Нэд и знаю, что она расскажет, когда будет готова.
— Ладно, номер три, научиться плавать. Что еще?
Она не отвечает, поэтому я поднимаю на нее взгляд. Нэд смотрит мимо меня со странным выражением лица.
— Нэд?
— Прости, — шепчет она, как будто я только что оторвал ее от важных мыслей.
— Номер четыре?
— Да. Я хотела бы подержать в руках ребенка, — медленно говорит Нэд. Я недоуменно смотрю на нее.
— Почему?
— У меня никогда не будет детей. Я раньше не думала об этом. Не была к этому готова. Но когда ты лишаешься такой возможности насовсем, то все меняется. Я знаю, что никогда не подержу в руках своего малыша и не услышу его первый плач. Но было бы хорошо представить себе, как это могло бы быть, хотя бы на минутку. Мне бы этого очень хотелось, — говорит она скорее сама себе, чем мне.
Мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы привести себя в чувство. Почему ее слова разрывают мне сердце? Почему мне хочется увести ее в соседнюю комнату и заниматься с ней любовью до тех пор, пока у нее не появится столько чертовых ребятишек, сколько ей хочется? Я бы сделал это для нее и прямо сейчас это меня совсем не пугает. Меня больше пугает то, что я никогда не смогу сделать этого для нее.
— Ты уверена, детка? — шепчу я.
Она кивает, сдержанно улыбаясь мне.
— Хорошо, — говорю я и записываю желание. У меня уходит пара минут на то, чтобы отключиться от нежелательных мыслей, и только после этого я снова смотрю на нее. Передо мной стоит храбрая Нэд. Она опять надела свою маску.
— Что—то еще?
— Да, у меня есть еще одно желание.
— Какое?
— Я хочу покататься на лыжах. — Я чуть не падаю со стула. — Хочу, чтобы мы покатались на лыжах. В память о твоей маме. Вот, чего я хочу. Это мое последнее желание.
Я понимаю, что между нами что—то меняется, но мне наплевать на это. Сейчас больше ничего не имеет значения.
— Хорошо. — Мне приходится крепко держать ручку, чтобы записать ее желание, после чего я вырываю лист и сворачиваю его пополам.
— Вот, — говорю я, отдавая его Нэд. — Начнем, как только вернемся из Огайо.
— Хорошо.
— Детка?
— Да?
— Пошли спать, — произношу я, зная, что сегодня больше не смогу ни о чем говорить. Я чувствую, как в воздухе витают изменения и понимаю, что Нэд тоже это чувствует. Я пока не понимаю, какие это изменения, и не уверен, что хочу. Мы беремся за руки и идем в ее комнату. Тихо ложимся в кровать. Ни один из нас не произносит ни звука, когда я прижимаю ее к своей груди и кладу на нее ногу. Ни один из нас не произносит ни слова, пока мы слушаем наше дыхание в ночной тишине. Также молча мы засыпаем. Мы оба не говорим ничего и в то же время все.
Глава 14
Бреннан
Дзинь, дзинь. Дзинь, дзинь.
— Нэд, — ворчу я. Она игнорирует меня. Дзинь, дзинь. Дзинь, дзинь. — Нэд, выключи его. — Она, наконец, медленно поднимает голову с моей груди.
— Что такое?
— Твой дурацкий телефон. Выключи его.
— Выключись, — бурчит она. Я улыбаюсь.
— Не думаю, что это сработает, детка.
Нэд недовольно вздыхает и, продолжая прижиматься ко мне, пытается дотянуться рукой до телефона, который она не может видеть, потому что у нее закрыты глаза. Дзинь, дзинь. Дзинь, дзинь. Я сажусь и хватаю мобильный, а потом обратно ложусь и отдаю его ей.
— Зачем, черт возьми, Утырсон звонит тебе, — я замолкаю, пытаясь разглядеть время на ее телефоне, — в пять часов утра?!
— А мне откуда знать, — раздраженно отвечает она и отвечает на звонок. — Да, Джексон? — сонно говорит Нэд в трубку. С утра у нее такой сексуальный голос, но это не отменяет того факта, что это придурок только что разбудил меня. — Да, я все еще сплю. Да, я лечу в Огайо. Как ты об этом узнал? Ах да, Мисти. Нет, самолет в десять. Нет, ты же не знал.