— И ты тоже отказалась.

Она кивает.

— Я знаю, большинство людей не поймет, почему я это делаю. Это, наверное, звучит неблагодарно, когда столько людей умирают, не имея возможности сохранить и продлить себе жизнь. Но я не могу. У меня была замечательная жизнь, о которой можно только мечтать, Коул. Мои родители самые милые люди в мире. Мне безмерно повезло и если я умру прямо сейчас, то умру самым счастливым человеком в мире. Я не хочу давать никому ложную надежду, что у меня есть шанс, а потом подвести их. Я не поступлю так со своими родителями. Не могу. Не поступлю так сама с собой. Я не могу изменить того, что умираю. — Она замолкает на секунду, чтобы немного успокоиться, — но я могу проконтролировать то, как проживу остаток жизни, не важно, сколько мне осталось.

Наконец, она прекращается говорить и просто наблюдает за мной. Я некоторое время пристально смотрю на нее, а потом киваю.

— Хорошо.

— Хорошо? — озадаченно спрашивает она.

— Если ты именно этого хочешь, то пусть так и будет.

— И ты не думаешь, что я веду себя эгоистично? — В этот момент по ее щеке скатывается первая слеза. Я придвигаюсь ближе и стираю ее подушечкой пальца.

— Ты шутишь? — шепчу я. — Ты самая храбрая женщина из всех, что я встречал. Ты восхитительная.

— Такая же храбрая, как твоя мама? — робко интересуется она.

— Может, даже храбрее, — честно отвечаю я.

По ее щекам начинают катиться слезы, и в этот раз я просто обнимаю ее руками и позволяю выплакаться на своей груди, не переживая о том, что на ней останутся мокрые пятна. Я молча позволяю ей выплакаться около пяти минут. А когда замечаю, что ее дыхание приходит в норму, шепчу ей на ухо:

— Теперь можно поесть мороженое.

В этот момент комнату наполняет самый божественный в мире звук — смех Нэд, и я улыбаюсь.

***

— Почему я только сейчас узнаю, как это вкусно? — говорю я, доедая свою порцию мороженого.

— Ты ведешь беззаботный образ жизни, мистер Коул, но к счастью для тебя я здесь, чтобы помочь тебе узнать о многом до моей незапланированной кончины. — Я замираю, а потом кладу пустую упаковку на кофейный столик. Забираю из рук Нэд ее мороженое и ставлю рядом со своим. А потом поднимаю ее за талию и пересаживаю к себе на колени. Она недоуменно смотрит на меня. Я обнимаю ее за талию и смотрю ей прямо в глаза.

— Теперь ты знаешь, что я поддерживаю твое решение. Как я уже сказал, ты невероятно храбрая. Но я не хочу больше слышать ничего о твоей смерти или кончине, — произношу я, поднимая брови. — Весь смысл твоего сопротивления в том, что ты выбираешь жить, поэтому больше никаких разговоров о смерти. Только не рядом со мной, поняла?

Она кивает.

— Хорошо, — говорю я, быстро целуя ее в губы.

— Ты знаешь, что каждый раз, когда целуешь меня, то грубо нарушаешь договор?

— Вообще—то, я думаю, что поцелуи и прикосновения — это нормально пока я в образе.

— Правда? А зачем тебе быть в образе, если кроме нас тут никого нет? — язвительно интересуется Нэд.

— Детка, у правительства везде есть уши, не стоит обманываться. Я должен находиться в роли постоянно, — говорю я, показывая в потолок. — У них есть камеры, много камер.

— Как знаешь, — хихикает она.

Я улыбаюсь и слегка сжимаю ее ягодицы. Она уже собирается возмутиться, но не успевает.

— Не думаю, что почувствовал что—то, кроме кожи. Кто—то сегодня надел стринги?

— Нет, — отвечает она, пожимая плечами.

— Знаешь, врать не хорошо, Нэд. Хочешь, чтобы я проверил?

— Я не вру. На мне сегодня нет стрингов. — Нэд встает и забирает пустые упаковки от мороженого. — На самом деле, на мне вообще нет трусиков. — С этими словами она направляется на кухню.

Думаю, у меня только что отвисла челюсть.

— Что?

— Нет. Трусиков. Что тут так сложно понять?

— Мне нужно доказательство!

— О, детка, разве ты не знаешь, что доверие — это залог хороших отношений. Тебе придется научиться доверять мне, когда я говорю, что на мне нет никаких трусиков. — Она подмигивает и исчезает на кухне.

Кажется, я только что почувствовал подергивание в штанах. Нэд Уотерс – маленькая дразнилка.

— Детка, думаю, пора мне познакомиться с твоими родителями, — кричу я.

Она мгновенно появляется в гостиной.

— Что?

— С твоими родителями, — медленно говорю я. — Думаю, пора с ними познакомиться. Смысл нашего контракта в том, чтобы сбылась мечта твоей мамы, но пока она единственная, кого я еще не встречал.

— Но мы не готовы, — с паникой в голосе отвечает она.

— Конечно же, готовы, — усмехаюсь я.

— Нет, не готовы, у нас даже не было репетиции. Мы недостаточно знаем друг о друге.

— Серьезно? Тебя зовут Нэдди Кара Уотерс, тебе двадцать пять лет, в следующем месяце исполнится двадцать шесть. Тебе нравится The Beatles, Джон Леннон и The Jackson Five, любимый цвет — зеленый, любимое мороженое — «Клубничное со сливками» из Бен и Джеррис, ты любишь брускетту и каннеллони, можешь читать на итальянском, засыпаешь до того, как заканчивается фильм, беспокойно спишь, у тебя есть придурочный бывший Джексон, странная лучшая подруга Мисти, ты живешь в отпадном пентхаусе в Нью—Йорке, делаешь украшения, в частности, кольца, имеешь пять фабрик, две в Америке, по одной в Великобритании, Индии и Швейцарии и, в перспективе, в Париже. — Она молча смотрит на меня, и я продолжаю. — Но главное, ты самый добрый человек из всех, кого я знаю. Ты ставишь нужды других впереди своих, ты очень верная. Ты не можешь долго злиться на людей, потому что испытываешь странное желание простить их, чего не понимаешь даже ты сама. Ты раздражительная и забавная, мужчины ни капельки не смущают тебя, кроме меня, потому что каждый раз, когда я оказываюсь рядом, ты краснеешь. — Она улыбается и краснеет. — Ты любишь свою работу, но больше всего — своих родителей. Твоя мама очень многое значит для тебя, и ты сделаешь все, чтобы видеть на ее лице улыбку. Ты прикусываешь нижнюю губу, когда нервничаешь, хихикаешь, когда флиртуешь и у тебя самый красивый смех из всех, что я слышал. Ну и, конечно же, ты носишь самые сексуальные стринги из всех, что я видел.

Когда я заканчиваю, она улыбается.

— Вечером я куплю билеты на самолет в Огайо. Тебе нужно собираться, мы вернемся в воскресенье вечером. — Она уходит в коридор, оставляя меня сидеть и улыбаться как придурка. Почему рядом с Нэд я забываю обо всем дерьме, которое происходит в моей жизни? Как ей это удается?

Глава 13

Бреннан

Нэд: Постарайся ничего не забыть!

Я: Серьезно? Ты что, принимаешь меня за женщину?!

Нэд: За мужчину!

Я: Очень смешно! Я, вообще—то, уже все собрал… кроме часов… о которых просто забыл… но это не считается!

Нэд: Ха—ха! Как я и думала.

Я улыбаюсь в телефон, а потом открываю дверь в свою квартиру. Заношу сумку обратно внутрь и, оставив ее на пороге, забегаю в спальню. Распахиваю дверцу шкафа и пытаюсь нащупать на верхней полке коробку. Хватаю ее и сажусь на кровать, а потом медленно поднимаю крышку. Первое, что я вижу — это фотографию мамы и меня. Я четко помню тот день. Мне было десять лет и меня только что не взяли в местную команду по бейсболу. Признаться, я и правда был ужасен, но отец думал, что будет лучше, если я займусь спортом, а не актерским мастерством. Несмотря на мой жалкий провал, мама все равно повела меня есть мороженое. Помню, она сказала, что нет такого понятия, как неудача; мы просто учимся, как добиваться цели и преуспевать. Никогда не забуду ее слов и вкуса мороженого с шоколадной крошкой. С улыбкой на лице прижимаюсь губами к фотографии. Я скучаю по тебе. Откладываю снимок и сосредотачиваюсь на том, за чем пришел. У меня не уходит много времени, чтобы найти часы, которые лежат в самом низу коробки. Поворачиваю их и вижу гравировку «Никогда не сдавайся, с любовью, мама ххх.». Поднимаю глаза к небу и шепчу: «Спасибо». Застегиваю часы на запястье и встаю. Складываю все обратно в коробку, прячу ее в шкаф и выхожу из квартиры.