Завязалась самая настоящая битва, а я осталась одна.

— Лети, бежим, — Шен схватил меня за руку и потащил куда-то.

— Стой! Мы не можем их бросить!

Тайлер, Див и Крис было не в состоянии идти, а сам Шен ранен. Бежать или оставаться — одинаково смертельно.

— Я сказал, идем!

Двигаясь с трудом, Шеннард шел вперед. Я за ним. Может, мы сможем хотя бы укрыться.

— Далеко собрались, детки? — прямо нам навстречу вышли трое падших. — Хватит. Путешествие закончилось. Вяжите их, ребята.

Кто-то подбежал ко мне сзади, а дальше был хлопок и темнота.

***

— Летиция? Лети?

Кто-то ласково гладил меня по лицу и называл мое имя. Кто-то с нежными руками и знакомым голосом.

Где я могла его слышать?

Может, дома, в Ангрессе? Или дома, в родном мире?

Вдруг тот удар стал роковым и я погибла? Что, если обмен двойниками снова произошел и я приду в себя уже дома.

Нет, стоп. Там, откуда я пришла, никто не называл Летицией. А еще там не пахло нашатырем и не йодом. И там я бы так не замерзла, и не укрылась бы таким колючим одеялом.

Открыть глаза стало сложной и болезненной задачей.

— Эти громилы крепко тебя приложили, — сказала девушка, голос которой я никак не могла вспомнить. — Я боялась, что может быть сотрясение. Тихо-тихо, полежи еще…

Она мягко уложила меня обратно, стоило только попытаться встать.

— Берта, это ты? — я не верила своим глазам.

Берта — та самая медсестра, что привезла меня в Ангресс. Девушка с незаметным блеклым лицом и тихим голосом, боящаяся всего на свете, была рядом.

— Что это за место? Как я тут оказалась? Погоди… а ты…с падшими?

— Лети, помолчи. Я отвечу на все твои вопросы, только лежи спокойно, хорошо?

Она стала набирать в шприц какое-то лекарство.

— Сейчас я сделаю тебе инъекцию и будет намного легче. Уйдет слабость, прекратится головная боль. Потерпи.

— Поверить не могу, что вижу тебя, — говорила я, наблюдая, как тонкая игла вонзается в мою кожу. — Где мои друзья?

— Они живы, не переживай.

— А мой брат, Шен? Он ранен.

— С ним все хорошо. Рана неопасная и скоро заживет. Доктор уже поработал с ним.

— Криссель?

— Нет. Доктор Криссель остался на юге. Здесь есть другой врач, один из падших.

Берта тихо улыбнулась.

— Ну вот. Теперь полежи немного — скоро будет легче.

— Я ничего не понимаю… — проговорила, положив руку на лоб. — Как же голова болит!

Тесное помещение с противным раздражающим освещением дневной лампы. Темные стены, прохлада, запах лекарств, от которого мутит. Все какое-то неживое. Ни одного окна, ни одного предмета уюта — меньше всего это похоже на жилое место.

— Просто не дергайся. Лежи. Сейчас я все тебе расскажу.

И я подчинилась.

Послушалась ее и выполнила эту настойчивую и такую твердую просьбу. Впервые за все время нашего перехода я поверила кому-то настолько, что просто сумела лечь и закрыть глаза, расслабиться, позволить неизвестному лекарству беспрепятственно течь по моим венам.

Действие наступило скоро — в течение первых же минут мне становилось легче. Уходила боль, дрожь, наступали успокоение и долгожданное тепло. Будто меня окутал невидимый кокон уюта и легкости. Состояние, которого я не испытывала давно.

— Что ты мне вколола? — спросила у Берты. — Такое ощущение, что меня уносит.

— Успокоительное на основе легкого наркотика, — невозмутимо ответила она. — То, что тебе нужно.

— Чтобы я не могла сбежать? — в этот момент я улыбалась.

— Чтобы ты расслабилась и не тронулась умом. Ты много перенесла, Лети.

Да, тронуться умом было бы в самый раз.

Начни я говорить, что мир на самом деле не один, что их много и что я пришелица из другого, а еще у меня другое имя и… Какое, кстати, имя? Я его почти не помню. Было ли оно вообще?

Не важно. Начни я говорить все это вслух, меня бы признали ненормальной. Может, даже оправдали бы на суде. Может, так было бы проще.

Удивительно, что мой разум воспринял все случившееся совершенно спокойно, и я продолжала находиться «в трезвом уме и твердой памяти» до момента, когда Берта сделала мне укол.

— Тайлер Гиллерти… — проговорила я, глядя на идеально ровный потолок. Совсем недавно он казался грязным и склизским. — Жив?

— Да.

— А Райвен? Райвен жив?

— Все живы, Лети. Падшим пришлось отступить с последний момент. Над лесом появился штурмовик и три катера — нас едва не сцапали. Райвена спешно увезли.

— Как хорошо…

Почему-то мне было страшно представить, что Райвен умрет.

Это было бы несправедливо после всего, что случилось. Я видела его глаза, видела боль и отчаяние, видела искреннюю ненависть. Он не должен был умирать таким несчастным, хоть я и была виновна во всем.

— Где Тайлер, Див и Крис?

— В соседних камерах. Я вколола им снотворное. Не думала, что люди могут быть способны на такое.

— Я тоже, Берта. Погоди… — я привстала на локтях и внимательно на нее посмотрела. Под действием наркотика весь мир казался красивее и Берта вместе с ним. — Ты видела, что случилось в лесу? Ты там была.

Она кивнула.

— Я — врач и я нужна им. Вас выслеживали несколько дней, и вы оказались гораздо сильнее. Джаред удивлен. Вы убили больше десятка его людей — необстрелянных новичков. Жаль их…

— Кто такой Джаред?

— Он старший на этой базе. Мы в законсервированном бункере, Лети. Имперцы его давно списали и забросили, а падшие сделали своим штабом. Здесь мы как за каменной стеной.

— Как в каменной тюрьме, — собственный голос казался шелестом.

Все-таки отличная вещь эти успокоительные на основе наркотиков!

Я в полном дерьме, а ощущаю себя так, будто сижу на берегу моря в шезлонге, потягиваю коктейльчик и рассматриваю собственную яхту, приколотую у пирса. И при этом я зверски спокойна и счастлива. Жизнь удалась!

На мое замечание о тюрьме Берта только отвела глаза и смущенно усмехнулась.

В ней что-то неуловимо изменилось. Черты лица стали как будто выразительнее, ярче. Теперь они не терялись в общей картине мира, а были узнаваемыми. Встреть я ее сейчас, навсегда бы запомнила. Особенно взгляд — будто смотришь в глаза другому человеку.

— Берта, почему ты с падшими?

— Я приняла их сторону, — она не отводила взгляд.

— Поверить не могу, — я усмехнулась и снова приподнялась на локтях. — Ты же боялась назвать меня по имени, а теперь ты — и падшая.

Девушка ничуть не смутилась.

— Тебе не понять — ты всю жизнь провела на третьей ступени, Лети, — даже голос ее звучал по-другому, жестче, чем раньше. — Ты не знаешь, что такое жить в трущобах, голодать, просить милостыню. У падших нет ступеней — все равны.

— Не-е-е-ет, — протянула я. — Все никогда не будут равны. Ни-ког-да.

Берта снисходительно улыбнулась.

— Ты думаешь, падшие просто убивают всех без разбора? Мы не отщепенцы и не бандиты. Мы хотим жить по-другому, в другой системе.

— Система может оказаться сильнее.

— Но ее всегда можно разрушить.

Я устала держаться на локтях и повалилась обратно на постель.

Так вот она, безумная идея всех падших, разрушить все до основания. Снести, а потом выстроить новое, свое. Какое — вряд ли они представляют полностью.

За все время, проведенное в новом мире, я поняла очень многое. О себе, о людях, о политике, жизни, любви. Я поняла, что нет ничего более ненадежного и опасного, чем колосс, поставленный на глиняные ноги. И не важно, материален ли он, или, выстроен из собственных иллюзий, расцвеченных яркими витражами.

Колосс падших — всего идея, которую еще нужно воплотить, и у которой нет даже глиняных ног. Настоящий же исполин — Империя и ее законы. Он стоит на прочных металлических опорах, пусть и покрывшихся местами тонкой сеточкой ржавчины. Этот великан сломал многих, сломал и меня. Иначе я бы не оказалась в старом бункере у самой границы без малейшей надежды на спасение.