Я видел людей, говорящих, что день их свадьбы был лучшим моментом в их жизни, или день рождения ребенка, или другое подобное дерьмо, но я не могу представить что-либо лучше, чем, когда Эбби сказала мне, что хочет быть там, рядом со мной, когда я буду убивать этого ублюдка. Как будто она спокойно относится к тому, что достигла самой темной части меня. Как будто на самом деле хочет пойти туда. Наличие ребенка или обручального кольца с этим и рядом не стояло.

Исторические чертежи сыграли нам на руку — открыли систему вертикальных тоннелей для старомодной системы обогрева паром, которые простираются до самой крыши. Эта старая система была со временем заменена системой радиаторов, но пустые тоннели по-прежнему здесь, если знать, где искать.

То, чем мы сейчас и занимаемся.

Мы сделали замеры и получили данные о расположении пустого тоннеля, больше похожего на желоб, как раз под частью выхлопной трубы от системы ОВК (прим.пер. Система отопления, вентиляции и кондиционирования) на западной стороне крыши.

Телефон Стоуна гудит. Пора.

Провернуть все без лишнего шума — сложная задача. Мы приглушаем звук с помощью прорезиненных одеял и пробиваемся через тонкий, как бумага, облицовочный слой. Здесь есть комната под чердаком. Мы знали о ней, и она набита проводкой. Прелесть желоба отопления заключается в том, что он идет в обход этой комнаты. Мы хватаемся за поручни, чтобы не соскользнуть в самый низ, в подвал, и останавливаемся на гипсокартонном участке на четвертом этаже. Передвижение вызывает немного больше шума, чем нужно, и вот мы уже внутри.

Стоун, Круз и я тащим задницы вниз по ступенькам с оружием наготове. Круз врывается в спальню жены губернатора, чтобы выстрелить в нее транквилизатором. Стоун и я врываемся в спальню губернатора.

Он явно только что проснулся. Съежился в своей постели, в долбанной шапке для сна, натянутой на его седые волосы, удерживая в дрожащей руке шестизарядный револьвер калибра .357 Magnum.

Прикроватная лампа отбрасывает круг света в его сторону. Достаточно, чтобы увидеть ужас на его лице, когда он узнает меня. Он бросается к спинке кровати.

— Я буду стрелять!

Во мне вибрирует дикая энергия, может быть, это ярость, я не знаю. Я бросаю взгляд на Стоуна. Нам не нужны слова, мы знаем, как ведет себя человек с пистолетом. Мы расходимся в разные стороны комнаты.

— На помощь! — кричит губернатор, тыча пистолетом в мою сторону, затем замахивается им в другую сторону, чтобы прицелится в Стоуна. Но он не может стрелять в нас обоих.

— Ты не можешь позвать на помощь, — говорю я. — Звучит знакомо? Кто еще не имел возможности позвать на помощь, помнишь?

Он снова разворачивает револьвер, целясь в меня. Он не сделает этого. Он трус. И знает, что в ту самую секунду, когда он выстрелит в одного из нас, другой сразу убьет его. Если бы он был умным, он бы знал, что уже мертв.

— Опусти пистолет и вылезай из долбаной постели! — рычит Стоун, стоя там, весь в черном, вплоть до его мотоциклетных ботинок. — И сними эту гребаную шапку с головы! Я хочу, чтобы ты снял ее сейчас же!

Губернатор тупо таращится на него.

— Сейчас же!!!

Стоун сосредоточился на шапке для сна губернатора. Вы никогда не знаете, на чем Стоун сосредоточится.

— У меня есть деньги, — говорит губернатор. — Я у вас в долгу, понимаю, я могу обеспечить вас до конца жизни.

Стоун подлетает к книжной полке, полной фотографий в рамках и хрупких предметов, и яростным взмахом сметает все это. Вещи падают на пол. Он проделывает это и с остальными полками, пребывая в диком гневе. Это то, что мы будем делать с тобой.

Это мой сигнал, чтобы подлететь к губернатору и, хватая его руку со стреляющим револьвером, быстро направить ее вверх и в сторону, где выстрел не сможет причинить вреда. Выстрел выходит, но впустую. Я выкручиваю оружие из его руки и бросаю в стену с такой силой, что трескается штукатурка. Положив его лицом в кровать, я тяну его руку за спину, коленом упираясь в позвоночник.

— Ты должен нам больше, чем деньги, — скрежещу зубами.

Хватаю его за волосы и рывком дергаю, продолжая тянуть за руку.

Он задыхается от боли. Возможно, я что-то сломал ему, но я не могу отпустить, потому что в глубине души думаю, что если отпущу его, то он сможет причинить мне боль.

Что это еще за хрень? Я вдвое больше его, мои ребята здесь, но губернатор все еще кажется угрозой.

Стоун подходит и бьет по челюсти губернатора с оглушительной силой, которую я ощущаю собственным телом. Да, я был любимчиком губернатора, но он трахал каждого из нас, во всех смыслах этого слова.

Стоун снимает с него шапку.

— Я сказал снять шапку!!!

Он оборачивает ее вокруг кулака и со всей силы бьет губернатора в ухо, отчего на том расцветает кровавое пятно.

Я рывком поднимаю голову губернатора вверх.

— Теперь твоя задница — наша, и мы не будем нежными.

Стоун звонит по телефону парням и зовет их сюда, затем он откладывает пистолет в сторону и достает нож.

— Грейсон, — говорит губернатор, задрав голову и глядя на меня, как будто мы друзья, таким взглядом он привык смотреть на меня.

Привязанность.

Это болезненное чувство приходит ко мне, всколыхнув в памяти все те времена, когда я был беспомощным под ним, и он смотрел на меня подобным взглядом. Хуже всего то, что я знаю, что он на самом деле чувствует какое-то извращенное влечение.

— Грейсон.

— Заткнись! — Я дергаю его за руку, причиняя боль. — Ты не можешь произносить мое имя!

Подходят остальные ребята, толпясь в спальне. У них пистолеты и ножи, мы все хотим разделать его на части.

Мое сердце бешено колотится, когда Эбби проскальзывает и встает рядом с Нейтом. Круз плюхается на диван, поместив одну ногу на подлокотник.

Колдер тянет вазу с пьедестала в углу и швыряет ее через всю комнату.

— Похоже, все здесь, — говорю я. — Что мы в настроении делать, губернатор?

Страшная тишина прокатывается по комнате.

Губернатор трясет головой:

— Нет, нет!

Да, он помнит.

Это то, о чем он спрашивал меня и других мальчиков. Что мы в настроении делать, Грейсон? Что мы в настроении делать, Стоун? Как будто у нас был какой-то выбор.

Я сжимаю его волосы в кулак и выкручиваю руку сильнее.

— Что мы в настроении делать? Что? Ответ!

— У меня есть жена, — пыхтит он. — И дочь.

Боковым зрением я ловлю блеск металла. Нейт держит скальпель и подступает.

— Ты пытаешься очеловечить себя? Ты реально пытаешься очеловечить себя в наших глазах после всего того, что ты нам сделал? — спрашивает он.

— Ее зовут Алана.

Нейт вздыхает и смотрит в потолок.

Я вздрагиваю. Никто не в состоянии вытащить темную строну Нейта наружу так, как это делает губернатор. И он только что сделал это. Ситуация могла бы стать кровавой.

— Колдер, удерживай его рот открытым, — говорит Нейт. — Я собираюсь вырезать язык этого человека. — Губернатор яростно двигает головой вперед и назад, насколько у него получается из-за моей руки, сжимающей его волосы.

Колдер засовывает свой девятимиллиметровый пистолет себе за пояс, и хватает лицо губернатора, готовясь заставить его открыть рот.

Губернатор говорит в свое оправдание:

— Это был не я. Не я руководил операцией.

Через меня прокатывается гнев.

— Ты думаешь, мы тупые?

— Это кто-то выше меня. У них есть другие мальчики, — бормочет губернатор. — Прямо сейчас…

Мне становится плохо. Это не может быть правдой. Но у меня плохое предчувствие, что это правда. Из-за того, как он сказал это. Я дергаю его за волосы.

— Отвечай мне. Ты думаешь, мы тупые?

— Нет. Я думаю, вам есть до этого дело. Я могу помочь вам найти их, — губернатор тяжело дышит. — Я не хочу, что бы это продолжалось, клянусь! У меня есть контакты. Уильям Фосси.

Мои внутренности скручивает. Он говорит так, как будто мы должны знать это имя. Я оглядываюсь. Стоун выглядит настороженным, но он, должно быть, тоже поверил в это.