И не устает дивиться этому безумству, уже уходящему в прошлое. «Как я могла! Какой же я была безмозглой дурочкой! Еще легко отделалась! Впредь буду умнее!»

Через три месяца учитель музыки, руководящий ее занятиями (полгинеи урок), заговаривает о том, чтобы в начале нового года устроить ей концерт - очень скромный, просто первый опыт игры перед публикой, но все же концерт. И Гарри соглашается пожертвовать пятьдесят гиней в фонд этого дебюта.

Но однажды днем, недели через две после подписания контракта, когда Табита, хмурая и озабоченная, быстрым шагом пересекает поляну, из-за куста ей навстречу выходит мужчина. Бонсер!

Она застыла на месте, она не верит своим глазам. Словно какой-то легендарный герой, какой-то миф вдруг воплотился в этого среднего роста мужчину с правильными, слишком, пожалуй, правильными чертами лица, с серо-синими глазами, в хорошо сшитом сером костюме и модных штиблетах. У нее мелькает мысль: «А он как будто был куда выше ростом, и подбородок не так выдавался». Но тут же ее заливает негодование.

Бонсер снимает шляпу жестом, достойным актера в пьесе Пинеро, и говорит: - Что это, Пупс, как ты побледнела. Я тебя испугал?

- Я спешу, мне некогда разговаривать. - Она хочет пройти мимо, но он одним прыжком преграждает ей путь.

- Черт возьми, это уж слишком, Пупс!

- Слишком?! - Она вся ощетинилась. - Это после того, что ты мне наплел; После того, как бросил меня. И задолжал в пансионе.

- Боже милостивый, а я? Я возвращаюсь, мне говорят, что ты все разболтала и смылась. Меня чуть за решетку не упекли, а все потому, что ты на один день не могла мне поверить.

- Ложь, ложь, неужели ты и правда считаешь меня такой дурой?

На его лице изображается отчаяние. - Вот награда за то, что я хотел скрасить тебе жизнь, не жалел для тебя денег. Да уж, свалял дурака. И до сих пор не могу поверить. Я все время себя уверял: «Она ко мне вернется. Я знаю мою Тибби, другой такой верной жены на всем свете не сыщешь».

- Я тебе не жена. А та женщина?

- Какая женщина?

- В кэбе, когда ты уезжал, - та женщина с променада.

- Какой еще кэб? В кэбе был один мой старый приятель, он обещал мне работу... Ах да, кажется, там была и его жена.

- Нет, Дик. Ничего не выйдет. Не так я глупа. - И она быстро уходит. Но еще долго у нее за спиной звучит его печальный голос - он клянет себя за безрассудную любовь. И, уже подбегая к калитке своего дома, она слышит: «Ради всего святого, Пупси, не разбивай мне сердце! Завтра, там же».

«Вранье, бессовестное вранье!» Табита бросается к роялю, словно в этом спасенье. «И наглость какая - вообразил, что я ему поверю. Я-то знаю, что в кэбе была женщина».

И тут же возникает сомнение. Готова ли она присягнуть, что то была женщина с променада? И весь эпизод его бегства теряет четкость очертаний. Словно на спокойную водную гладь, где все отражалось отчетливо и ярко, набежал ветерок. Все осталось как было - краски, предметы, но все пришло в движение, расплывается по краям, обретает иную форму и смысл. Обман оборачивается неосторожностью, безрассудство - доказательством любви.

«О господи! - Она с силой берет фальшивый аккорд. - Если бы знать наверно!»

Она фальшивит еще и еще раз и наконец вскакивает с места распахнуть окно. «Душно здесь». Мирные надежные Кедры кажутся ей капканом.

Даже в своей комнате, в своем убежище ей неприютно и холодно, и всю ночь ее мучают кошмары, лишь изредка перемежаясь забытьем. Болит голова, сводит спину, непонятная боль гуляет по всему телу.

Но встает она полная твердости. «Я знаю, он и раньше мне лгал» - и решительно идет к роялю.

Приближается время свидания, она глушит себя музыкой и повторяет: «Ни за что, ни за что».

Но вся она напряжена, вся как бы переполнена Бонсером. Она чувствует, что он ждет ее, слышит его слова: «Я тебе верил, Пупсик. Я тебя любил».

Она вскакивает с места. «Чушь какая. Надо с этим покончить раз и навсегда».

9

Десять минут спустя Бонсер сжимает ее в объятиях.

- Так ты вернешься! Спасен, спасен!

- Ни в коем случае. - Табита отталкивает его. - Никогда. И что значит «спасен»?

- Ты спасла мне жизнь. Я как раз думал: «Ладно, если Пупс меня покинула, значит, мне крышка».

- Но как ты можешь говорить, что это я тебя покинула?

Бонсер безнадежно махнул рукой. - Тебе не понять.

- Чего не понять?

- Что я, в сущности, создан для семейной жизни. Я не честолюбив. Не согласился бы стать премьер-министром, сколько бы меня ни просили. Знаю, знаю, я поступил опрометчиво, но ты подумай, как я жил раньше. Один как перст, никому не нужен. Поэтому я к тебе и рванулся - знал, что мне необходимо влияние порядочной женщины.

- Влияние! А сам даже не женился на мне.

Он берет ее за руку. - Женитьба? Да я бы хоть сейчас, если б мог.

Табита вся дрожит. - Но, Дик, у тебя даже работы нет. А на уме одни комбинации.

- Ну вот, опять ты меня в чем-то подозреваешь. Конечно, я не могу жениться, пока у меня нет работы. А работа, кстати сказать, уже наклюнулась.

- В самом деле. Дик? Настоящая работа? Но это же меняет дело.

- Еще бы. Вот гляди. - Он усаживает ее на кочку, садится рядом, сует ей газетную вырезку. - Читай: «Недвижимость Уотлинга. Требуются агенты».

- Но это замечательно! - Для Табиты в самом слове «недвижимость» заключено что-то прочное, респектабельное. - И ты в самом деле туда поступил?

- Еще не зачислен, но уже беседовал с членами комитета, и все оказалось даже лучше, чем я предполагал. У них там от квалифицированных бухгалтеров отбоя нет.

- Но тогда почему же...

- Хотел получить твою санкцию. Почем я знал, может, такая работа покажется тебе унизительной.

- Какие глупости, я только и мечтала о том, чтобы у тебя была постоянная работа. - И, вспомнив о своем влиянии, добавляет решительным тоном: - Постоянная работа - это именно то, что тебе нужно.

- Ну, раз ты так считаешь...

- Лишь бы не опоздать.

- Я сейчас же подам заявление. Тут только одна загвоздка - требуется внести залог, гарантию добросовестности, что ли. Сейчас все солидные компании требуют таких гарантий.

- Да, конечно. А сколько нужно внести?

- Всего пятьдесят фунтов, я боялся, что много больше. Беда в том, что сейчас у меня таких денег нет. Вот я и подумал - как бы отнесся к такой идее братец Гарри? Для него это бы в конечном счете окупилось, а ты была бы пристроена.

- Ой, нет, Гарри не поймет.

- Да, пожалуй. Выходит, значит, что надеяться не на что.

- Дик, помолчи немножко, дай мне подумать. Это так важно, какой-то выход должен быть обязательно. У меня в сберегательной кассе всего шесть фунтов, но есть колечко с жемчугом, и браслет, и, да, еще меховая шубка. За них наверняка что-нибудь дадут.

- Я не хочу, чтобы ты ради меня продала свои вещи.

- Но, Дик, пойми, это же такой пустяк, если ты зато получишь работу. Нужно смотреть трезво.

- Ну что ж, командуй, Пупс. А вещи можно, наверно, и в заклад снести. Тогда ты их не потеряешь, выкупишь, как только мы начнем зашибать денежки.

- И еще есть золотая цепочка. Но, Дик, ты правда решил работать, не упустить эту возможность? Ты понимаешь, что это было бы грешно - вернуться к прежнему, губить себя, губить наше счастье?

- Что я, дурак, по-твоему?

- Милый, я не хочу в тебе сомневаться!

- Мне все кажется. Пупс, не любишь ты меня так, как я тебя.

- Да нет же, люблю, я только очень хочу, чтобы мы были счастливы.

- А мы с тобой всегда были счастливы. Мы созданы друг для друга. - Он обнимает ее, касается ее колена. Но она в страхе отодвигается, обдергивает юбку. - Нет, нет, прошу тебя.

Он хмурит брови, и она пытается объяснить: - Понимаешь... Потому что мы решили по-настоящему пожениться... начать сначала...

- Ладно, Пупс. - Он томно целует ее. - Отныне командуешь ты. Может, ты и права, что привередничаешь. Ссориться не хочу, это не в моем характере. - Он отпускает ее царственным жестом, но все еще хмурится.