Наступила весна, и начальники обеих партий встретились друг с другом, с тем, чтобы поделиться своими планами действий. Различие в настроениях должно было, конечно, вызвать резкое расхождение во взглядах, а различие во взглядах сразу создало напряженную атмосферу в отношениях, в которой трудно было до чего-нибудь договориться. Пенни был полон энтузиазма и уверенности, что в наступающее лето ему удастся разгадать судьбу Франклина, отправившегося, по его мнению, в направлении к открытому морю, начинающемуся там, где кончается канал Веллингтона. Настойчивость и вера в свои силы, в такой степени свойственные капитану-китолову, чрезвычайно нужные качества, но надежды Пенни, как оказалось впоследствии, мало себя оправдали. По всей вероятности Пенни рассуждал и действовал бы несколько иначе, если бы в свое время знал, что Франклин относился отрицательно к проблеме существования на севере открытого моря. К сожалению об этом взгляде Франклина стало известно значительно позднее, лишь после того, как с большим опозданием был опубликован дневник Фицджемса, переданный им и доставленный в Европу еще осенью 1845 года.

Остин не только не разделял энтузиазма Пенни, но несомненно завидовал его популярности как среди членов его экспедиции, так и своей собственной. Понимая, что сам он во избежание гибели непременно должен будет вернуться в Англию, Остин боялся, что Пенни добьется тем временем известного успеха, что поставит его в очень невыгодное положение по сравнению с китобоем. Поэтому Остин обрадовался, когда Пенни заявил ему, что возобновить попытку проникнуть вглубь Веллингтонова канала он сможет только, если получит в помощь один из пароходов Остиновской эскадры. На просьбу Пенни Остин дал уклончивый ответ, но в такой форме, что понять неодобрительный смысл его было нетрудно. По-видимому Остин, побуждаемый мелочным чувством зависти и оскорбленного тщеславия, твердо решил, во вред делу спасения Франклина и его спутников, заняться подготовкой к реабилитации себя перед лицом своих будущих обвинителей в Лондоне. Он готов был пойти на конфликт с Пенни, лишь бы не дать ему опередить себя. Поняв смысл ответа Остина, Пенни страшно возмутился и прямо, без обиняков, изложил ему свой взгляд на вещи. Китобой был человеком дела и не умел хитрить или вести дипломатическую беседу. В резкой форме ответил он Остину, хлопнул дверью и ушел. Этим он делу, конечно, не помог. Но еще больше навредил себе Пенни, когда в последующих переговорах он каждый раз прямо высказывал свое негодование, нисколько не задумываясь над своими словами. Впоследствии его опрометчивые высказывания доставили ему много неприятностей.

Тогда Остин решился повторить свой отказ в помощи Пенни в более определенной форме и объявил ему о своем возвращении на родину. Джон Росс тоже начал приготовления к обратному походу. Увидев себя всеми покинутым, Пенни решил вернуться, с тем, однако, чтобы добиться от британского адмиралтейства получения сильного парохода и, по возможности еще в этом году, возобновить попытку форсирования льдов канала Веллингтона.

Тем временем Остин, отказавший в содействии своему мнимому конкуренту, втихомолку сам подготовлял поход на север. Уже миновав Ланкастеров пролив, он пересел с флагманского корабля на один из своих пароходов и, захватив с собой второй пароход, сделал попытку пройти проливом Джонса, повторив тем самым прошлогоднюю поездку Пенни. Тяжелые льды, встреченные им здесь, заставили Остина повернуть обратно. Любопытно, что эту попытку Остин сделал, имея с собой запас провианта всего лишь на несколько дней! Из этого можно сделать вывод, что либо Остин совершил эту поездку только для отвода глаз, либо его качества, как начальника экспедиции, были ниже всякой критики. Перед тем, как повернуть на юг, в сторону Дэвисова пролива, Остин велел направить свои пароходы прямо на север, вдоль западного побережья Гренландии. Здесь, в самом начале Смитова пролива, корабли затерло льдами. Восемь дней провели они в ледовом плену и, с трудом высвободившись из него, примкнули к остальным кораблям и направились вместе с ними домой.

Пенни, тем временем, на всех парусах мчался по океану, стараясь попасть в Лондон по возможности раньше Остина. Он спешил не столько ради того, чтобы оправдать себя перед адмиралтейством и возвести ответственность за неудачу экспедиции на своего врага, сколько для того, чтобы поскорее получить подходящий для своих целей пароход и успеть еще в текущем году провести с его помощью намеченный план действия в канале Веллингтона. Уже невдалеке от английских берегов Пенни повстречал шедший в нужном направлении пароход; он пересел на него и вскоре прибыл в Лондон.

Тяжелое разочарование встретило героического капитана в родной стране. Еще много раньше, сразу по прибытии с запада в залив Баффина, Пенни был необычайно удивлен и огорчен, не обнаружив в условленных местах никаких распоряжений адмиралтейства на 1851 год, которые могли бы помочь ему, как и всем прочим начальникам, ориентироваться в положении, сообразуясь с последними данными и пожеланиями высшей морской власти «Соединенного Королевства». После своего приезда в Англию он узнал, что адмиралтейство не сочло нужным дать соответствующие распоряжения на 1851 год, исходя из того, что экспедиции 1850 года были снаряжены на три года. Такой ясно неудовлетворительный ответ был дан еще в марте 1851 года на заседании парламента в ответ на запрос одного из депутатов. Теперь же Пенни, вместо готовности помочь ему, вместо признания состоятельности его планов и правильности его идей, встретил в адмиралтействе самую сухую сдержанность. Такое отношение было тем более поразительно, что общественное мнение превозносило Пенни и самым резким образом осуждало Остина, обвиняя его за отказ подать помощь в преступном нарушении долга. Адмиралтейство внимательно ознакомилось с представленными ему Пенни материалами по проделанному плаванию и нашло в них некоторые несогласия в фактах и отдельные противоречия, по-видимому, обусловленные тем, что Пенни не был мастером ясно излагать свои мысли, возможно страдавшие к тому же недостаточной определенностью. Наряду с этим адмиралтейству казалось, что ледяной барьер в нижней части Веллингтонова канала, виденный как Пенни, так и американцами, повидимому, непроходим и что помощь парохода в таких условиях тоже ничего не даст. Оба эти обстоятельства вызвали в адмиралтействе стремление отложить решение и подождать предстоявшего возвращения капитана Остина.

Однако, наряду с этим, было еще одно дело, решившее окончательно вопрос об отношениях адмиралтейства к капитану китоловного флота. Пенни был настолько прям в своих действиях, что он вручил адмиралтейству бывший при нем доклад Остина, в котором этот последний пространно сообщает о бывшем между ним и Пенни недоразумении. Адмиралтейские чиновники осудили не умеющего хитрить, откровенного человека, вменяя ему в преступление, возможно, пе очень тактичные и справедливые, но смелые нападки на никчемного начальника большой эскадры. Правда, образ действия Остина подвергся сильнейшим нападкам в печати, не щадившей нелестных эпитетов по его адресу. Не говоря уже о его трусливом поведении во время зимовки, о позорном отказе в помощи, о неудачности попыток пробиться сквозь льды там, где непроходимость их была уже доказана раньше, самый факт возвращения возглавляемой Остином эскадры с многолетним запасом продовольствия на борту кораблей — вызывал сильнейшее негодование против него.

Для того чтобы мнение свое по поводу образа действия Остина и Пенни должным образом обосновать, адмиралтейство создало расследовательскую комиссию из пяти человек. Двадцать два дня работала эта комиссия и успела за этот срок допросить тридцать человек. Результаты деятельности ее легко можно было предугадать. Капитан Остин почти во всех своих действиях был целиком оправдан, а в отношении капитана Пенни комиссия решила, что его действия должны быть осуждены, так как его намерение снова отправиться в экспедицию якобы возникло лишь после того, как он убедился, что неожиданное возвращение его и Остина вызвало общее недовольство. Заслуживает внимания, что среди противников Пенни оказался также Джон Росс, не желавший простить ему его враждебное отношение к своему любимцу, эскимосу-шарлатану, Адаму Беку. Росс с удивительным упрямством продолжал полагаться на слова Бека, утверждавшего, будто Франклин погиб со своими кораблями близ северных берегов Гренландии.