Нельзя тихо и мирно жить, Яша. Жить — это бороться. И, как бы ни было трудно это, делать то дело, которому мы присягали. Только учти: делать его можно лишь чистыми руками, с чистой душой. Чтобы, понимаешь, и работать и жить, как подобает. Чтобы не было стыдно ни за один прожитый день и час. Ведь мы строим для себя, Яша, нам жить в этом доме Вот ты говоришь, что работаешь с полной отдачей, — продолжает Надя. — Ты этим гордишься. Но ведь можно быть первым шофёром и последним человеком. Пойми: важно не кем быть, а каким быть. Каждый в ответе за товарища. Один за всех, и все за одного. Только так».

И столько страстной убеждённости было в Надином далёком голосе, который Яшка слышал, что он невольно вздрогнул и подумал: «Чёрт, а ведь она права!..»

Остаток дня Яшка, чтобы убить время, вместе с Кузей провозился с трактором. Нади всё ещё не было.

Степь казалась безлюдной, вымершей. Ни одна машина за всё время не пропылила по дороге. Только поздно вечером, когда Яшка бродил вокруг полевого стана, его неожиданно ослепил быстрый свет автомобильных фар.

Две машины шли одна за другой, и жёсткий блеск наезженного грейдера лежал перед ними.

Когда машины подъехали, из кабины первого грузовика на землю соскочила Надя. Тут же остановилась вторая машина, и Яшка увидел Чижика. Бросившись к Наде, Яшка тревожно спросил:

— Ну как?

— Привезли. — Надя, стянув перчатку, устало провела рукой по глазам. — И бензин и солярку. Сгружайте.

— Ко мне, черти полосатые! — крикнул Яшка. — Живее, слышите!..

Бочки бережно, на руках, опустили на землю. Потом, когда подняли борта обеих машин, Яшка подошёл к Наде, которая, отдыхая, сидела на одной из бочек, и сказал:

— Идём ужинать, Надюша. Ты ведь, наверное, ничего не ела со вчерашнего дня. Я знаю.

— Некогда было, — ответила Надя.

— Ладно, потом расскажешь. — Яшка почти насильно увлёк Надю к навесу и, усадив её за стол, побежал к стряпухе. Не может быть, чтобы у неё не нашлось воды на две — три кружки чаю. Наверное, всё-таки приберегла.

Он думал, что ему придётся поругаться с Василисой, по, к его удивлению, она даже не огрызнулась.

— Тут ещё каши немного осталось, так я подогрею, — тихо сказала Василиса.

— Василий, дружище! — Яшка был готов расцеловать стряпуху. — Хороший ты мой!

Минут через десять, когда Василиса выставила на стол полный бачок, Чижик, вооружившись чужой ложкой, приналёг на кашу. Надя к еде даже не притронулась.

— Мне не хочется, — устало сказала она Яшке. — Ты мне чаю налей. Он горячий? — - Только что с огня, — ответил Яшка и украдкой высыпал в Надину кружку весь сахар, который насобирал у ребят. — А здорово ты, видно, намаялась, — сказал он Наде.

— Ещё бы! — Чижик, громко чавкая, запихнул в рот толстый ломоть хлеба. — Такая баталия была, что только держись!..

— Ну, надо ехать, — сказала Надя.

— Куда? Ты двое суток за рулём. — Яшка поднял глаза. — Отдохни — Нет. — Она решительно покачала головой. — Надо.

Яшка не ответил. Разве её удержишь? Он смотрел на её неподвижную руку, на осунувшееся лицо, и горячая нежность затопила его сердце. В эту минуту ему открылось, что только тогда он будет достоин её любви, когда станет на тот трудный путь, по которому шла она. И ещё он понял, что его и Надю ждёт беспокойная жизнь и что никогда — даже в старости — не причалят они к тихому берегу. Впрочем, может, так и надо? Пока жив человек, пока бьётся сердце, он должен идти вперёд и только вперёд.

Пока бьётся сердце