— Боже мой! — ахнул Микеш в своем укрытии. — Такие градины и убить могут!

Дождь лил как из ведра, то и дело сверкали молнии и гремел гром. Вокруг творилось что-то ужасное. Глядя на разбушевавшуюся стихию, Микеш был несказанно рад, что случай помог ему укрыться в канале, одного только не замечал бедный котик — как все выше и выше поднимается в нем вода. Что дела его плохи, он понял лишь в ту минуту, когда увидел ее у себя под лапками, и очень испугался. Чтобы сапоги не промокли, Микеш быстро разулся и спрятал их в тючок. Между тем воды в канале становилось все больше, да и дождь, похоже, усиливался. Приметив, что вода продолжает подниматься, котик снял свой тючок с камня и, упаковав туда еще и шапку с пальтишком, поискал для него глазами удобное местечко под сводами канала, куда бы ей было не добраться.

Занятый своими поисками, бедняга не видел приближающейся лавины дождевой воды. Она накатила с такой силой и скоростью, что в одно мгновение ручей преобразился в маленькую реку. Эта лавина всей своей мощью хлынула в канал и заполнила его до краев, а потом, не в силах прорваться через него сразу, разлилась по лугу небольшим озером.

А что же Микеш?

Плохо ему пришлось, дорогие ребята! Бедный наш котик! Поток воды захлестнул его в ту минуту, когда он собирался положить свои вещи в крохотную нишу под сводами канала, и увлек за собой вместе с тючком! Микеш сразу потерял сознание и о том, что происходило с ним дальше, не имел никакого понятия.

Дождь закончился. Гроза со своими молниями, громом и градом перенеслась в какие-то другие края, и над промокшей равниной снова засияло приветливое солнышко. Мутная дождевая вода сбегалась в ручейки и потоки, на дороге и тропинках блестели лужи. Вся округа оживлялась, как бы приходя в себя после кошмарного сна. На тропинках и в полях вновь появились люди, по дороге загрохотали повозки. В небе весело запел жаворонок. Неожиданно на раскисшей от дождя дороге появилось около десяти цирковых фургонов. Все они были ярко раскрашены, и на каждом была надпись: «Всемирно известный цирк Клудского». Это было великолепное зрелище. В первых фургонах ехали служащие и артисты цирка, за ними следовали фургоны со зверями и с необходимой утварью. А обитателями последнего, наиболее красочно расписанного, фургона были владелец цирка и его дочурка Олюшка. Олюшка, лет десяти от роду, была очень красивой и работящей девочкой. Они с отцом как раз собирались ужинать. Олюшка застелила скатертью стол и посмотрела в окно, возле которого он стоял.

— Папочка, — позвала она отца. — Взгляни, что это чернеет там, среди ив?

Пан Клудский поднялся со стула и, приблизившись к окну, посмотрел в ту сторону, куда указывала дочка.

— Это кошка, Олюшка! — сказал пан Клудский. — Утонувшая кошка! Наверное, она утонула в грозу.

— Бедняжка! — пожалела кошку Олюшка. — Как жаль эту красивую черную кошечку! — Тут она взяла отца за руку и попросила: — Папочка, пожалуйста, давай остановимся! Может, кошечка еще не совсем утонула, ведь гроза только закончилась! Может, ее удастся воскресить!

— Может быть, — улыбнулся пан Клудский. — Кошки — народ живучий.

Олюшка взмолилась:

— Папочка, давай все-таки остановимся и посмотрим на кошечку. Папулечка, миленький, вдруг мы ее воскресим!

Пан Клудский очень любил свою добрую Олюшку. Любил он и всех животных. Поэтому он отдал распоряжение остановить повозку и вместе с Олюшкой вернулся назад посмотреть на утонувшую кошечку. Отзывчивая Олюшка очень обрадовалась, когда отец сообщил ей, что это котик и он еще довольно теплый. Возможно-де, он очнется. Они решили перенести его в фургон, очистить от грязи и завернуть в покрывало.

— Посмотри-ка, Олюшка, — сказал вдруг пан Клудский. — Вон там на иве висит еще узелок! Видимо, его занесло туда водой. Да какой маленький! Давай-ка заберем его и передадим в ближайшей деревне старосте.

В фургоне пан Клудский заботливо почистил котика и завернул в теплое покрывало. Потом они с дочкой сели ужинать. Пан Клудский весь сосредоточился на еде. Олюшка же то и дело посматривала в угол, не зашевелился ли котик под покрывалом.

— Папочка, а не попробовать ли нам какие-нибудь другие воскресительные средства, чтобы побыстрее вернуть его к жизни? — спросила Олюшка.

— Нет, не стоит, — ответил пан Клудский. — Если она в нем еще теплится, он сам себя воскресит. Кошки — очень живучий народ.

После ужина пан Клудский начал рассказывать Олюшке занимательные истории из жизни животных, и она так заслушалась, что на какое-то время совсем позабыла про завернутого в покрывало котика. Пан Клудский был большой знаток зверей, и когда он о них рассказывал, слушать его было одно удовольствие. И Олюшка с интересом внимала речам отца.

Вдруг посреди прелюбопытнейшего повествования пана Клудского о львах покрывало в углу зашевелилось. Обрадованная Олюшка даже вскрикнула от волнения. Она хотела уже встать из-за стола и пойти развернуть покрывало, но тут оно раскрылось само, и отец с дочерью увидели сидящего на нем котика. Он, совсем как человек, протер глаза лапками и удивленно огляделся. Неожиданно котик заговорил:

— Добрый вам вечер и приятного аппетита! Скажите, люди добрые, где я нахожусь?

Но пан Клудский и Олюшка продолжали смотреть на него с изумлением. Оба словно язык проглотили от неожиданности и лишь переглядывались, будто бы спрашивая друг у друга: это правда или мне послышалось? Глаза и рты их были широко раскрыты.

— Не пугайтесь, люди добрые! Я умею разговаривать! — чуть громче продолжал котик. — Здравствуйте еще раз! Так где же я все-таки?

— Ну и чудеса! — наконец отозвался пан Клудский. — Как все это понимать?! — только и выдавил он из себя.

— Да так и понимать, — спокойно отвечал котик. — Я Микеш из Грусиц, кот Швецов, у которых есть еще сын Пепик. И я умею разговаривать. Ничего странного я в этом не нахожу, дяденька! У нас в Грусицах даже козлы разговаривают! — важно заключил Микеш.

— Кто же научил тебя этому? — полюбопытствовал пан Клудский. Вы, конечно, понимаете, дорогие ребята, что ему как директору цирка было это чрезвычайно интересно.

— Наш Пепик. Он, скажу я вам, такой талант, что и тачку мог бы научить разговаривать, если бы не боялся схлопотать от бабушки веником!

— Невероятно! — продолжал удивляться пан Клудский. — А каким образом ты очутился в этих краях? Почему не дома? И как вышло, что ты едва не утонул?

— Дело было так, дяденька! — отозвался Микеш. — Дома я разбил бабушкин кувшин и пошел странствовать, чтобы заработать денег и купить ей новый. Ну а потом я спрятался т грозы в канал под дорогой, и меня, видно, вымыло оттуда водой.

— Послушай-ка, Микеш, если уж ты идешь на заработки, согласился бы ты поступить на службу к нам в цирк? Принял бы тебя с удовольствием. У нас ты заработаешь столько денег, что сможешь купить своей бабушке целую телегу кувшинов. Ведь такого говорящего котика еще не было ни в одном цирке на свете. Что ты об этом думаешь? Ты согласен?

— Еще бы, дяденька, не согласен! — воскликнул Микеш. — Я уже сыт по горло своими бесплодными шатаниями и с удовольствием поступил бы на какую-нибудь хорошую службу.

— Ну и прекрасно! — сказал пан Клудский, поднимаясь из-за стола, чтобы для скрепления уговора пожать Микешу лапку.

Оправилась от изумления и Олюшка. Вскочив со стула, она схватила Микеша на руки и пустилась танцевать с ним вокруг пана Клудского. При этом Олюшка радостно восклицала:

— Вот видишь, папочка, как нам повезло за то, что мы проявили сострадание к утонувшей кошечке! Теперь в нашем цирке будет нечто такое, чего нет ни в одном цирке на свете! Ты ведь останешься у нас, Микеш?

Микеш утвердительно кивнул головой. Он, правда, несколько смущался, что его держит на руках девчонка, однако Олюшка ему нравилась.

Потом Микеша накормили сытным, вкусным ужином. Он был голоден и ел с огромным удовольствием. Да так ловко, что снова весьма удивил пана Клудского с Олюшкой. Все то время, пока Микеш ел, Олюшка танцевала посреди фургона от радости и, хлопая в ладоши, восклицала: