Тут, дорогие ребята, — только вообразите себе! — поросенок утер передним копытцем пятачок и, посмотрев своими маленькими глазками на бабушку, вполне серьезно заявил:

— Видите ли, бабушка, Микеш утверждает, что нынче модно хранить талию!

Старушка застыла как громом пораженная, потом резко опустила горшок наземь и, подперев бока руками, воскликнула:

— Господи Иисусе! Это уже чересчур! Да ты ли это, бессловесная животина?! Прямо цирк какой-то, а не порядочное хозяйство! Мало нам кота, что болтает теперь точно клоун, так еще и поросенка наш мальчишка выучил разговаривать!

Бабушка рассердилась не на шутку. Еще бы!

«Пусть Микеш с поросенком точат себе лясы хоть по-турецки или по-арабски, мне до этого дела нет. Однако сбивать с толку Пашика Микеш не имеет права!» — проговорила она про себя, а вслух сказала:

— Получай свой обед, Пашик, а я пойду переговорю о вашем безобразном поведении с пастухом!

Бабушка заперла хлев и отправилась на горку, где в ветхой бревенчатой хижине жил деревенский пастух.

Старый пастух стоял тем временем возле хлева, вычесывая сор из длинной бороды своего козла. Козлу Бобешу это, по-видимому, не нравилось, и он сердито блеял. Бабушка вежливо поприветствовала пастуха и тотчас пожаловалась ему на несносного мальчишку Пепика. Он, мол, сначала научил человеческой речи кота Микеша, а теперь еще и поросенка Пашика.

— Лучше бы Пепик как следует выучил таблицу умножения! — заключила старушка.

— Да, да! — пробормотал пастух. — По деревне ходят слухи, что ваш Пепик не знает столбца умножения на семь!

— Что касается кота, кум, тут я ничего не имею против. Пусть себе чешут языком на печи. Пепик хоть станет поменьше озорничать с мальчишками. Но с Пашиком он меня чуть было из себя не вывел! — продолжала старушка. Пастух насупил брови, подпер рукой подбородок и призадумался. Через некоторое время он спросил:

— Пашик был груб с вами, соседка?

— Нет, кум, что вы! — сказала бабушка. — Однако теперь он может целое утро проводить за разговорами. А что до грубостей, кум, тут вы погорячились, его и научить-то им было некому. Меня больше всего раздражает то, что Микеш подстрекал Пашика не толстеть: мол, теперь так модно. Посудите сами, кум, какая мне радость от тощего поросенка, даже если он болтает, как кукла в театре?! Посоветуйте же, что делать?

— Во-первых, кума, строго-настрого запретите Микешу подстрекать Пашика и предупредите его, что в противном случае попросту укажете на дверь! Во-вторых, скажите Пепику, пусть больше не учит разговаривать ваших зверюшек. Пускай лучше вызубрит, как пишутся «и» и «ы» после шипящих!

А впрочем, кума, не сердитесь, но, по-моему, это здорово, когда зверюшки умеют разговаривать. Приходя их лечить, я всегда сожалею, что они не могут сказать, где у них болит, где колет. Они лишь смотрят на меня своими умными глазенками и молчат. А как бы я рад был, если б коровка, к примеру, сказала, когда я войду в хлев: «Добро пожаловать, пан пастух! Очень хорошо, что вы зашли, а то мне что-то не по себе нынче. Вот уже несколько дней ничего не ем, совсем плоха стала! Очень болит живот, да и голова тоже!» Тогда бы, дорогая кума, я не терялся в догадках, как лечить больную.

— Пожалуй, вы правы, любезный кум! — сказала бабушка. — И я всегда переживаю, когда наш поросенок отказывается от еды. А теперь достаточно будет просто обо всем его расспросить! Благодарю вас, кум! Сейчас же пойду к Пашику и поинтересуюсь, как ему понравился обед и не хочет ли он покушать еще. Желаю вам и вашему козлу Бобешу доброго здоровья!

Бабушка торопливо спустилась с горушки и уже не хмурилась, увидев в гостях у поросенка Микеша, который что-то горячо втолковывал своему другу. При появлении бабушки котик хотел было улизнуть, но она добродушно кивнула ему, разрешая остаться. Пашик учтиво поприветствовал хозяйку:

— Рад видеть вас, бабушка! — И искоса взглянул при этом на Микеша, как бы спрашивая, одобряет ли он его действия.

— Ладно уж, поболтайте тут без меня о чем-нибудь интересном, — сказала бабушка. — Только не озорничать, слышишь, Микеш! А ты, Пашик, кушай теперь как следует, не огорчай нас! И всегда говори, ежели чего захочется, я с радостью принесу тебе поесть. Ну а если заприметишь ночью вора, сразу кричи: «Караул!», и он, разбойник, мигом убежит, решив, что в хлеве находится кто-нибудь из людей!

Когда бабушка ушла, Микеш сказал Пашику:

— Я искренне рад, приятель, что все хорошо закончилось! Ведь Пепика могли отлупить веником, а это я научил тебя языку людей! Сам же я просто счастлив, что благодаря Пепику научился разговаривать. Теперь нам не придется скучать, когда Пепик будет в школе. Раньше-то мы даже «Привет!» не могли сказать друг другу. Об одном прошу, будь послушным поросенком, не перечь бабушке, а главное — хорошо кушай! Бабушке это будет приятно, и она не станет запрещать нам дружить. Представляешь, Пашик, какие веселые похождения ожидают нас двоих или даже всех троих! А теперь до свидания! Пойду в сарай, взгляну, не проказничают ли там мыши!

Как Микеш с Пашиком побывали на ярмарке

Однажды в воскресенье котик Микеш лежал на лавке возле печи и скучал. Он очень любил это уютное местечко: там всегда было так тепло, и, кроме того, от печи часто исходил вкусный запах. Когда бабушка предупредила котика, что как-нибудь он опалит себе шубку, Микеш беззаботно ответил: Ничего, новая отрастет! У меня на всякий пожарный случай запасец имеется!

Итак, полеживал он на лавке и бурчал себе под носик:

— До чего медленно тянется сегодня время! Прямо в час по чайной ложке! Схожу-ка я посмотрю, не отоспался ли Пашик после обеда. Хоть поболтаем немного.

Микеш спрыгнул на пол, обулся (босиком он уже не ходил) и, выйдя во двор, направился к хлеву, где жил наш поросенок Пашик. Предупредительно постучав в дверцу, он негромко спросил:

— Ты не спишь, Пашик?

Изнутри донесся ворчливый голос:

— Нет! Что-то не спится сегодня. Я уж и до пяти сосчитал и дважды рассказал себе сказку про овцу, от которой пастухи удирали по мостику через ручей, а сон все не идет!

Тут Пашик приподнял пятачком притвор кормушки и проговорил:

— Ах какое чудное воскресеньице! Вот бы пойти куда-нибудь прогуляться. Хоть бы и в лес за желудями.

— А почему бы и нет! — согласился Микеш. — Только, чур, собирать желуди буду я, а ты заберешься на сосну и поищешь там воронят!

— Ты не очень-то хвастайся, что хорошо лазаешь по деревьям, — обиделся Пашик. — Скажи лучше, куда это нынче все идут такие разнаряженные?

— Господи Иисусе! — воскликнул Микеш. — Да ведь сегодня в Мниховицах ярмарка по случаю храмового праздника! Вот это, Пашик, была бы прогулочка! Денег у меня достаточно: пражане, что бывают в Грусицах, поначалу всегда удивляются, когда я с ними здороваюсь, а потом непременно дают крейцер-другой. Да, Пашик, прогулочка была бы то что надо! Но до Мниховиц я дойду едва ли, наверняка ноги занемеют.

— А я, Микеш, тебя отвезу на тачке! Здорово, что ты при деньгах, поедешь барином! Ступай за крейцерами, а я покуда тачкой займусь.

— Хорошо! — охотно согласился Микеш и побежал на чердак, где за балкой, в старом горшочке, у него были спрятаны крейцеры. Он высыпал их в сапоги и поспешил на двор, чтобы не заставлять себя долго ждать.

Пашик как раз выкатывал тачку из сарая.

Шел он на задних ножках, а передними крепко держался за ручки тачки. Перебросив страховочный ремень через шею, поросенок катил громыхающую повозку, словно батрак Стрнад, собравшийся в лес за дровами.

Микеш уселся спереди на крыло единственного колеса, и друзья тронулись в путь.

— Бип-бип, бип-бип! — то и дело выкрикивал Микеш, чтобы, не дай бог, не задавить какую-нибудь зазевавшуюся бабушку.

Старые и малые весело окликали котика:

— Ай да Микеш! Никак ты тоже в Мниховицы на ярмарку?

— А вы как думали! Что за ярмарка без нас с Пашиком! Что за праздник?! — так же весело отвечал им Микеш.