— Как я рад видеть свой мотоцикл! На празднике в Мниховицах я съел немного лишку халвы, и у меня чуток голова пошла кругом, воистину не сознавал, что творю! Приехал в Мниховицы на мотоцикле, а на обратном пути только за Менчицами заметил, что возвращаюсь-то не на нем, а с тачкой в руках! Знали б вы, люди добрые, как несся я обратно в Мниховицы. Однако в трактире «У пятнистой собаки» мне заявляют, что на моем мотоцикле уехали черный котенок с поросенком по направлению к Грусицам. Тут мы с вашей тачкой помчались словно наперегонки: я несусь, аж подметки дымятся, и вот наконец добежал! Слава богу, что все хорошо закончилось! Получайте свою тачку, а мне верните мотоцикл! Ну а теперь счастливо вам жить-поживать в своей хибарке!
С этими словами мужчина сел на мотоцикл и вскоре исчез за корчмой Сейка. Бабушка чрезвычайно обрадовалась, получив тачку целой и невредимой, и перестала сердиться. Но еще большую радость она испытала, когда Микеш протянул ей прелестный образок, который привез в подарок с мниховицкой ярмарки.
Пашик тем временем с удовольствием забрался в свой хлев, быстро съел ужин и через несколько мгновений заснул. Он совершенно измотался в дороге. В свою очередь и Микеш отправился в горницу, разулся, вскочил на лавку перед печью и тоже мгновенно заснул.
Ему снилось, что они с Пепиком пошли к Млейнекам за грушами и что все это плохо кончилось.
А как дело было наяву — об этом вы узнаете из следующей главы.
Пепик с Микешем идут за грушами
По возвращении из Мниховиц Микеш заснул как убитый. Но среди ночи он неожиданно пробудился и, спрыгнув с жесткой лавки, залез к Пепику на печь. Там котик свернулся калачиком в изголовье у хозяина и через минуту снова уснул. Однако на этот раз сон уже не был крепким. Вдруг, не просыпаясь, Микеш схватил Пепика за уши и, вертя его голову налево и направо, прокричал:
— Осторожно, Пашик, смотри снова не упади! Сейчас будет самый крутой поворот!
Разумеется, Микеш все еще мчался на мотоцикле по дороге из Мниховиц.
Наутро он ни о чем таком даже не догадывался. Когда Пепик спросил Микеша, что ему снилось, котик лишь буркнул:
— Так, ничего особенного: что мы с тобой были у Млейнеков за амбаром, рвали груши!
— Очень хорошо, Микеш, что тебе это приснилось! — весело сказал Пепик. — Я чуть было не позабыл про них! Они, верно, уже совсем созрели и теперь сладкие как сахар! После обеда обязательно сходим к Млейнекам!
— Что ты, Пепик! И думать забудь про эти груши! — разгорячился Микеш. — Во-первых, это воровство, а во-вторых, старый хозяин стережет их пуще глаза! Он то и дело прогуливается по двору и поминутно косится на садик, не крадет ли кто его красавиц. Старик дал бы тебе такого ремня! Кстати, вчера в Мниховицах он покупал себе новый!
— Ошибаешься, Микеш. За что он станет меня наказывать, если я не буду рвать его груши? Этим займешься ты, Микеш!
— Аи да Пепик! Аи да молодчина! Хорош, нечего сказать! Лучше, чем кожура от ливерной колбасы! Только поглядите на этого хитреца! Он, видите ли, захотел попробовать груш Млейнека, а ты беги нарви их ему с мешок! Ты бы хоть подумал, в чем я принесу тебе эти груши, у меня и карманов-то нет! Или, может, нарвать тебе их целую кучу, а Пашик доставит груз на тачке прямо к печи? Нравишься ты мне, парень! Но знаешь, отправляйся-ка лучше за ними сам, коли так не терпится!
— Что ж, ладно! — с деланным равнодушием сказал Пепик. — Пускай я не получу груш! Но тогда, Микеш, и ты не получишь тарелку хорошей, густой сметаны, которой я хотел отблагодарить тебя за пару спелых грушек!
Увидев, как Микеш несколько раз облизнулся, Пепик продолжал заманивать доверчивого котика:
— Сказать по правде, сами по себе они мне не нужны. Потому-то и нет у меня желания их рвать. Просто, Микеш, я хочу отплатить им за то, что они надо мной потешались. Чего глаза таращишь, я и сам сомневался, что такое возможно, но это правда! Видишь ли, Микеш, когда вы с Пашиком были вчера в Мниховицах, я прогуливался себе по улице, пока не дошел до сада Млейнеков. Груши и яблоки в нем почти созрели, и пахло там, как в раю! Засмотрелся я на одно крайнее деревце, и вдруг мне показалось, будто желто-красные груши на его ветках смеются! И чем дольше я смотрел, тем сильнее они смеялись. Неожиданно меня осенило: «Пепик, да ведь это они над тобой насмехаются!» Тут одна большая груша, величиной с твою голову, сказала соседкам: «Это и есть тот замарашка! Гляньте-ка, голенище одного сапога у него чуть ли не на щиколотке, а другое аж над коленкой! Штаны все в заплатах, да и держатся только на одной помочи! Рубаха грязная, как у цыгана, а вихры так и торчат из-под шапки! Я бы до самого черенка сделалась изжелта-красной, сорви меня такой неряха! Сегодня он еще один, а видели бы вы его с мерзким, ковыляющим котом Микешем, который возомнил, что если научился немного болтать по-человечьи, так станет по меньшей мере старостой в Турковицах».
— Чего-чего? — оскорбился Микеш. — Это я-то ковыляю?! Да таких гадких слов, Пепик, я не простил бы даже хищнику, вроде хорька, не говоря уже о какой-то червивой груше! — И возмущенный котик забегал туда-сюда по лавке, вращая зрачками и теребя свои торчащие в стороны усики. Шерсть на спине у него встала дыбом.
— Микеш, неужто ты сердишься из-за слов глупой груши? Да сходи сорви их парочку — все, как одна, приумолкнут. И в следующий раз больше не осмелятся потешаться над нами!
Микеш спрыгнул с лавки, натянул один сапог и сказал:
— Ладно, Пепик! Неси сметану, я должен хорошенько подкрепиться!
Пепик живо схватил тарелку и побежал в погреб, опасаясь, как бы Микеш не передумал; не успел котик натянуть второй сапог, Пепик уже стоял перед ним с хорошей, густой сметаной в руках. Микеш взял от него тарелку передними лапками и, даже не присаживаясь, тут же слизал все ее вкусное содержимое. Потом он утер лапкой усы и направился к выходу, проронив одно-единственное словечко: «Аида!» Микеш был настолько возбужден, что Пепик едва за ним поспевал. Со стороны луга они обогнули домик Швецов и, преодолев крутой склон, вышли на межу Брабца, от которой до сада Млейнеков было уже рукой подать. От межи Брабца Микеш, согласно уговору, продолжал путь один. Зайдя в угол сушильни Бубеника, он снял сапоги и пополз по траве к ближней груше, а потом — прыг! — стрелой взмыл на дерево. Пепик тихонько следовал по его стопам, немного прихрамывая, будто занозил ногу, и, очутившись возле грушевого дерева, опустился на траву. Ему было хорошо видно, как старый Млейнек стоит у забора за развесистым кустом бузины и выжидает, что будет происходить дальше. Но Пепик лежал не двигаясь.
Вскоре Пепик тихонько окликнул Микеша:
— Сорви какую-нибудь грушу и подбрось к моей руке! Потом обожди немного и бросай следующую!
Бац! Большая, словно с картинки, груша упала наземь. Пепик незаметно подобрал ее и сунул в карман. То же случилось с другой, третьей, четвертой, пятой… Старый Млейнек был совершенно спокоен. Микеша в ветвях он не видел, а Пепик, как ему казалось, просто отдыхает под деревом. Когда в кармане у мальчика было уже около десятка груш, котик спросил сверху:
— Может, хватит?
— Сорви еще несколько! — сказал Пепик. Микеш сбросил еще пяток груш и снова спросил:
— Ну как? Думаю, теперь они нас надолго запомнят! Но Пепику было все мало, и он попросил рвать дальше.
Тут наш справедливый котик рассердился на своего жадного хозяина и решил его проучить. Сорвав с ветки большую грушу, он навел ее прямо на лицо Пепика, и — бабах! — спелая груша всмятку разбилась о нос парнишки. У Пепика даже искры из глаз посыпались!
Позабыв про всякую осторожность, он вскочил и, грозя кулаком Микешу, пообещал жестоко отомстить ему за злую шутку. В ответ котик так рассмеялся, что чуть не упал с дерева. Вдруг он пулей слетел вниз и, перемахнув через забор сада Бубеника, скрылся. Пепик решил выяснить, что именно так напугало Микеша, но, дорогие ребята, не смог даже обернуться. Старый Млейнек крепко держал его за шиворот!