Спал я, окруженный тьмою
Ангел вился надо мною...
Я лежу в траве, а в ней
Заблудился Муравей.
Мраком он окутан темным
Страшно быть в ночи бездомным!
Он идти уже не мог
И в корнях корявых лег.
"Видно, не дойду до дому!
Дети по лесу глухому
Тщетно кликают меня
Но во мраке ни огня..."
И залился я слезами...
Вижу - Светлячок над нами
Засветился и сказал:
"Кто ночного стража звал?!
Я - Огонь в Ночи Горящий,
И со мною Жук Жужжащий
Полетим над головой.
Поспеши-ка ты домой!"
Can I see anothers woe,
And not be in sorrow too.
Can I see anothers grief,
And not seek for kind relief.
Can I see a falling tear,
And not feel my sorrows share,
Can a father see his child,
Weep, nor be with sorrow fili'd.
Can a mother sit and hear,
An infant groan an infant fear
No no never can it be.
Never never can it be.
And can he who smiles on all
Hear the wren with sorrows small,
Hear the small birds grief care
Hear the woes that infants bear
And not sit beside the nest
Pouring pity in their breast.
And not sit the cradle near
Weeping tear on infants tear.
And not sit both night day,
Wiping all our tears away.
O! no never can it be.
Never never can it be.
He doth give his joy to all.
He becomes an infant small.
He becomes a man of woe
He doth feel the sorrow too.
Think not, thou canst sigh a sigh,
And thy maker is not by.
Think not, thou canst weep a tear,
And thy maker is not near.
O! he gives to us his joy,
That our grief he may destroy
Till our grief is fled gone
He doth sit by us and moan.
Если горе у других
Как не мучиться за них?
Если ближнему невмочь
Как же можно не помочь?
Как на страждущих смотреть
И при этом не скорбеть?
Как отцу при детском плаче
Не пролить слезы горячей?
И какая может мать
Плачу чада не внимать?
Нет! Такому не бывать!
Никогда не бывать!
Как Тому, Кто всем Отец,
Видеть, что в беде птенец,
Видеть, как дитя страдает,
Слышать, как оно рыдает,
И не подойти к гнезду,
И не отвести беду,
И не быть все время рядом,
И не плакать вместе с чадом,
В изголовье не стоять,
Горьких слез не отирать?
Нет! Такому не бывать!
Никогда не бывать!
Как дитя. Он тих и мил
Он пришел и всех простил;
Он изведал горе Сам
Потому снисходит к нам.
Если ты грустишь порою Знай:
Творец грустит с тобою.
Если плачешь, удручен Знай:
с тобою плачет Он.
Радость Он несет с Собою,
Бьется с нашею бедою.
И покуда всех не спас
Он страдает подле нас.
Hear the voice of the Bard!
Who Present, Past, Future sees
Whose ears have heard,
The Holy Word,
That walk'd among the ancient trees.
Calling the lapsed Soul
And weeping in the evening dew:
That might controll
The starry pole:
And fallen fallen light renew!
O Earth O Earth return!
Arise from out the dewy grass;
Night is worn,
And the morn
Rises from the slumberous mass.
Turn away no more:
Why wilt thou turn away
The starry floor
The watry shore
Is giv'n thee till the break of day.
Слушай Барда Глас!
Все времена прозрев,
Он слышал не раз
Священный Наказ
Слова, что шло меж дерев.
Падших оно зовет,
Плачет вечерней росой;
Верша с высот
Созвездий ход,
Светоч зажжет над тьмой!
Воротись, о Земля, скорей!
Восстань от росных трав!
Рассвет сильней
Ночных Теней
Он грядет, от сна восстав!
Слово тебя зовет!
Слушай, слушай меня!
А звездный свод
И берег вод
Исчезнут с приходом Дня!
Earth rais'd up her head,
From the darkness dread drear,
Her light fled:
Stony dread!
And her locks cover'd with grey despair.
Prison'd on watry shore
Starry Jealousy does keep my den
Cold and hoar
Weeping o'er
I hear the Father of the ancient men
Selfish father of rtien
Gruel jealous selfish fear
Can delight
Chain'd in night
The virgins of youth and morning bear.
Does spring hide its joy
When buds and blossoms grow?
Does the sower?
Sow by night?
Or the plowman in darkness plow?
Break this heavy chain,
That does freeze my bones around
Selfish! vain!
Eternal bane!
That free
Love with bondage bound.
Земля ответила, в слезах
Привстав с ледяной постели
Лишь тьма и страх
В ее очах,
И волосы поседели.
"Я в берегах заточена
Звезды мой сон сторожат;
А я, бледна
И холодна,
Творцу внимаю, дрожа.
Самовлюбленный Творец!
О стражник жестокий. Страх!
Меркнут в ночи
Света лучи
Юность не может цвести в кандалах!
Разве цветам и бутонам весне
Радоваться запрещено?
Разве зерно
Сеют в ночи?
Кто ж пашет, когда темно?
Приди, освободитель!
В жилах моих стынет кровь!
Вечный Учитель
Вечный Мучитель!
Цепями сковал Любовь!"
Love seeketh not Itself to please,
Nor for itself hatli any care;
But for another gives its ease,
And builds a Heaven in Hells despair.
So sang a little Clod of Clay,