Воспитанные люди легко находят общий язык; хорошее воспитание и превосходство характера будут оценены по заслугам в любой стране. Вожди диких племен даже в Лондоне и Париже выделялись благородством натуры.

Эмерсон был связан с Европой, куда ездил трижды, побывал во многих странах и подружился со многими людьми, особенно тесно — с Карлейлем. Вернувшись из своей первой поездки в Европу, он стал разъезжать по собственной стране с лекциями, составившими ему славу мыслителя и превосходного стилиста. (На Эмерсона, между прочим, ссылаются современные хиппи.) Не удивительно, что при таких тесных контактах с Европой он мог воспринять некоторые ее образцы. Впрочем, он наверняка познакомился с ними еще в своем родном Бостоне, а также в Гарварде, где учился в одном из самых элитарных университетов Нового Света. Как замечает Ю. Халасиньский, в течение первых трех десятилетий истории нового государства американские президенты были по большей части виргинскими или массачусетскими джентльменами. Они удовлетворяли всем требованиям, которые предъявлялись к джентльмену в Европе[219].

Около века спустя, в 1936 г., был напечатан роман Маргарет Митчелл (1900-1949) «Унесенные ветром». Как известно, эта книга, над которой М. Митчелл работала десять лет, стала бестселлером. В первый же день было продано 50000 экземпляров, а за год — полтора миллиона. С того времени роман выдержал множество изданий, а его экранизация имела громадный успех. Переводы на тридцать языков запечатлевали образ джентльмена-южанина. Примером настоящего джентльмена служит в книге Эшли Уилкс. Приглядимся к нему поближе, чтобы понять, каким его видит автор и как она к нему относится.

Эшли родом виргинец — вот первая его характерная черта. Мы знакомимся с ним, когда он возвращается из длительного путешествия в Европу. Он находится под, сильным ее впечатлением. «В любых традиционных развлечениях местной молодежи Эшли никому не уступал ни в чем — он был одинаково ловок и искусен и на охоте, и на балу, и за карточным столом, и в политическом споре и считался притом бесспорно первым наездником графства. Но одна особенность отличала Эшли от всех его сверстников: эти приятные занятия не были смыслом и содержанием его жизни. А в своем увлечении книгами, музыкой и писанием стихов он был совершенно одинок»[220]. Эшли — потомок людей, посвящавших свободное время размышлениям, а не действиям; в своем кругу они слыли чудаками. В его семье никто не смог бы бороться с превратностями судьбы.

После начала Гражданской войны Эшли исполняет свой долг солдата, однако без убеждения: он знает, что мир, частью которого он ощущает себя, канул в прошлое и что Юг позаимствует с Севера культ золотого тельца. Оказавшись в плену у северян, он может бежать, если ради отвода глаз принесет присягу на верность, но не делает этого — ведь он джентльмен. Характерные черты наружности Эшли подчеркиваются в романе неоднократно. Когда он, оборванный, возвращается из плена домой, Скарлетт замечает, «как гордо сидит голова на обнаженной шее, какого благородства и достоинства исполнена его стройная фигура, несмотря на лохмотья, в которые он одет» (т. 2, с. 19). Скарлетт предлагает ему вместе бежать, Эшли отказывается, ссылаясь на честь. Честь не меняется с изменением условий, так же как не меняются манеры. Манеры — единственное, что у них осталось. Прежние времена миновали, но эти люди живут так, как если бы все осталось по-прежнему — медлительные и чарующие, решившие не суетиться, не устраивать свалку из-за лишнего гроша и не отступать от старых привычек. Все они убеждены, что откровенная погоня за деньгами, даже разговоры о деньгах — до крайности вульгарны. «Это порода чисто орнаментальная», — с презрением говорит Ретт Батлер (т. 2, с. 126). Эшли беспомощен, как черепаха, перевернутая на спину. «Всякий раз, когда привычный уклад летит вверх тормашками, люди его породы гибнут первыми... Они не заслуживают того, чтобы остаться в живых, потому что они не борются — не умеют бороться» (т. 2, с. 290). Так полагает Ретт Батлер; сам-то он не теряется в новых условиях.

М. Митчелл нарисовала не только образец джентльмена-мужчины, но и его женский аналог. Это леди. Скарлетт не леди, что подчеркивается неоднократно. Зато настоящая леди — жена Эшли, Мелани, а также Эллин, мать Скарлетт. Внешне неэффектная Мелани обладает гуманитарной культурой (автор заставляет ее беседовать о Теккерее и Диккенсе), а прежде всего — большой эмоциональной культурой. В людях она видит только хорошее, все толкуя в их пользу. Она бескорыстна и способна забывать о себе ради других.

Роман Митчелл представляет интерес потому, что его персонажи нарисованы не одной лишь белой или же черной краской. Скарлетт вульгарна, жадна до денег и беспощадна, но годами вздыхает по безупречному в ее глазах рыцарю. У этого рыцаря возвышенные интересы и чуткая совесть, но он незадачлив. Ретт Батлер не джентльмен: он наживает деньги без зазрения совести. Но он способен на широкий жест, хотя скрывает это от окружающих, а из всех женщин наибольшее уважение вызывает в нем тихая, незаметная Мелани. Отношение автора к историческим событиям столь же двойственно, как и ее отношение к своим персонажам: сочувствуя Югу, она в то же время изображает сыновей местных плантаторов тупицами и ура-патриотами. Как уже говорилось, М. Митчелл работала над романом десять лет. За это время ее отношение к описываемым событиям могло измениться, и в этом можно усмотреть одну из причин некоторой «текучести» в оценке людей и событий. Со временем сочувствие Митчелл к Югу усиливается.

Во всем романе просматривается иерархическая структура общества американского Юга, место в которой определялось не только количеством плантаций и негров-рабов, но также происхождением и манерами. Манеры как раз и оказываются самым надежным достоянием в обществе, перевернутом с ног на голову. В этом обществе часто употребляемое слово «джентльмен» звучит по-разному, смотря кто его произносит. Для нувориша, отца Скарлетт, личная культура не играет никакой роли и даже — как, например, в отношениях с Уилксами — коробит его. В ином значении Ретт Батлер называет Эшли Уилкса джентльменом, а его жену — леди. Они останутся таковыми независимо от того, придется ли им, разорившись, рубить дрова (как пришлось это делать Эшли) или же им будет позволено предаваться мечтательной лени.

Американский джентльмен изображался не только в виде беспомощного неудачника. Достаточно взять в руки романы У. Фолкнера, чтобы познакомиться с иным образом джентльмена-южанина. Род Сарторисов в своих рыцарских семейных легендах гордится предками, блестящие деяния которых достойны пера Сенкевича. В мирное время их образ жизни ничем не отличался от образа жизни других людей, на которых работали невольники: они объезжают норовистых жеребцов или охотятся. Их неприязненное отношение к таким техническим новшествам, как автомобиль, напоминает отношение польской шляхты к железным дорогам. Я знаю случай, когда шляхтич-поляк после открытия движения по железной дороге по-прежнему ездил в своей конной бричке, не желая подчиняться сигналам кондуктора: «Я не собака, чтобы свистеть мне».

Обед на несколько персон в день Благодарения по количеству блюд соперничает у Фолкнера с пиршеством, описанным у Мицкевича в «Пане Тадеуше». Вот после традиционной «вступительной» рыбы прислуга вносит «блюда, на которых красовалась жареная индейка, копченый окорок, жареные белки и перепелки, запеченный опоссум с гарниром из сладкого картофеля, кабачков и маринованной свеклы, сладкий картофель и ирландский картофель, рис и кукуруза, горячие пирожки, бисквитный торт, длинные изящные кукурузные палочки, консервированные груши и земляника, яблочное и айвовое желе, брусничное варенье и маринованные персики»[221]. А потом еще пироги трех сортов, плумпудинг, ореховый торт с виски и фруктами. Так выглядит семейный обед в «пиршественной культуре».