Неприятности свалились как снег на голову. Пчела Жужа с самого начала держалась как-то сама по себе, так что Шоко-Роко упустил ее из виду. Трудяга-пчела целыми днями летала над островом и собирала с конфетных деревьев вкусный шоколадный мед, чтобы привезти домой гостинцы.

С нее-то и начались неприятности.

— Эй, ты, пчела! — окликнул ее Шоко-Роко, когда проходил со своей свитой по самому широкому мармеладному мосту через реку из сладкого какао. — Ты что это там делаешь?

— Работаю, — коротко ответила Жужа, не отрываясь от своего занятия.

— Работаешь?! — вскричал Шоко-Роко в таком бешенстве, что шоколадные мальчики выпустили из рук воздушные шарики, хотя это не было предусмотрено. — Ты что это себе позволяешь, тварь бесстыжая? Какие слова говоришь? На моем острове все обязаны наслаждаться ничегонеделанием и сластями, а не работать. Лакомиться — и только!

Шоко-Роко так бесновался и кричал, что даже его старший советник Лев Рыкалыч застыл от удивления. Но бесстрашная пчела спокойно, как ни в чем не бывало, произнесла:

— Не хочу я лакомиться. Я должна работать. Я хочу работать. Я буду работать.

Это была слишком. Шоко-Роко попытался еще что-то выкрикнуть, но из горла его вырвался только невнятный хрип, и, падая, он больно ударился бы, не расстелись под ним старший советник.

— Немедленно взять! — прохрипел правитель надувным курицам из личной охраны. — Смотрите, не проглотите ее. Посадить в клетку и дать столько сахара, сколько она не в состоянии съесть. А потом еще столько же.

Отдав приказания, Шоко-Роко пожаловался своему младшему советнику Филину Простофилину:

— Не могу я слышать этого ужасного слова: работа. Бр-р, аж мороз по коже.

И Филин Простофилин в ответ понимающе захлопал своими круглыми глазищами.

Курицы с жутким кудахтаньем стали гоняться за пчелой, поймали ее и привели к Льву Рыкалычу, который совмещал обязанности старшего советника с должностью начальника личной охраны правителя. Под усиленной охраной срочно вызванных на место происшествия марципановых львов Жужу отправили в пещеру Великой Сахарной Горы и заключили там в целлофановую клетку. Здесь она должна была съесть столько сахара, сколько она не в состоянии съесть.

Шоко-Роко поуспокоился и продолжил прогулку по острову, направляясь в сторону кукольного врачебного кабинета доктора Меэрике.

С нетерпением поджидавший пациентов верный пес-санитар Гав еще издали увидел правителя, заранее распахнул дверь и стал громко расспрашивать:

— У вас живот болит или голова? Или и то, и другое? Говорите сразу, доктор Меэрике срочно начнет готовить лекарства. И не забудьте сказать «здрасьте», — по привычке предупредил он.

Шоко-Роко такие непочтенные речи, конечно, не понравились, но тут на пороге появилась доктор Меэрике, и тогда он с достоинством произнес:

— Только не говорите мне, что вы действительно собираетесь что-то готовить. На Сладкой Отраде положено ничего не делать, а только лакомиться. Я требую этого!

— Но я не хочу больше лакомиться, — запротестовала доктор Меэрике. — Мне это, честно говоря, давно надоело. Я хочу кому-то быть полезной, кому-то помочь, иначе какой же я врач!

— Самый настоящий врач острова Сладкая Отрада, — рассмеялся Шоко-Роко. — И знаете что, рекомендую вам прокатиться на карусели, от этого, безусловно, вновь взыграет аппетит на конфеты. А лекарства, что ж, можно готовить, только понарошку.

— Не хочу понарошку. Хочу по-настоящему.

— Островитянам этого не надо. На острове все по моему велению здоровы и красивы, как вы. Можете убедиться в этом сами.

— Зато когда они покинут остров, они снова станут больными, несчастными, некрасивыми, — возразила доктор Меэрике. — А я хочу их вылечить по-настоящему, насовсем.

— Покинут остров? С острова Сладкая Отрада, да будет вам известно, никто никогда никуда не уезжает, — отчеканил Шоко-Роко.

«Ну это мы еще посмотрим, уезжает или нет», — чуть было не отрезала Меэрике, но вовремя удержалась.

— Берите пример с вашего Бяки-Задаваки, — продолжил правитель. — Целыми днями сидит в своем золоченом кресле, жует сласти и не помышляет об отъезде, — последнее слово он произнес с особенным ударением. — Вот такое поведение мне по душе.

Тельняшкин подошел послушать, что за спор у Шоко-Роко с доктором Меэрике, и когда понял, о чем речь, вмешался в разговор:

— Не думаете ли вы, уважаемый правитель, что я на своем паруснике не выйду в открытое море, а буду с поднятыми парусами бороздить… сушу!

— Не только думаю, — с коварной улыбкой проговорил Шоко-Роко, — но шоколаднейшим образом в этом уверен! У вашего парусника нет днища, так что на воде ему делать нечего. Я не хотел, чтобы вы утомляли себя нелегкой настоящей судовой работой и, чего доброго, подвергали свою жизнь опасности в настоящем морском путешествии. Путешествуйте понарошке — сколько угодно. А потом лакомьтесь.

— В жизни не слыхал ничего глупее, — сказал Тельняшкин, когда Шоко-Роко важно удалился за пределы слышимости. — Все понарошке! Да я и часу здесь не останусь, если ничего нельзя делать по-настоящему.

И доктор Меэрике с ним полностью согласилась. Хватит лакомиться и лентяйничать, пора приниматься за дело. И верному псу-санитару их намерение покинуть остров показалось таким решительным и бесповоротным, что он испугался, как бы не пришлось уходить немедленно, и быстренько проглотил три конфеты подряд.

— Мы должны не мешкая разыскать свою красную моторную лодку и как можно быстрее покинуть остров, — энергично заявила доктор Меэрике. — Тельняшкин, я думаю, возьмет это на себя.

— Нет ничего проще, — уверенно ответил Тельняшкин. — Я точно помню, где мы оставили лодку.

Он спустился к морю и побежал по берегу так быстро, что вскоре скрылся за пляжными кабинками из халвы.

Обратно он возвращался уже не так резво. Всегда веселый Тельняшкин на сей раз понуро брел по песку, не интересуясь даже мятными леденцами на ближайших кустах. Оказалось, что той гавани, куда наши путешественники причалили несколько дней назад, нет и в помине, как нет и красной моторной лодки.

— Боюсь, что если причал мог действительно растаять, — тихо, чтоб не услышали скоморохи, собиравшие на берегу морские камушки с изюмом, сказал Тельняшкин, — если причал растаял, то лодку Шоко-Роко приказал пустить ко дну.

— Но тогда мы вообще отсюда не сможем уехать, — испугался Гав.

— Не отчаивайся раньше времени, — решительно произнес Тельняшкин. — Надо что-то придумать. Теперь я догадываюсь, почему старый морской волк, который показывал Бяке-Задаваке дорогу, сбежал отсюда. Наверняка и ему ничего не разрешили делать всерьез, а только пичкали сладостями. Что же ему оставалось делать, как не уносить отсюда ноги!

Посовещавшись, решили дождаться вечера и поговорить обо всем с Бегемотихой, которая к этому времени приплывет домой со своим детенышем Гиппо, и попросить Гиппо обследовать морское дно вокруг острова.

— Мне кажется, — предположила доктор Меэрике, — что Гиппо сделает это с большим удовольствием, потому что сможет вдосталь поплавать в сладких прибрежных водах, чего мама ему обычно не разрешает. Я попрошу Бегемотиху не волноваться, потому что буду следить, чтобы Гиппо не больно-то увлекался сиропом и не подвергал опасности свой животик.

— Вот уж чего не стоит бояться, — вмешался Гав. — Такому брюху не страшна и Великая Сахарная Гора со всеми своими гротами и пещерами. Только вот не проболтаются ли они обо всем правителю?

— Не думаю, — покачала головой доктор Меэрике. — Они выглядят вполне приличными гиппопотамами. Бегемотиха наверняка мечтает вернуться в свои пресноводные реки в джунглях. Иначе зачем бы ей каждый день заплывать так далеко. Видно, и ей надоело сладкое и она побаивается за здоровье сына в таких… сладких условиях.