От неожиданности я опешил. Сперва показалось, что вижу переселение неведомых желтых муравьев. Но странные легионеры оказались везде, по таинственному сигналу они выбрались из мокрого бережка и теперь широким фронтом дружно понеслись вдаль от своего родного озерка с синей горько-соленой водой.

С каждой минутой их все больше и больше, поток их растет и ширится. Несколько десятков созданий, оказавшись в эксгаустере, все так же быстро-быстро семеня ногами, бегут по стеклянной стенке, скользя и скатываясь обратно. Они так поглощены бегом, что, оказавшись на походной лопатке и домчавшись до ее края, не задерживаются ни на мгновение перед неожиданной пропастью и без раздумий, сохраняя все тот же темп движения, срываясь, падают на землю. Ими управляет жесткий закон: никаких, даже мимолетных, остановок, вперед и только вперед!

Всматриваюсь в незнакомцев. У них продолговатое, сильно суживающееся сзади тело с двумя длинными хвостовыми нитями, тоненькие, распростертые в стороны слабенькие ножки. Голова с большим, направленным вперед отростком, к которому снизу примыкают две острые и загнутые, как серп, челюсти. Сверху на голове мерцают черные точечки глаз. Я узнал в них личинок веснянок.

Личинки некоторых видов веснянок обитают в мокрых илистых берегах водоемов и так сильно их истачивают, что вызывают разрушение береговой линии. Подобных личинок я встречал в низеньких обрывчиках горько-соленого озера Кызылкуль, недалеко от хребта Каратау. В почве они охотятся за всякой мелочью. Но там они сидели по своим местам. А здесь будто произошло помешательство: внезапно вся многочисленная братия в исступлении бросилась бежать.

С каждой минутой поток личинок захватывает все более широкую полосу земли. Прошло минут двадцать, а они уже растянулись полосой вдоль берега шириной около тридцати метров и длиной около шестидесяти пяти. Сейчас на каждый квадратный метр приходится примерно от тысячи до полутора тысяч насекомых, на всей же площади — около полумиллиона! Кто бы мог подумать, что такое великое множество личинок незримо обитает в почве мокрого бережка соленого озера!

Сегодня пасмурно, солнца не видно за густыми облаками, хотя и тепло после изнурительных знойных дней. В воздухе душно, влажно. Рано утром, на восходе, выглянув из-под полога, я увидал вокруг солнца круг и два ярких гало. Личинки веснянок отлично сориентировались в метеорологической обстановке и выбрали подходящую погоду для своих путешествий. Что было бы с ними сейчас, такими тонкокожими обитателями мокрой почвы, если бы из-за туч выглянуло солнце и его жаркие лучи щедро полились на солончаковую пустыню!

Веснянки будто никому не нужны. Наоборот, жители пустыни обеспокоились внезапным нашествием лавины пришельцев. Потревоженные массовым передвижением, бегут во все стороны паучки. Заметались на своих гнездах муравьи-бегунки. Как отделаться от неожиданных посетителей? Они валят во множестве мимо, заползая во все норки и щелочки, не обращая внимания на удары челюстей защитников муравьиной общины. Лишь один храбрый вояка, крошечный муравей-тетрамориум, уцепился за хвостовую нить личинки, и та поволокла его за собой, не замедляя своего бега. Прокатившись порядочное расстояние, муравей бросает добычу. Инстинкт давний, древний, отработанный длительной эволюцией вида, повелевает животным расселяться во все стороны, когда их становится слишком много. Пусть во время этого безудержного и слепого стремления погибнут тысячи, миллионы, миллиарды жизней, оставшиеся в живых продолжат род.

Кисея облаков, протянувшихся над пустыней, временами становится тоньше, и на землю проникают рассеянные лучи солнца. Над Балхашем уже разорвались облака и проглянуло синее небо. Утки-пеганки привыкли ко мне, облетая, сужают круги, садятся на воду совсем близко. Ходулочники успокоились, замолкли, бродят по воде на своих длинных ножках.

Интересно, что будет с многочисленными путешественниками, когда выглянет солнце? Но они уже прекратили продвижение в сторону пустыни. Одни из них возвращаются обратно к родному топкому бережку, другие мечутся, заползают в различные укрытия. Здесь, под сухой соленой корочкой, земля влажная, а еще глубже мокрая, и, если опереться сильно на посох, он быстро погружается почти наполовину.

Проходит полтора часа с момента нашей встречи. Она мне уже не кажется такой интересной, и ожидание ее конца становится утомительным. Конец всего происходящего наступает неожиданно. Толпы безумствующих личинок редеют, каждая находит себе убежище, и земля, кишевшая личинками веснянок, пустеет. Вспышка расселения потухла.

Потом восходит солнце, и сразу становится нестерпимо жарко. Пора спешить к машине.

На нашем пути превосходная рощица саксаула. Как ее миновать?! В рощице много пустынных мокриц. Вся земля изрешечена их норками в окружении характерных земляных цилиндриков. У семейных пар уже повзрослевшие дети. Подземные труженики, углубляя норки, поедали землю, подобно земляным червям пропускали ее через кишечник, выделяя крошечными твердыми цилиндриками, которые потом и вытаскивали наружу.

Пустынные мокрицы плохо переносят жару, днем не показываются на поверхности, отсиживаясь в своих прохладных норках, и обычно выходят на поиски пищи вечером, ночью и рано утром. Жители сухой пустыни, они любят влажность.

Вечером прошел небольшой дождь. После дождя мокрицы должны быть особенно оживленны, и поэтому, когда наступила ночь, вооружившись электрическим фонариком, я отправился бродить возле бивака. Но все многочисленное население обширного городка мокриц сидело в норках и не желало показываться наружу. Очевидно, в дождливую погоду не полагалось разгуливать по пустыне из опасения запачкаться в жидкой глине и увязнуть в ней.

Зато рано утром, когда дожди миновали, вся земля кишела мокрицами и розовые лучи солнца поблескивали на их гладких панцирях. В основном разгуливала молодежь. Старички родители отсиживались в норках, стерегли их от непрошеных посетителей. Все были заняты, сосредоточенны, у всех было дело. Кто тащил в свое жилище сухую палочку или сухой листик, пораженный грибками, кто соскребывал со старых, упавших на землю стволиков саксаула поверхностный слой, проросший грибками. В этом саксаульнике жила громадная колония так называемых рогатых мокриц, хемилепистус риноцерос. Они легко отличались от других близких видов тем, что взрослые имели на голове среди шипиков по хорошо выраженному рожку. Поэтому я с некоторым удивлением заметил еще другой редкий вид мокриц — украшенную хемилепистус орната. Ее тело блестящее, будто покрыто лаком, голова и грудь украшены многочисленными мелкими шипиками. Еще много лет назад я узнал некоторые особенности ее жизни. Она немногочисленна, живет среди пустынных мокриц других видов, сама норок не роет, а пользуется брошенными и, очевидно не затрачивая сил на нелегкое строительство, за год успевает развиваться не в одном, как все другие виды мокриц, а в двух поколениях.

Про себя я назвал эту мокрицу приживалкой, сейчас же увидел такое, чего никогда не мог предполагать. Украшенная мокрица, поблескивая своим красивым одеянием, волокла детку рогатой мокрицы, ухватив ее за голову своими крепкими челюстями. Ее жертва была еще жива и вздрагивала ногами. Никогда не подозревал у пустынных мокриц столь явно выраженных хищнических наклонностей!

Коварная хищница проволокла свою несчастную жертву с десяток сантиметров и неожиданно нырнула с ней в норку, незаметную под лежащей крупной палочкой.

Помчался за лопаткой и по пути к биваку увидал вторую такую же мокрицу, занятую ремеслом хищника. Сомнений быть не могло. Украшенная мокрица не только пользовалась готовым жилищем своей миролюбивой и косвенной покровительницы, но еще и занималась детоубийством, пожирая беспомощных маленьких мокричек.

В обеих норках я застал супружеские пары, занятые кровавой трапезой. Кроме того, на дне их жилища было запасено немало листиков и палочек, пораженных грибками, то есть исконной пищи вегетарианцев.