Изменить стиль страницы

— А если мне иногда хочется посмотреть, как живут люди, и я иду в город переодевшись, чтобы меня никто не узнал? Или если мне просто хочется прогуляться по ночному городу, что в этом страшного? — поглаживая темные бархатные усы, спросил эмир.

— В вас столько бодрости и оптимизма, — не сдержал ответной улыбки Тарзи, — что я могу только позавидовать. Но что делать, если я уже стар! Понимаете, — посерьезнев, продолжал он, — времена Гарун аль-Рашида, к сожалению, давно прошли. Вы рискуете жизнью безо всякой необходимости.

— Со мной всегда охрана. Офицеры хотя и переодеты, но я уверен, что в случае необходимости они и в гражданском платье сумеют исполнить свой долг не хуже, чем в военной форме.

— К сожалению, никакая охрана не в состоянии уберечь вас от выстрела из-за угла, — настаивал на своем Махмуд-бек Тарзи, обеспокоенный упрямством эмира.

— Никто не знает, когда я отправляюсь в город, — возразил Аманулла-хан.

— У вас слишком много врагов, — не сдавался министр. — Даже во дворце. Я взываю к вашему благоразумию.

— Ну вот, — изобразив на лице испуг, произнес Аманулла-хан. — Теперь вы меня пугаете заговорами, неужели вы сами всерьез верите всей этой чепухе?

Министр помрачнел.

— Боюсь, вы недооцениваете сложности той обстановки, которая сложилась сейчас в стране. За последние два дня полиция трижды предупреждала вас о готовящемся покушении, — сказал Тарзи.

— Я считаю, это не больше чем пустые угрозы, которые мы слышали не раз, — возразил Аманулла-хан.

— Однако на этот раз им удалось выследить и захватить человека, который собирался в вас стрелять.

— Да, но он уже скончался на руках у полицейских, — отозвался эмир.

— Мне вся эта история кажется подозрительной, — задумчиво сказал Тарзи. — Я считаю, надо довести ее расследование до конца.

Аманулла-хан подошел к стене, увешанной портретами членов его семьи, остановив взгляд на последнем — портрете королевы Сурайи. Он вздохнул и сел в кресло перед длинным инкрустированным столом.

— Это правда, что в чалме у покушавшегося нашли точно такие фотографии, как в рабатах, где останавливался русский караван? И листовки? Вы видели их?

Тарзи молча раскрыл свою папку и выложил перед эмиром несколько листков, на которых крупными буквами было напечатано на пушту и дари, обоих принятых в стране языках:

«Во имя аллаха всемилостивого, милосердного! Братья мусульмане, готовьтесь! Освобождение придет скоро! Советская Россия поможет нам сбросить власть ненавистного эмира. Аманулла-хан — убийца и угнетатель. Это он убил эмира Хабибуллу, чтобы добраться до власти. Это он бросает в тюрьмы и казнит истинных мусульман. Беритесь за оружие. Мстите за свою веру».

— Я выяснил кое-что еще, — нарушил молчание министр, когда Аманулла-хан закончил читать и отложил листки. — Оказалось, покушавшийся — мелкий ремесленник из Герата. У него там была небольшая мастерская. Он занимался изготовлением оружия: кинжалов, ножей, сабель. Мне непонятны мотивы, толкнувшие его на этот шаг. А это наводит на разные мысли… К тому же ремесленник был совершенно неграмотен. Он даже не мог прочесть воззваний. Не исключено, что он и не подозревал об их содержании, — многозначительно закончил министр.

— Можно не знать о содержании листовок, — возразил Аманулла-хан. — Однако, для того чтобы разобраться в смысле этих гнусных снимков, не нужно уметь ни читать, ни писать.

Махмуд-бек Тарзи задумался и снова взял в руки одну из листовок.

— Этот человек хотел убить меня, сомнений никаких нет, — уверенно заявил Аманулла-хан.

— Пожалуй, так, — согласился Тарзи. — Но наша задача выяснить, и кто стоял за его спиной. Если у неграмотного человека находят листочки, которые он не может прочесть, значит, он выполняет задание людей, которым ничего не стоит его обмануть.

— Предположим, вы правы, — не стал спорить Аманулла-хан.

— Странно и другое, — продолжал министр. — Этого человека убили как раз в тот момент, когда полиция должна была арестовать его. Может быть, его специально подставили под удар? Слишком уж много случайностей во всей этой истории.

— Да, слишком много случайностей, — рассеянно повторил Аманулла-хан.

Эмир снова подошел к стене с портретами, долго вглядывался в лицо своей матери.

— Обижается, — сказал он, — что редко советуюсь с ней о государственных делах. А знаете, она проницательная женщина. Но я уверен, — резко повернувшись к Тарзи, произнес Аманулла-хан, — даже она не стала бы отрицать, что все следы ведут к русскому каравану. Не кажется ли вам, что в последнее время он доставил нам немало забот?

— Возможно, — уклончиво ответил министр, — но мне кажется, я знаю людей, которым он доставил гораздо больше забот, чем нам.

— Вы имеете в виду англичан?

Тарзи кивнул.

— Нужно быть справедливым, — сказал Аманулла-хан. — Одно дело подозревать, другое — иметь на руках реальные доказательства. Может быть, следует поговорить с русскими летчиками. Возможно, они сообщат факты, которые помогут расследованию.

— К сожалению, — ответил Тарзи, — теперь это не так просто сделать.

Эмир вопросительно поднял на него глаза.

— Я не успел сообщить вам вторую новость, — ответил Махмуд-бек Тарзи, — один из русских летчиков исчез.

Глава четвертая

Чучина втолкнули в небольшую комнатушку. Один из афганцев встал к двери и вытащил пистолет. Другой поднял и отбросил в сторону лежавший в центре комнаты ковер. Откинув находившиеся под ковром циновки, сдвинув решетку, закрывающую люк, он знаком показал Чучину, чтобы тот спускался в подвал.

«Кого они испугались? — промелькнуло в голове у Ивана. — Кто стучал в ворота? Полиция?»

Ясно было одно — стрелять афганцы не решатся.

С покорным видом Иван подошел к люку, но выполнять требование не спешил. Он заглянул в подвал и покачал головой. Бандит угрожающе потряс пистолетом. Иван снова низко наклонился к люку, как будто колеблясь, как ему быть, ив ту же секунду, резко выпрямившись, неожиданным ударом в живот сбил охранника с ног. Пистолет вылетел у него из рук и отлетел далеко в сторону.

Караван специального назначения img_9.jpeg

Как и предполагал Иван, второй бандит, оставшийся у двери, стрелять не решился. Он спрятал пистолет за пояс, выхватил нож и, тяжело дыша, пошел на летчика. Чучин, не отводя глаз от узкого лезвия, медленно пятился к стене.

Мебели в комнате не было. Ковры на стенах, ковры и циновки на полу. Быстро нагнувшись, Чучин рванул за край циновки, на которую ступил афганец. Афганец покачнулся, Иван бросился к нему, но выбить нож у него из рук не сумел. Схватив афганца за запястье, правой рукой Иван сдавил ему горло. Охранник пытался оторвать Иванову руку, глаза его полезли из орбит.

— Сдавайся, гадина! — хрипел Иван, задыхаясь от напряжения.

Наконец нож выскользнул из руки афганца и воткнулся в пол. Иван, на секунду отвлекшись, потерял инициативу, в следующее мгновение бандиту удалось высвободить горло, и он отбросил Чучина с такой силой, что тот полетел через всю комнату.

Теперь Чучин стоял в углу и, плотно сжав губы, готовился отразить нападение сразу двоих.

— Ну, — закричал Иван, в пылу схватки забыв, что его не понимают, — кто первый?

Враг был сильнее, и трудно сказать, чем бы завершилось это столкновение, если бы за дверью не прозвучал неожиданный выстрел, по коридору затопали сапоги. А в следующее мгновение в комнату ворвались солдаты, Камал и Гоппе.

Едва за дверью послышался шум, афганцы сразу потеряли к Ивану всякий интерес.

— Объясните мне, ради бога, что все это значит? — спросил Иван, когда бандитов увели.

— Я ждал тебя. Вижу, не идешь, — рассказывал Камал. — Знаю, ты человек обязательный. Думаю, что могло случиться? Пошел в школу, а там говорят — давно ушел. А тут Файзулла возвращается. Он на базар за продуктами ходил. Говорит, видел, как господин Чучин с какими-то гвардейцами беседовал, а потом с ними в дом рядом с базаром зашел. Наблюдательный парнишка. Толк из него будет.