Кроме ложек, приборов на столе не было. В те времена каждый резал мясо и хлеб своим ножом, а вилками пользовались только на кухне.

Гости сняли складные ножи, висевшие у пояса. У юноши был позолоченный нож с перламутровым черенком, у школяра - обычный фейерварский складной нож с деревянной ручкой.

- Я люблю зайчатину, - сказал с улыбкой Янош Борнемисса. - А это жаркое приготовлено отменно. У нас, правда, зайчатину стряпают по-иному… Господин капитан, вам не довелось слышать что-нибудь о моем брате?

- По-иному стряпают? - с интересом спросил Салкаи. - По-иному?

- По-иному, - ответил Янош Борнемисса. - У нас зайца мочат в вине, потом в жаровню наливают немного воды и ставят на огонь. Зайца начиняют хлебом и тушат. Только надо следить за тем, чтобы подливка не выкипала. Когда она закипает, то жаркое снимают с огня, мясо вытаскивают и подливку процеживают. Затем кладут в нее гвоздику, перец, шафран и имбирь… Но скажите, удастся нам нынче узнать, что творится в крепости? Не погиб ли бедный мой брат? - Глаза юноши подернулись слезами.

- А уксуса в подливку не прибавляете? - удивленно спросил Салкаи и еще раз взглянул на руки Яноша.

- Как же, подливаем и уксуса, - охотно ответил Янош Борнемисса, - но только, когда уже приправим подливку пряностями, опять кладем в нее зайца… Нам надо еще нынче попасть в Эгер.

Салкаи старательно обглодал заячью ножку, потом чокнулся с гостями. Но те только пригубили вино.

- Гм… - произнес Салкаи.

Комендант вытер салфеткой усы, взглянул на гостей и снова крякнул:

- Гм…

Помолчал немного, потом, опершись локтем о стол, спросил:

- В Эгерскую крепость?

- Да, да! - взволнованно ответил Янош Борнемисса, побледнев. - Еще нынче вечером.

- Гм… А любопытно узнать, каким путем? Как птицы, что ли? Или как привидения, через замочную скважину?

- Нет, как кроты, дядюшка.

- Как кроты?

- Ведь к крепости ведут подземные ходы.

- Подземные ходы? - Салкаи покачал головой.

Янош Борнемисса сунул руку за пазуху и, вытащив оттуда листок пергамента, положил его перед Салкаи.

- Вот видите эти красные линии?

- Знаю, - сказал Салкаи, бросив взгляд на чертеж. - На рисунке они есть, а под землей их нет. Еще во времена Перени все ходы завалили. Стреляли по ним из пушек.

- Завалили?

- Ну да. Когда Перени разобрал половину церкви короля Иштвана Святого, нашли эти подземные ходы и стали стрелять по ним из пушек. Все они завалились. Эти ходы проложили не венгры. Венгр, строя крепость, не станет думать о бегстве.

- Это верно?

- Так же верно, как то, что мы вот здесь за столом сидим.

- Совершенно верно? А откуда известно вашей милости, что это так уж верно?

- Ко мне ходят гонцы от Добо. Они пробираются сюда и обратно в крепость через турецкий стан - конечно, в турецкой одежде. Намедни одного из них закололи. Если б сохранился хоть один потайной ход, неужто они не воспользовались бы им?

Юный Борнемисса задумался, помолчал, потом вскинул голову.

- А когда приходят и уходят гонцы?

- Вот и сейчас двое посланы из крепости. Один - Миклош Ваш, другой - Имре Сабо. Добо отрядил их в Вену, к королю.

- Когда же они вернутся? Когда отправятся обратно в крепость?

- Миклош Ваш прибудет сюда через недельку. А Сабо, должно быть, недели через две. Отсюда каждую неделю уходят гонцы.

Глаза юноши затуманились. Бледный, со слезами на глазах уставился он в одну точку.

Салкаи осушил стакан. Снова сказал «Гм…», потом, откинувшись на спинку кресла, искоса посмотрел на гостя и сказал вполголоса:

- Послушай-ка, Янош Борнемисса! Ты такой же Янош, как я Авраам. И ты такой же брат Борнемиссы, как я племянник эгерскому архиепископу. Ты сестреночка, а не братишка. Надень ты на себя хоть какой доломан, меня не проведешь.

Гостья встала.

- Простите меня, господин Салкаи! Я не потому скрывалась перед вашей милостью, что хотела обмануть вас. Я верю вам, как отцу родному. Но я боялась, как бы вы не помешали мне продолжать путь. Я жена Гергея Борнемиссы.

Салкаи встал и поклонился.

- К вашим услугам, сударыня!

- Благодарю вас! Теперь я расскажу, что привело меня сюда. У моего дорогого мужа есть турецкий талисман. Тот, кому этот талисман принадлежал, похитил нашего сына и привез сюда, в Эгер. Он думал, что талисман у моего мужа. Смотрите, вот он.

Эва Борнемисса сунула руку за ворот и вытащила висевшее на шнурке чудесное турецкое кольцо.

Салкаи уставился на него.

Гостья продолжала:

- Наши шопронские солдаты разыскивали этого турка, но не нашли. Тогда я решила поехать сама. Турок суеверен, талисман для него - все. Представься малейшая возможность - владелец талисмана убьет моего мужа. А не представится - убьет нашего сына. Будь кольцо у мужа, они могли бы еще сговориться. Гергей отдал бы кольцо - турок вернул бы сына…

Салкаи замотал головой.

- Сударыня, эгерчане поклялись не вступать ни в какие переговоры с турками, не принимать от них никаких посланий. Кто скажет хоть слово турку или принесет весть от него - будь это офицер или простой солдат, - предается смерти. - И он продолжал, почесав в затылке: - Эх, сударыня, вот если бы вы вчера приехали! Но кто знает, проникли ли они?

Капитан имел в виду отряд Лукача Надя.

- А я должна попасть в крепость еще сегодня, - ответила Эва. - Я ведь не давала клятвы не вступать в разговоры с турками.

- Но как вы думаете попасть в крепость? Не можете же вы вдвоем пробраться через турецкий стан!

- Мы пойдем в турецкой одежде.

- Тогда вас застрелят из крепости.

- А мы крикнем им.

- Тогда возле крепости попадетесь в лапы к туркам. Ворота все заложены. Может быть, уже и камнями замурованы.

- А как же проникает туда гонец Иштвана Добо?

- Рискуя жизнью. Гонец наверняка знает, у каких ворот будут его ждать. У него есть дудка и пароль. Он говорит по-турецки. Если вы непременно хотите ринуться навстречу опасности, то хоть подождите его.

- А если я пойду с белым платком и скажу, что ищу офицера по имени Юмурджак?

- Вы, ваша милость, молоды и хороши собой. Если вас даже за юношу примут, от этого тоже не легче. Первый попавшийся солдат уведет вашу милость к себе в шатер.

- А если я сошлюсь на известного у них в войсках офицера?

- Там двести тысяч человек. Офицеров по имени знают не все. В лагере ведь даже говорят не на одном языке. Там уйма разного народа - персы, арабы, египтяне, курды, татары, сербы, албанцы, хорваты, греки, армяне. Каждый знает только своего офицера. Да и то не по имени, а по прозвищу. Скажем, у офицера длинный нос - так пусть зовут этого офицера Ахметом или Хасаном, меж собой солдаты называют его Носатым или Хоботом. Если он рыжий - прозовут Лисой или Меднорожим. А худого и длинноногого - Аистом. И все в таком духе. У каждого есть кличка, чтобы его легче было узнать. Одного из офицеров зовут Рыгач, потому что он во время разговора то и дело отрыгивает.

Эва опустила голову.

- Так посоветуйте мне что-нибудь, дядюшка Салкаи.

- Мой совет подождать гонца. Будь это Миклош Ваш или другой, вы, ваша милость, отдайте ему кольцо, и он отнесет вашему мужу. А уж господин Борнемисса сообразит, как ему договориться с турком.

Это был в самом деле мудрый совет. Но, увы, мятущееся материнское сердце не знает слова «ждите». Оно видит только клинок, занесенный над любимыми, и стремится как можно скорее щитом отвести удар.

Эва положила на стол чертеж и долго разглядывала его.

- Если крепость построена еще до прихода венгров, - заговорила она наконец, подняв голову, - то нынешние ее обитатели понятия не имеют, что под нею вырыто. Вот церковь. Отсюда идут три подземных хода. Их могли, конечно, разрушить ядрами. Но вот четвертый ход. Он ведет к теперешнему дворцу и проложен в стороне от остальных. Его не могли обнаружить в те времена, когда строили Шандоровскую башню. То ли знали о нем, то ли нет. Где вход в него, Миклош? - Она придвинула чертеж к Миклошу.