И тут бегущее стадо гроксов столкнулось с наступающими огринами. Безмозглые животные прыгали, рвали когтями, отхватывали и жадно глотали целые куски мяса, однако огрины почти не обращали внимание на такие пустяки. Кулаки огринов крушили гроксам черепа.
Робот заметил погоню за мальчиком и развернул руку с оружием, выпустив град разрывных болтов. Серпилиан бросился на землю. Впереди, могучие ноги огрина протопали ещё десяток шагов прежде, чем великан рухнул на землю. Мимо пробежал скват; фуражку он потерял, а, может, её сбило случайным выстрелом. И тут, вылетев из трубы в руке робота, рядом с ним взорвалась фугасная граната. Ударной волной сквата подхватило и швырнуло на несколько метров.
Лёжа на каменистой земле, Серпилиан выпростал правую руку и поднял указательный палец с джокаэровским игольником. Одна игла — и мальчика парализует. Дистанция была несколько экстремальна для крошечной и лёгкой стрелки. Цель перемещалась. Инквизитор изо всех сил пытался прицелиться.
В тот миг, когда Джоми оставалось каких-то двадцать метров до приветливо раскрывающегося люка, мальчик замер…
Психический ураган жестокости и боли окружал Джоми. Предсмертные вопли умирающих, безрассудная ярость огринов, сражающихся с рептилиями, ужас всех этих лучей и взрывов…
Всё это внезапно прекратилось. Словно яркий свет вспыхнул у него в голове: словно разошлись створки, за которыми бушевала яростная печь, котёл зарождающейся энергии.
«Джо-о-оми! Ты почти дошёл до меня-я-я! Пробеги ещё немного и прыгай вну-у-утрь!»
Подняв взгляд на нависающую машину, Джоми внезапно увидел в ней — благодаря жгучему свету внутри — не гору металла, напоминающую человека, а…
…Огромную, обнажённую Галандру Пущик, похотливо возвышающуюся над ним. Её ноги были приземистыми колоннами. Люк был её потайным отверстием. Чудовищный торс, набрякший жиром, трепетал от страстного желания принять его в себя. Большущие мускулистые руки тянулись к нему…
«Джо-о-оми! Мой драгоценный сладкий мальчик, моя радость!..»
Перед ним снова стоял робот. Однако свет внутри не угас. Он словно изменил цвет и длину волны, так что Джоми в ужасе уставился в мир того, что могло быть …
Щупальце помогло ему запрыгнуть в стальную утробу — металлический кокон, в котором едва можно было встать во весь рост. Металлический отросток спрятался, и Джоми швырнуло на пол: робот покачнулся и зашагал обратно к порталу, раскидывая дерущихся свирепых великанов и остервеневших гроксов. Ноги в накладках брони оставляли глубокие вмятины. Крышка люка опускалась, заключая Джоми внутри.
В узкой щели, среди дрожащих отблесков лучей, мелькнул человек в светящемся нагруднике и кроваво-красной мантии: худощавый, высокий мужчина с обвислыми чёрными усами и раскрытым глазом, наколотым на щеке, отчаянно рвался к удирающему роботу.
Джоми слышал глухой набат его мыслей: «Даже если я сумею его парализовать… уже не успею вытащить… Хотя бы уцепиться за какую-нибудь ручку на роботе… Не потерять совсем — или всё будет напрасно… Пройти с ним, волей-неволей, через двери тьмы… Есть ли воздух на той стороне портала? Или вся атмосфера давно уже испарилась со скитальца? Или остался только вакуум — и кровь моя вскипит, лёгкие схлопнутся, словно пустой мешок? Энергоброня не защитит от этого…»
Люк закрылся, погрузив Джоми в полную безвестность и тишину. Туша, что несла его, кренилась и раскачивалась из стороны в сторону.
Немного спустя мигнули и зажглись огоньки. Джоми обхватил себя руками, пытаясь обрести защиту. Как сбежать из этого кокона? Внутри этой тесной камеры он жить наверняка не сможет, даже если машина будет его кормить. Он представил себе узкий пол, залитый мочой с плавающими кусками фекалий.
«Добро пожаловать в моё царство, — промурлыкал голос. Едкая насмешка окрасила слова, которые Джоми слышал в голове. — Теперь — наше царство…»
(«Моё то-о-оже…») Злобные, разочарованные отзвуки словно следовали за голосом, который, возможно, их не слышал, а, может быть, просто давно к ним привык. («Провал, бездарный провал … Но осталась хотя бы нежная плоть…»)
Крышка небольшого иллюминатора скользнула в сторону. Джоми прижался лицом к толстому пластхрусталю; тьму снаружи пронзили копья прожекторов. Он разглядел просторную пещеру из металла, из которой разбегалось несколько стальных туннелей, словно уходя во мрак преисподней. Странные механизмы выступали из покрытого металлом пола и рифлёных стен. Обломки сорвавшихся инструментов и груза плавали, точно дохлая рыба в грязном пруду.
«На борту есть ещё одна машина, как у меня, — доверительно сообщил голос, словно не ведая о тихих зловещих отголосках, слышимых Джоми. — Она простояла тысячи лет без разума внутри, но теперь я смогу её оживить. С моими познаниями я смогу поместить тебя в неё. Сперва, конечно, мне придётся отделить твоё тело…»
(«Это будет восхитительный час или около того…»)
Джоми стошнило от ужаса.
«…побыстрее, пока ты не потратил весь воздух, который я засосал на твоей луне. После того, как ты подключишься, мы сможем играть в игры. В прятки, например… Тебе придётся полагаться на свой прелестный разум. Но, хотя бы теперь у меня будет компания. О безумие, безумие. Может быть, мой воображаемый спутник уйдёт от меня. В тебя, может быть…»
В поле зрения проплыла фигура в кроваво-красной мантии, удаляясь вглубь гигантской пещеры. Замёрзшие руки тщетно тянулись к открывающемуся виду, который, до того, как вспыхнуло освещение, фигура, наверное, даже не видела…
То, что могло быть, — и ещё могло быть — исчезло. Джоми по-прежнему стоял перед роботом.
— Демон, демон, прячущийся демон! — завопил он. Плюнул в робота. Покопавшись в памяти, вспомнил молитвы Фарба и взвыл:
— Imperator hominorum, nostra salvatio!
«Джо-о-о-оми-и-и! Не предавай меня-я-я!»
Содержимое раскалённого добела котла внутри Джоми выплеснулось наружу. Из внутренней печи, так вдруг открывшейся ему, хлынул психический огонь. Вряд ли понимая как, он ударил потоком защитной ментальной энергии, плохо сфокусированной, но горячей, в голос, который хотел его обмануть.
— Nostra salvatio, hominorum Imperator!
— А-а-а-а-й-я-я-я-я! — завопил голос, вонзаясь ему в голову, словно скальпель, пытаясь отсечь связки его новообретённого дара псайкера, сырого и ещё не огранённого.
Отпрянув, ощущая в голове мучительную боль, Джоми тем не менее призвал новый поток жгучей антипатии и пустил его в робота.
Природная сила мальчика! И его благочестие! Всё это, рожденное ужасом! Омытый отблесками внутреннего света вулканических потрясений в мальчишке, напрягая собственные психические органы чувств, Серпилиан невольно разделил видение Джоми того, что могло быть.
Словно актёр в грёзах Джоми, инквизитор пережил предсмертную агонию прохода сквозь портал. Схлопывающихся лёгких. Полного, абсолютного холода… А ещё он познал клаустрофобное, полное ужаса смятение Джоми. Секунды спустя оказалось, что Серпилиан по-прежнему лежит распростёршись на поле боя — и поле боя показалось ему благословенным местом на фоне пережитого.
С трудом поднявшись на ноги, Серпилиан махнул назад Хакарду, надеясь, что командор заметит и поймёт его знак. Затем снова безрассудно бросился за мальчишкой, который не подпускал к себе робота, точно крыса, отбивающаяся от быка. Из игольника он больше не целился.
Создав собственную защитную ауру, Серпилиан схватил Джоми за плечо:
— Ради Императора, идём со мной! Идём быстрее, Джоми Джабаль!
Хакард, должно быть, понял. Как только Серпилиан увёл мальчишку на хоть сколько-то приемлемое расстояние и спрятался с ним за валун, лазпушки лендрейдеров открыли огонь. Стрела за стрелой обжигающей энергии вонзалась в робота. Пехота Космодесанта внесла свою лепту. Раненые огрины бросились врассыпную, оставив уцелевших гроксов.
Если бы великаны не схватились со свирепыми рептилиями, сейчас одна из них могла бы напасть на Серпилиана или на мальчика…
Робот выпускал сгустки плазмы и лазерные лучи. Один лендрейдер взорвался, выбросив град раскалённых осколков пластали. Несколько десантников пали жертвой лучей и плазмы. Имперские залпы каскадами отскакивали от щитов робота, веером уходя в небо и превращая ночь в день.