И он предстал, и показался небесным мостом, спущенным сверху, а может быть, и поднятым снизу, если поверить глазам. И люди смотрели на великую взметенную воду, грозную воду, и Байкал открывался все шире вправо и влево, раздвигая берега, обрезая землю под ногами, и очарованно смотрели люди на золотой, червонный остров, дальний тонущий остров за мостом, и смотрели на блещущий ковер, гостеприимную дорожку по мосту, стелющуюся под гору сюда, под самые ноги.

«Я предостерег вас, товарищ Зырянов».

Василий не потеряет этот решающий месяц. Вот и лиственничный завал преодолен! И вот наконец один берег моря показался из-под горы далеко внизу.

Но вместо того чтобы спуститься к Байкалу, Василий сел на камень. Рабочие молча сняли вещевые мешки. Далеко внизу, у подошвы горы, под ободранным откосом лежали деревья навалом, преграждая путь к берегу.

Горизонтальные лучи от солнечного тонущего острова быстро перекрывали море и берег полупрозрачными красными пеленами, слой над слоем. Под ними море стало багрово-черным, бездонным и страшным, а берег — светлой спасительной каймой. Между берегом и горой кучи сваленных деревьев залиловели, провалы между ними налились фиолетовой тьмой. Но все же преграда казалась не так велика, и можно было перебраться через нее, пока не стемнело. Сеня гадал: что остановило бесстрашного Василия Игнатьевича?.. Перед пропастью не задержался, а здесь не спешит.

Если бы Сеня мог услышать мысли Василия Игнатьевича, он удивился бы еще больше. Начальник будто бы и не думал перебираться на берег. Опять он переживал недельной давности разговор с профессором Осминым.

Доктор геологических наук Порожин равнодушно слушал и, может быть, думал о другом. Аспирант Небель обидно разглядывал Зырянова с головы до ног. Зырянов стоял с рюкзаком за плечами, одетый в дорогу. Он говорил:

— Профессор Тетяев считает, что побережье Байкала — область надвига[1]…

— Тетяев считает! — иронически ужаснулся Небель.

Осмин тоже поморщился. Он сам был учеником Тетяева и последователем его теории.

— Уговоримся считать, что профессор Тетяев, — строго поправил Осмин, — устанавливает.

Василий тотчас прижался к стене тяжелым рюкзаком.

Сене показалось бы ни к чему и не впору вспоминать это, когда время ужинать и обеспечиваться ночлегом. Но, вслушавшись до конца в спор с профессором, он увязал бы рассказы и объяснения Василия Игнатьевича за многими ужинами у костров и понял бы, что небольшой завал под горой препятствовал экспедиции в самых ее целях — и, может быть, уже не имело смысла спускаться к берегу в этом месте, ломать ноги в буреломе…

Экспедиция стремилась найти нефть обязательно в третичных слоях. Опытнейшие геологи-разведчики шли по очень явным следам нефти на озере и на берегах и не находили ничего, кроме тех же следов… Следы обрывались. Где же нефть, где ее залежь? Какая тайна ее окружает?..

Дореволюционные геологи-нефтяники, видевшие нефть в России только на юге, привыкли считать, что и на всей территории России нефть может найтись только того же возраста, что в Баку и в Грозном. Это нефть молодая.

В годы первых пятилеток будущие разведчики учились еще в средней школе или вместе с Зыряновым — в Нефтяном институте, где старые преподаватели продолжали внушать студентам убеждение, что напрасно искать в России нефть старше третичной, а уж глубже пермских слоев не надо и заглядывать…

Где же байкальская нефть?..

Тетяев объяснял эту тайну таким образом. На Байкале осадочные породы будто бы поменялись местами: древние, нижние пласты оказались наверху, а молодые, третичные — под ними.

Геологи-разведчики, натыкаясь на каменный покров, принимали его за древнейший фундамент всех осадочных слоев земной коры и не догадывались, что третичные и мезозойские осадочные породы лежат под ними… Вот что такое прибайкальский надвиг, по идее Тетяева!

— Однако большой надвиг не доказан, — упрямо говорил Зырянов, прижимая спиной к стене рюкзак, — поскольку никому еще не удалось увидеть границу, где смыкаются третичные породы с надвинутыми. В том числе и самому профессору Тетяеву. А ведь…

— Но это и не является целью экспедиции, — перебил и вмешался аспирант. — Вашей задачей является выявление нефтесодержащих слоев, а не обозрение надвига и не проверка теорий Тетяева.

— А ведь от этого зависит все направление разведки, — продолжал Зырянов, обращаясь по-прежнему к Осмину. — Но если нам нельзя пробить тяжелый покров, то можно обойти его: найти его край, дальше которого опять лежат открытые осадочные породы. Подошва Хамар-Дабана как раз может быть краем покрова… Поэтому у меня есть стремление, и я поставил задачу для себя: прежде всего найти на берегу такое место, где смыкаются третичные породы с изверженными, и увидеть в натуре, какая из них лежит сверху… Так как от этого зависит все направление разведки.

— Следовательно, все направление разведки зависит от вашего решения этой задачи? — спросил аспирант Небель с непонятным восторгом.

— Вы не нашли нефти в мезозое… — медленно начал Осмин, указывая этими словами, что Зырянов уже углубился в слои гораздо древнее третичных и вышел за рамки поставленной перед ним задачи этак на двести с лишком миллионов лет.

— Сначала я не нашел в третичных, — перебил Василий.

— Ну, знаете! — Осмин не любил, чтобы его перебивали. — Студент второго курса Зырянов не нашел нефти в третичных! Я, Осмин, тоже не нашел. Кроме нас с вами, люди более опытные не нашли. И они не сочли возможным сделать вывод, что в третичных слоях нет нефти… Что из того, что не удалось увидеть контакт осадочных пород с надвинутыми жесткими! Не удалось вовсе не потому, что не существует надвига, а потому, что существуют почти непреодолимые трудности для изыскания. Хребет Хамар-Дабан имеет исключительно крутые склоны в сторону Байкала. Сразу у подножия они образуют угол в тридцать градусов. На половине высоты хребта угол наклона достигает шестидесяти градусов. Кроме того, осыпи и оползни, глыбы третичных пластов, иногда песчаники, нагромождения буреломов, огромные завалы леса преграждают дорогу геологу-разведчику. При всей вашей бесспорно огромной энергии и при ваших бесспорно ничтожных средствах вы все же не сможете пробраться под завалы, чтобы заложить шурфы.

И вот сейчас Зырянов смотрел вниз, на подошву Хамар-Дабана. Вероятный край надвига в удобнейшем месте для разреза оказывался под лесным завалом.

А неделю назад Зырянов сказал Осмину:

— Я вам подчиняюсь как начальнику экспедиции. Но прошу разрешить мне взять новый участок по своему выбору…

Вот он, выбранный Зыряновым участок.

Осмин дал разрешение нехотя и все-таки с невольным уважением к упрямцу. Он сказал:

— Я только не советую множить старые ошибки. Лучше уж делайте новые.

Василий живо уловил самое главное для себя: что начальник не надеялся на его послушание. Совет он пропустил мимо ушей, так как Осмин не сумел доказать эти «старые ошибки» в его поведении или рассуждении, а самому себя критиковать в двадцать шесть лет возможно только при большой культуре и начитанности, которых не было у Зырянова.

— Знаете, гений решает сложные задачи простейшим способом. Помните, что сделал Колумб с яйцом, чтобы поставить его, — говорил Осмин.

— Что сделал Колумб с яйцом? Я не знаю, — заинтересовался Василий.

— Это же мы слышали во втором классе гимназии, — сказал Небель с громадным удовольствием.

Осмин, однако, рассказал классический анекдот о Колумбе и добавил:

— Не забывайте о гениальной пословице, которая гласит: один раз отрежь!..

— Под вашим руководством, — быстро сказал Василий и оторвал рюкзак от стены, — постараюсь решить задачу, как велит пословица.

Осмин отпустил его совсем холодно.

А сейчас Василий с тревогой вглядывался в нагромождения по всему берегу. Прежде чем спускаться с хребта и карабкаться внизу через завал, надо придумать способ впоследствии пробраться под завалом к основанию хребта. Там должно быть смыкание надвинутых слоев с покрытыми…