Во время первой мировой войны лошади постепенно исчезли с манежа Нового цирка, и главную роль в программах стали играть клоуны — в тяжелое время публика нуждалась в отдушине, позволяющей забыть о суровых буднях.
Это изменение традиционной основы представления натолкнуло Шарля Дебрея на мысль ввести в программу элементы, сближающие ее с мюзик-холлом, что и было сделано к большому огорчению любителей цирка и журналистов. Окончание войны ничуть не изменило положения вещей; и лишь в 20-е годы Новый цирк обрел второе дыхание. На кокосовый ковер вновь вышли животные — с ними работали дрессировщики из немецких цирков Гагенбека и Кроне. Вначале, чтобы скрыть свою национальность, они были вынуждены выступать под псевдонимами. Но цирку чужды распри между народами, и вскоре Альфред Бендикс из зверинца Гагенбека вышел на манеж под собственным именем, хотя до этого Зигфрид звался Кротоном, Вагнер — Гарри, а Отто Зайлер — Джексоном. Впрочем, этот последний сохранил новое имя и прославился на весь мир как Зайлер-Джексон.
Однако оживление программы не вернуло на улицу Сент-Оноре поклонников цирка: изящные рекламные находки, которые в начале существования Нового цирка подкреплялись техническими новшествами, появлялись все реже и все чаще били мимо цели. Публика стала много требовательнее, чем раньше, и тщетно суперпрограммы 1925 года (в них эта модная приставка прилагалась ко всему, включая клоунов Антоне и Беби, получивших титул суперклоунов) пытались приспособиться к современным вкусам. 18 апреля следующего года Новый цирк дал свое последнее представление.
Парижане жалели о нем; в последнее время они не слишком часто бывали в этом красивом здании, но тем не менее считали его одной из достопримечательностей столицы и признавали его роль в развитии циркового искусства. Шарль Дебрей, последний директор Нового цирка, не пережил утраты и умер на следующий год после его закрытия. Ныне на месте цирка, где блистали Футит и Шоколад, стоит жилой дом.
В 1907 году тот же Шарль Дебрей вместе с Тизоном возглавлял другой парижский цирк, «Метрополь», год спустя получивший название Парижский цирк. Зал этого громадного сооружения на улице де Ламотт-Пике, 20, рассчитанный на шесть тысяч зрителей, был задуман весьма необычно: манеж опоясан ложами, позади которых находились просторные фойе с зеркалами; над ними располагался балкон первого яруса: четыре ряда кресел, расположенные амфитеатром; выше еще два балкона; в результате все зрители, кроме тех, что сидели в ложах, видели спектакль с птичьего полета! Однако кремово-голубой зал был вполне пропорциональным и поэтому не производил гнетущего впечатления.
Открытие цирка «Метрополь» состоялось 5 января 1906 года; директором его был Аркоз, а в состав труппы среди прочих входили дрессировщица слонов «княгиня» Ивонна де Майрена и наездница «баронесса» фон Гольштейн. Конные номера ставил Валли фон Лашевский; он же исполнял обязанности шпрехшталмейстера: судя по всему, цирк «Метрополь» стремился побыстрее получить дворянство, а вместе с ним и признание…
Однако через два года, 8 февраля 1908 года, он закрылся. А 21 февраля на его месте открылся Парижский цирк; часть мест в прежнем зале заслонил большой киноэкран, а на вывеске появился подзаголовок: «Кинотеатр Пате». Воистину фирма «Пате» изо всех сил старалась ускорить упадок цирка, — ведь всего год назад она прибрала к рукам Зимний цирк. Но на улице де Ламотт-Пике ее постигла неудача, и с мая Парижский цирк вновь стал цирком в полном смысле слова.
В следующем сезоне в его помещении выступал Цирк Вильгельма Гагенбека, и Вилли Гагенбек явил глазам парижан свою потрясающую группу из восьмидесяти белых медведей… и одного гималайского (как одиноко, должно быть, чувствовал себя бедняга в этой компании!).
Потом Тизон и Дебрей, посвятив себя управлению Новым цирком, предоставили Парижский цирк заботам Ипполита Хука. При нем в цирке наступило затишье: представления отныне давались по четвергам, субботам и воскресеньям (как сейчас в Зимнем цирке, с той лишь разницей, что в наши дни представления вместо четвергов идут по средам).
В ту пору цирковое искусство вступило в период некоторого застоя. Лишь три раза в неделю цирк оставался цирком; в остальное же время помещение служило разнообразным целям: среда была отдана боксу, а пятница — «народным лирическим представлениям». В 1913 году на фронтоне засияло новое название — «Палас», и Вив, новый директор, устроил здесь своего рода кино-мюзик-холл со сценой и огромным экраном. Несколько цирковых аттракционов еще оживляли программу, но основная роль была отведена кинематографу. Потом началась война. «Палас» бездействовал до 1920 года; затем его вновь возглавил, впрочем, всего на один сезон, тандем Тизон — Дебрей. Название «Палас» вновь уступило место Парижскому цирку, однако стиль представлений от этого не изменился: цирковые номера по-прежнему лишь изредка разнообразили программу мюзик-холла. Наконец при новом директоре, Гастоне Руссо, и импресарио Г. Паскье Жорж Луаяль, истинный «господин Луаяль», восстановил в правах цирковое искусство на манеже Парижского цирка. В 1925 году здесь выступал укротитель Альфред Шнейдер с семьюдесятью львами! На деле этот впечатляющий номер сводился к простой демонстрации зверей; с такой сворой невозможно вести тонкую работу, и вся соль номера заключалась в опасности, которая грозит человеку, окруженному семьюдесятью хищниками. В программе было объявлено пятьдесят львов, и лишь позже цифра была переправлена на 70: реклама оказалась скромнее реальности!
К сожалению, 15 июня 1930 года любимцы публики клоуны Антоне и Беби в последний раз вышли на арену огромного цирка. Громадное здание не было ни рентабельным, ни уютным. Как водится, поначалу Парижский цирк собирались перестроить; был план перенести его к воротам Шамперре, но дальше плана дело не пошло.
Беби, Энрико Растелли и Антоне.
Четырьмя годами раньше закрылся Новый цирк — и теперь в Париже оставались только Цирк Медрано и Зимний цирк, а также Мюзик-холл-цирк — постоянный цирк на сцене театра «Ампир».
Если Парижскому цирку так и не удалось обрести свое неповторимое лицо (наверно, для этого нужны были Ренц или Чинизелли, но их время миновало), то Цирку Медрано, наоборот, отнюдь не угрожала гибель от холода и пустоты. В эти последние предвоенные годы здание на улице Мучеников все еще оставалось любимым цирком бютт-шомонской богемы[51], веселым цирком клоунов, где представления проходили в теплой, дружеской обстановке. После смерти Жерома Медрано его вдова Матильда доверила управление монмартрским манежем господину Бонтану, в прошлом гимнасту из труппы Фернандес, который сумел сохранить дух веселья, царивший в этом цирке при Бум-Буме. Когда началась война, цирку пришлось закрыть свои двери. В 1915 году он открылся вновь, но тут оказалось, что артисты разбросаны по всему свету: одни вернулись на родину, другие сражались на фронте; кроме того, ощущалась острая нехватка животных — все это отнюдь не облегчало задачу составления программ. Зрителям хотелось забыться, а разве смех для этого — не лучшее средство? Цирк клоунов лишился своих многочисленных звезд, и ему пришлось искать новых комиков, способных завоевать сердца парижан. Тогда-то господин Бонтан и ангажировал братьев Фрателлини.
Франсуа, Поль и Альбер Фрателлини были, как и Антонио Франкони, родом из Флоренции. Их отец Гюстав (1842–1902) происходил из добропорядочной буржуазной семьи; родители с детства готовили сына к медицинской карьере, и двадцатилетие он встретил (не как пациент, а всего лишь как врач-практикант) в психиатрической лечебнице. Впрочем, он не чувствовал особенной тяги к профессии Гиппократа, зато с юных лет страстно полюбил жизнь бродячих артистов и даже немного занимался акробатикой. Красавец-атлет, искатель приключений, он вступил в армию Гарибальди, что впоследствии дало ему возможность близко познакомиться с австрийскими застенками. После годичного заключения он отказался от медицинского поприща и завербовался в полк берсальеров, где занимался с солдатами гимнастикой. Женившись тем временем на простой прачке[52], он полностью порвал с семьей и в 1868 году в двадцатишестилетнем возрасте дал волю своей страсти к бродячей жизни; оставив военную службу, он поступил в труппу Цирка Мейера, где начал выступать как воздушный гимнаст. После многочисленных турне, полных приключений, Гюстав Фрателлини обосновался в Париже на бульваре Рошешуар, поблизости от Цирка Фернандо.