Сухи глаза женщины — слезы ее давным-давно выплаканы, руки недвижно лежат на коленях, а сама она глядит и глядит на длинные языки пламени, что выскакивают из-под полена.
Наконец губы ее размыкаются, голос звучит тихо, но твердо:
«В старой легенде сказано: земля пропитается нашей кровью. Она уже пропиталась ею, Крабат».
«Правда твоя, матушка, — кивнул Крабат. — Но дальше в той же легенде говорится: и придет тот, кто осушит землю, а Черный Ручей иссякнет». «А кто придет?» «Твой сын, матушка». «Значит, ты?» «Твой сын», — повторил Крабат. Она молча глядит на огонь. Надвигается ночь, и пламя очага отбрасывает яркие багровые отблески на белые траурные покрывала.
«Принеси-ка книгу, матушка», — попросил Крабат. Женщина принесла книгу, взятую Крабатом на мельнице.
Вырвал он из книги первый лист и бросил его в огонь. Медленно, страница за страницей, сжег он в очаге всю книгу вместе с серым кожаным переплетом. «Что ты делаешь?» — удивляется женщина. «Маркус погиб из-за того, что выучился колдовству, отвечает Крабат. — Пора сжечь проклятую книгу». «А тебе она разве не нужна?»
«Нет. Она нужна не мне, а мельнику, — отвечает Крабат. — В колдовстве вся его сила. Люди смиренно склоняются перед любым чудом. Волшебные чары сковывают их волю и делают их незрячими». Лист за листом пожирает пламя колдовскую книгу. Но женщина без труда различает в золе буквы, складывающиеся в слова: «Кто все знает, тот все может».
«Кто все знает, тот все может, — повторил за ней Крабат. — Огонь твоего очага высвобождает Знание».
Выждав, когда последняя страница колдовской книги превратится в золу и пепел, бросил он в огонь волшебный шнур мельника. Тот взорвался, словно горсть пороха. Тщательно собрал Крабат золу от сгоревших страниц и, ссыпав ее в глиняный горшок, протянул его женщине со словами: «Возьми этот горшок, матушка, и отправляйся в путь — дорогу. Куда ни придешь, рассыпай золу на улицах! И зажжется огонь в сердцах людей, и глаза их откроются».
Снял он с окна траурное покрывало и подвязался им, точно поясом.
«Не дай огню твоего очага погаснуть, матушка. Этот огонь сжигает колдовство мельника. И пока он горит, твой сын не погибнет». Сказав это, он ушел. «Прощай, сынок», — прошептала вслед ему женщина. Долго сидит она не шевелясь. Как ей быть? Надо отправляться в путь-дорогу, чтобы рассыпать повсюду золу от колдовской книги. Но огонь в ее очаге погаснуть не должен.
Размышляет она и никак не может решиться. Наконец берет с полки глиняный горшок с дырочками, наполняет его дубовыми щепками, а сверху вставляет горящую лучину из очага. Оба горшка — с серой золой и с тлеющими щепками — ставит она в корзину, с которой обычно ходила в поле, складывает поленья поближе к очагу и покидает родной дом. Бредет она и бредет по дорогам, пока ноги держат. И день за днем рассыпает золу везде, где встречает людей. И день за днем рассказывает людям правду о смерти своего сына. И каждый вечер просится на ночлег к Добрым людям. И в каждом доме, приютившем ее, оставляет одну горящую лучинку из своего очага.
А там, где видит нужду и горе, рассказывает старую легенду: «И придет тот, кто осушит пропитанную нашей кровью землю, а Черный Ручей, крутящий мельничное колесо, иссякнет. И наступит такое время, когда сыновья будут провожать матерей в могилу, а не матери — сыновей. Старые деревья будут падать, а молодые расти».
II
Черный Мельник рвет и мечет! Один из шептунов принес новость: появился, мол, на рынке великан — мускулы железные, а бас такой раскатистый и громовый, что крикуны и шептуны сразу стали заиками.
А дело было так: между церковью и ратушей стоял на цоколе фонтана крикун и что было велено, то и выкрикивал: «Крабат принял в подарок от короля огромное поместье! Крабат сидит за королевским столом бок о бок с Мельником!»
Так он выкрикивал, а люди слушали и головы опускали. Поначалу-то им все ложью казалось, но мало — помалу поверили. Вдруг из проулка за ратушей вышел человек богатырского роста.
«Откуда ты это все взял?» — рявкнул он на крикуна прямо через головы людей, толпившихся на площади.
А тот не привык никому давать отчет. И, сделав вид, будто ничего не слышал, продолжал выкрикивать: «Крабат дерет три шкуры со своих крестьян!»
«Откуда, говорю, взял?» — во второй раз рявкнул тот, что вышел из-за ратуши.
Голос его так грозен, что люди вокруг вздрогнули и замолкли на полуслове; вся торговля замерла. Даже телята притихли в своем закутке.
«Все это чистая правда!» — опять завопил крикун на цоколе. Но голос его осип и дребезжит, как треснувшая труба.
Два-три шага — и незнакомец уже у фонтана. Вскочив на каменную ограду, схватил он крикуна за шиворот и высоко поднял над головами — тот лишь беспомощно засучил ногами в воздухе. «Так откуда?» — вновь спросил незнакомец. «Верные люди сказали, надежные», — заюлил, запинаясь на каждом слове, крикун.
Незнакомец недолго думая взял да и окунул его в воду. «Откуда?!»
Промок крикун до нитки, трясется всем телом, но молчит.
«Может, это профессиональная тайна?» — спросил тогда чужак.
Закивал крикун, обрадовался: «Вот-вот, именно профессиональная» .
А незнакомец как расхохочется: «Все слышали? Говорит-мол, тайна его ремесло! Выходит, его ремесло — распускать слухи! А всякое ремесло должно приносить доход. Сколько приносит твое, разреши спросить?»
«Ничего не скажу, ничего не скажу», — не своим голосом завизжал крикун, поняв, что попался в ловушку.
А чужак встряхнул его хорошенько, и столпившиеся вокруг люди услышали, что в карманах у крикуна звякнуло.
«Коли так, — сочным басом зарокотал на всю площадь богатырь, — мы и сами поглядим!»
И он кивнул стоявшему поблизости парнишке: «А ну, погляди-ка, что там у него!»
Взобрался парнишка на ограду, запустил руку крикуну в карман и вытащил монетку. «Один грош!» — громко объявил великан.
Вновь полез парнишка в карман крикуна и на этот раз вытащил уже три гроша. Затем принялся за другой карман. И извлек оттуда еще четыре гроша. «Ну как, еще звякает?»
«Нет, больше не звякает!» — ответили из толпы, собравшейся у фонтана.
«Тогда посчитаем, каков доход от его ремесла. Ну-ка, считайте все!»
Подбросил он вверх монетку, упала монетка на медную крышу ратуши — раздался мелодичный звон. «Один!»
Толпа хором повторила: «Один!»
«Два!» — «Два!»
«Три — четыре — пять — шесть — семь», — вместе с толпой вслух вел счет богатырь. «Восьмой грош! И последний!» «Восьмой! — подхватил хор. — И последний!» И вдруг кто-то из толпы звонко крикнул:
Вся площадь покатилась со смеху.
«Вот, значит, какая тебе цена — восемь грошей! — покрывая шум, пробасил незнакомец. — И кто же тебе их платит?»
Закусил губу крикун и молчит.
Вновь окунул его в воду чужак и держал теперь подольше, чем в первый раз.
«Буду полоскать, пока не заговоришь», — пригрозил он. «Вот-вот, полощи его, пока не заговорит!» — дружно подхватил хор.
Крикун повел головой из стороны в сторону, точно змея, попавшаяся в ловушку, — подмоги ищет. А не найдя ее, понял, что верзила не отступится, пока всю правду из него не вытянет. И, едва ворочая языком, прошептал: «Платит мне Черный Мельник».
«А мы плохо расслышали, — не пощадил его незнакомец. — Ну-ка, еще раз, да погромче!» Крикун повторил сказанное чуть погромче. «А когда врал — во все горло орал! — заметил чужак. — Ну-ка, скажи людям правду во весь голос!»
Совсем отчаялся крикун — понял, что Черный Мельник не придет ему на выручку. И вне себя от злости завопил что есть мочи: «Черный Мельник платит мне восемь грошей!»