- Это гнусный план Агеллона, верно? Он явно посвятил тебя в него, - он хмыкнул, но тоже помрачнел. – А что ж ещё он шептал тебе в темноте ночей с той поры, когда вернулся?

- Крайне мало, если ты не в курсе.

Магнус подошёл к ней поближе, она – отступила на короткий шаг назад. Какой глупый, надоедливый танец из их прошлого – но он не остановился, пока Клео не вжалась в угол и бросила на него этот дикий, вызывающий взгляд из прошлого.

- Может быть, тебе хочется оставаться в одной постели с мятежником больше, чем со мной? – он накрутил её золотистый локон на палец. – Хотя… Наверное, ему больше понравится дом из веток и грязи, а ты не слишком такое любишь…

- О! – скривилась Клео. – Это то, о чём ты думаешь долгими одинокими ночами?

- Именно. Потому что если я выброшу из головы Агеллона, то моё желание по отношению к тебе вряд ли остановит здравый смысл: слишком уж мне хочется затащить тебя в свою постель.

Она не смогла выдавить из себя ни единого слова, только шумно выдохнула воздух, прежде чем прильнула к его губам, а он обнял её за талию и притянул к себе. Этот поцелуй был лишён сомнений: пылкий, страстный, жадный от столь долгих пауз.

Руки скользнули вниз по талии, по спине, на бёдра. Он не заставил себя наклониться, чтобы поцеловать её, а, напротив, сжал покрепче и приподнял. Спина Клео вжалась в деревянную стену, волосы волной раскинулись по её плечам.

Она должна его остановить.

Но остановит ли? Нет, она лишь судорожно расстёгивала пуговицы его рубашки, не заставив себя и на мгновение оторваться от его губ.

- Я хочу тебя, - выдохнул он. – Хочу тебя так сильно, что могу умереть от жара своего желания, Клео.

- О, Магнус, - её дыхание казалось сладостью персиков, спелых, будто бы её платье, будто бы её губы и нежные прикосновения. – И я… Я тоже.

Следующий поцелуй вытолкнул из его головы все такие правильные, логичные мысли о проклятии. Нет, осталось только дикое желание, ослепившее его – он хотел касаться её кожи, целовать её пухлые губы и прижимать её к себе, хотел, чтобы она была его, вся без остатка, и не посмела ни на мгновение отступить в сторону. Просто забыть обо всём и овладеть ею.

Только одно заставило его отпрянуть – громкие шаги за спиной.

Нет. Они не одни. И никогда не останутся наедине, пока всё это не закончится.

Он медленно опустил принцессу обратно на землю, отступил от неё, чувствуя, как всё тело напрягается подобно тетиве взведённого лука, и повернулся, чтобы посмотреть на человека, помешавшего им.

Феликс Габрас – пусть всё ещё огромный, с широченными плечами и сильным, могучим телом, - почему-то нынче казался на удивление робким.

- О… Не хотел прервать. Я просто… Проходил мимо, - запнулся он, но так и не отошёл – лишь вскинул подбородок. – Вы меня простите, Ваше Высочество, - он бросил на Магнуса осторожный взгляд. – Но нельзя бы быть поосторожнее с принцессой хотя бы сейчас?

- Это так необходимо? – голос Магнуса звенел от напряжения.

- Да, - кивнул Феликс. – Ник на радостях убедил всех, что принцесса вас ненавидит. Но… Я не слепой, и на приступ ненависти это совершенно не похоже – разве что в проявлении Амары, конечно. И он просто поедет от этой мысли, а в голове Ника и так слишком мало здравого смысла.

Клео отступила от Магнуса, покрасневшая будто бы от чего-то ужасного и отвратительного, и в тот же момент непередаваемо бледная.

- Прошу, Феликс, - в её голосе отчётливо проглядывалось отчаянье. – Обещай, ты никогда не скажешь Нику об этом. Никогда!

- О, - он только коротко поклонился. – Принцесса, не переживайте, я умею молчать.

- Спасибо.

Магнус вынудил себя не скривиться, вот только её слова, преисполненные облегчения, ещё и по отношению к Феликсу, что застал их мгновение назад, вместе, влюблённых… Он понимал: увы, но кого-то она пока что ценила куда больше, чем честность и открытость между ними. И это причиняло ему отчаянную, злую, острую боль. Никогда прежде Магнус так сильно не желал кому-то смерти: не Феликсу, разумеется.

Но Нику Кассиану уж точно.

Раз уж Ашур имел право бродить по свету и искать что-то об Амаре, то и Магнус мог повторить его манёвр. Он вынудил себя миновать знакомую таверну, которая так притягивала, будто магнитом, но не хотелось расстраивать Клео, - и двинулся в сторону рынка. Презрительный взгляд скользил по деревянным киоскам, покрытым ярким брезентом в качестве крыш, он должен был защитить продавцов от жаркого солнца или холодного дождя, столь редкого для Пелсии. Большая половина людей торговала вином, остальные – ювелирными изделиями, фруктами, овощами, какими-то дикими шарфами и платьями, красивыми или отвратительными, заколками, бисером и всякими женскими безделушками. Лабиринт киосков будто бы полыхал приятным запахом фруктов и копчёного мяса, но чуть дальше, ближе к докам, в нос ударял резкий, отвратительный запах пота и отходов. Среди множества покупателей – тут можно было увидеть и каких-то вельмож, и простых горожан, и экипажи кораблей, - было множество крешийских стражников, моментально приковывающих к себе взгляд.

Магнус видел, как кто-то говорил с пелсийским виноторговцем, отпивал из предложенного кубка вино – но руки торговца не дрожали, и в глазах его не пылал страх, а только лёгкое удовольствие и веселье.

Он не мог подавить отчаянное раздражение – сколько пелсийцев мечтало стать частью Крешии! Будто бы это могло их спасти… А может, им было так плохо последние годы, что даже Амара в качестве нового лидера казалась даром небес? Вдруг они настолько сильно сломили свой народ, что даже жуткая императрица принималась как дорогая гостья?

Он всё смотрел, как переговаривались пелсийцы и крешийцы, пока солнце не поднялось слишком высоко, а в плаще с капюшоном не стало невыносимо жарко. И, сбегая от запахов и шума рынка Басилиа, он направился к гостинице.

Магнус уж было двинулся по дороге обратно, но понял – путь ему вновь заступили.

Таран Ранус, разумеется, кто ж ещё!

О, Магнус старался не показывать своё раздражение и страх, вот только неожиданное появление Тарана окончательно выбило его из колеи. Он даже не успел проронить ни слова, потому что Ранус заговорил первым:

- Мне интересно, - голос мужчины звучал глухо, - скольких же ты убил?

- Не самый лучший вопрос для рынка, знаешь.

- Ну, мой брат – это раз, - он даже не смутился. – Кто ещё?

Магнус вынудил себя не содрогнуться и не потянуться к рукояти своего меча, только вперил взгляд в оружие на поясе Тарана.

- Не уверен, - наконец-то промолвил он.

- Ну, так скажи примерно.

- Прелестно. Тогда… Дюжина. Но это не точно.

Таран кивнул, и выражение его лица не отражало ни единой мысли – только взгляд скользил по оживлённому рынку.

- А скольких я убил, как ты думаешь?

- Уверен, больше десятка, - отозвался Магнус, недовольно хмурясь. – И зачем ты говоришь мне всё это? Хочешь продемонстрировать свои прекрасные боевые навыки, показать, какой ты замечательный мечник? Рассказать мне о том, как злые люди ползали на коленях у твоих ног и рыдали, звали свою маму, каялись, прежде чем ты пролил их кровь? Сообщить мне, может быть, хочешь, что ты убил бы в тысячу раз больше, если б мир от этого стал солнечным и прекрасным, а счастье воцарилось над землями наших стран? – Таран в ответ на слова только прищурился и отступил от Магнуса на несколько шагов. Он так пылал гневом тогда, когда пытался перерезать принцу горло, но сейчас оставался всё таким же поразительно спокойным, что это даже не пугало.

- А ты сожалеешь о том, что убил моего брата? – он даже не услышал ни единого вопроса от Магнуса, а всё так же пристально смотрел на него.

Должен ли он раскаиваться? Солгать? Нет. Магнус знал, что обмануть брата Теона он не сможет. Лучше сразу сказать правду.

- Нет, - уверенно ответил он. – Мне грозила опасность. Мне следовало защитить себя от человека, который куда лучше сражался, чем я – по крайней мере, в те дни, когда всё случилось. И я не медлил, я делал то, что должен был. И я не могу стоять тут и говорить, что жалею о том, что попытался выжить. У меня был выбор – и этот выбор я не мог сделать в его пользу. Но сегодня, может быть, я увидел бы и третий вариант. Тогда: только убить или быть убитым.