Стих 36. И жняй мзду приемлет…[208] И кто жнет такого рода нивы, получает от Бога награду. В более общем смысле Иисус Христос говорит здесь о всех имеющих уверовать самарянах и иудеях.

Стих 36… и собирает плод в живот вечный… Кто пожинает чувственные нивы, собирает плод для временной жизни, а этот — для жизни вечной.

Стих 36… Да и сеяй вкупе радуется и жняй…,[209] чтобы, собрав так такой плод, радовались и посеявший и пожавший вместе, видя, что этот плод собран там, и получая вместе за него награду, один за то, что сеял, а другой за то, что жал. Сеющие — это Моисей и другие последующие пророки, которые пожинали людей от неверия и переносили их в житницы вечных обителей.

Стих 37. О сем бо слово есть истинное, яко ин есть сеяй, и ин (есть) жняй.[210] Справедливо изречение этой притчи.

Стих 38. Аз послах вы жати, идеже вы не трудистеся…,[211] то, над чем вы не трудились.

Стих 38… Инии трудишася, и вы в труд их внидосте.[212] Говорит это, показывая, что порученное им дело легко и почти готово, и внушая им смелость, так как более трудное уже сделано. Сеяние сопряжено с трудом и совершается медленно, а жатва соединяется с отдыхом и совершается скоро; притом же она есть плод посева. Иисус Христос во многих местах своего Евангелия пользовался образными и метафорическими выражениями, чтобы сделать свое учение более понятным и укрепить в памяти свои слова при помощи знакомых образов и сравнений, так как в таком случае все выслушивается с большей приятностью и глубже напечатлевается в сердце. Выражения были чувственные, но мысли в них духовные.

Стих 39. От града же того мнози вероваша в Онь от Самарян, за слово жены свидетелствующия, яко рече ми вся, елика сотворих.[213] Вся — понимай относительно мужей и того, который не был ей муж. Или, может быть, Иисус Христос сказал ей и много других тайн.

Стихи 40–41. Егда убо приидоша к Нему Самаряне, моляху, т. е. просили, приглашали, Его, дабы пребыл у них: и пребысть ту два дни. И много паче вероваша за слово.[214] т. е. учения, Его.

Стих 42. Жене же глаголаху, яко не ктому за твою беседу веруем: сами бо слышахом и вемы, яко Сей есть воистину Спас миру, Христос.[215] Выслушав Его учение, самаряне узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос, что Он пришел спасти погибшую вселенную. Самаряне были гораздо благоразумнее иудеев. Они вышли к Иисусу Христу, просили Его побыть у них и, не видя никакого знамения, уверовали в Него; а иудеи преследовали, когда Он часто приходил к ним, негодовали, когда Он желал оставаться у них и, видя много знамений, не уверовали. Как же можно было обойти самарян? Какая же справедливость была бы спешить к тем, которые ненавидят, и убегать от тех, которые любят? В другое время самаряне не приняли Иисуса Христа, как друга враждебных им иудеев: об этом написал Лука в девятой главе (52–53 ст.). Но это были другие самаряне; они жили в какой-то веси самаринской, а эти — в городе.

Стихи 43–44. По двою же дню изыде оттуду и иде в Галилею. Сам бо Иисус свидетельствова, яко пророк в своем отечествии чести не имать.[216] Евангелист указывает причину, почему Иисус Христос не пошел тогда прямо в Капернаум, считавшийся Его отечеством, именно — потому что жители этого города не обращали на Него внимания и не уважали Его, как и вообще хорошо знакомых. Близкое знакомство легко порождает неуважение. Где это Иисус Христос свидетельствовал, что пророк не имеет чести в отечестве своем, об этом найдешь в конце тринадцатой главы (57 ст.) Евангелия от Матфея. Назарет был отечеством Иисуса Христа, так как был отечеством Матери Его и считавшегося Его отцом, и так как в нем Он был воспитан; а Капернаум считался Его отечеством, потому что в нем Он поселился. Матфей (4, 13) говорит, что Иисус Христос, оставив Назарет, пришел и поселился в Капернауме.

Стих 45. Егда же прииде в Галилею, прияша Его Галилеане, вся видевше, яже сотвори во Иерусалимех в праздник…[217] Под Галилеей разумей другие города и селения Галилейские, кроме указанного только отечества Его, а под праздником — праздник Пасхи, о котором сказано во второй главе.

Стих 45… и тии бо приидоша в праздник,[218] потому что, собравшись со всех сторон, евреи все вместе праздновали Пасху в Иерусалиме.

Стих 46. Прииде же паки Иисус в Кану Галилейскую, идеже претвори воду в вино…[219] Пришел в Галилею по причине зависти живущих в Иудее и не пошел в так называемый отечественный Свой город, чтобы он не подпал еще большему осуждению за свое невнимание к Нему. Прежде Иисус Христос приходил в Кану на брак по приглашению, а теперь пришел для того, чтобы Своим присутствием укрепить веру, возникшую от предыдущего чуда, и чтобы еще более привлечь к Себе жителей, так как Он пришел Сам, без особой просьбы и предпочел их соотечественникам.

Стих 46… И бе некий царев муж, егоже сын боляше в Капернауме.[220] Царедворцем назывался этот человек или потому, что происходил их царского рода, или потому, что получил какую-нибудь должность, от которой так назывался, или потому, что был царским слугой. Некоторые говорят, что это есть тот сотник, о котором упоминают Матфей (8, 5) и Лука (7, 2), но это неверно. Если опустить даже другие различия между ними, то все-таки тот был сотник, а этот царедворец, у того был болен раб, а у этого — сын, и болезнь там — расслабление, а здесь — горячка.

Стих 47. Сей слышав, яко Иисус прииде от Иудеи в Галилею, иде к Нему и моляше, т. е. просил, приглашал, Его, да снидет и изцелит сына его: имеяше бо умрети.[221]

Стих 48. Рече убо Иисус к нему: аще знамений и чудес не видите, не имате веровати.[222] Это нужно читать не вопросительно, а утвердительно. Иисус Христос сказал это вообще, унижая иудеев перед самарянами, которые уверовали без знамений и чудес, в частности же — порицая царедворца. Хотя делом веры было прийти, умолять и даже понуждать Иисуса Христа, хотя евангелист говорит, что после слов Иисуса Христа: иди, сын твой жив есть (Ин. 4, 50) — царедворец поверил словам Его, но он поверил неискренне. Это видно из его вопроса слугам: «Когда оставила больного горячка?» Он хотел знать, случилось ли это само собою, или по слову Иисуса Христа.

Стихи 49–50. Глагола к Нему царев муж: Господи, сниди, прежде даже не умрет отроча мое. Глагола ему Иисус: иди, сын твой жив есть. И верова человек словеси, еже рече ему Иисус, и идяше.[223] Царедворец думал, что Иисус Христос не мог бы воскресить умершего сына.

Стих 51–52. Абие же входящу ему, (се,) раби его сретоша его и возвестиша (ему), глаголюще, яко сын твой жив есть. Вопрошаше убо от них о часе, в который легчае (χομψοτερον) ему бысть,[224] — слабее, свободнее, легче.

Стих 52… и реша ему, яко вчера в час седмый остави его огнь.[225] Капернаум был далеко от Каны; поэтому слуги не могли известить его в тот же день о выздоровлении сына.