Изменить стиль страницы

Свернув в Курьевские топи, мы сократили дорогу и заодно отделались от урциев. Глупые животные попытались нас окружить. И просчитались. Утонули очень быстро.

Руоргам повезло больше. Один спрыгнул с дерева и располосовал мне спину острыми когтями. Большой, неуклюжий и тяжелый, с мощной челюстью и цепкими лапами. Такой, если поймает, раздерет в минуту. Задумка его была проста: свалить меня с лошади. Я удержалась. Руорг остался без ужина. Слишком он медленный, чтобы догнать. Потому и охотиться, поджидая на деревьях.

Тема везенья превалировала над силой, быстротой, ловкостью. По-моему, так всегда в подобных ситуациях. Либо ты перетянешь Удачу на себя, либо умрешь. Может, так обстоят дела только с моей, ведьминской, точки зрения? Возможно. Как говорил мой отец, кто обладает силой — тому есть чем управлять.

От Курьевских топей было рукой подать до столичных ворот. Лузга, быстрая мелководная река, опоясывающая северо-западный берег Крашеня, подпитывала эти самые топи.

Мы с Дареном еле держались в седлах. Наверное, будь ветер посильнее, нам бы этого вполне хватило, чтобы упасть.

Так всегда. Когда думаешь, что хуже быть не может и даже начинаешь малодушно поругивать злодейку-судьбу, вот тогда неприятнее всего понять, что может быть гораздо хуже. И ловишь себя на мысли, что еще ничего, совсем не плохо тебе было.

Наше везенье вмиг отвернулось от нас. Лошади еле волочили ноги. Особенно моя, еще и прихрамывала. Приветливые, хоть и корявые, болотные березки проводили нас печальными кивками, передавая в лапы, дежурившей стае хромкулов. Эти твари всегда соперничали друг с другом за лидерство. Вроде кусачих падальщиков, обитающих в местах охоты более крупных и свирепых хищников.

Трех мы зарубили с ходу. Четвертого лишили крыла. Больше они не пытались поднимать свои туши вверх, чтобы вцепиться в нас.

Они бежали рядом, как псы-забияки, целясь в лошадиные бабки.

— Смотри по сторонам! — крикнул Дарен и рубанул по пегому хромкулу.

Тот взвизгнул, откатился. Его место тут же занял следующий.

Я попыталась достать кинжалом "пса" — уж очень он близко подобрался к задней ноге — когда какой-то проворный гад впился лошади в переднюю раненую ногу. Лошадь заржала, высоким отчаянным голосом, сбавила темп и начала оседать.

— Прыгай! Прыгай давай! — Дарен вырвал меня из седла. Медленно, мучительно медленно, из последних физических сил, я всползла на его седло.

Мне не хотелось оборачиваться. Это вышло автоматически — о чем я тут же пожалела. Хромкулы рвали добычу всем скопом.

Впереди в предрассветном сером тумане виделась возня темно-серых фигур. Быстрых, вертких. Наверняка, фигуры ревели, кричали, но пока виделись лишь тени.

Я прислонилась всей спиной к груди Дарена, положила голову ему на плечо. Он тоже видел смазанную возню на горизонте. Мышцы его твердели, напрягались.

— Ты только держись, хорошо? — прошептал он.

Начали долетать отголоски громких страшных голосов. Впереди шла битва, на которую не хотелось смотреть. Когти, зубы, мечи, человеческие тела, тела хищников.

Я закрыла глаза. Дарен тут же перехватил меня под грудью крепким захватом.

Можно было объехать, попробовать прорваться там, где меньше скопление хищников. Прорваться в дальний проход. Можно, но не нужно. Наша сила и наша удача сейчас была в стремительности и в риске.

Похоже, Дарен тоже так считал. Он подался вперед, прижимая и меня и себя к лошадиному хребту.

Я шептала, что-то шептала над черной жесткой гривой и видела перед собой свои белые, в засохшей крови, пальцы. Только их. По обе стороны — бесформенный туман. Сверху Дарен прижимает так, что трудно вздохнуть.

Нас заметили и открыли узкую кованую дверь. В секунде от нас сверкнули огромные оскаленные пасти, заросшие шерстью спины.

Ободрав колени, мы уже были внутри заслона. Дыхание перехватило, сдавило легкие, сплющило больное усталое тело и мы оказались на оборудованной для скорой медицинской помощи поляне. Радость уступила место ощущению, что я вторглась на чужую территорию.

— Куда вы?! Ну, куда вы полетели? — где-то далеко и одновременно близко надрывался картавый хриплый голос. — В "давилку" только с бабкой или Марьяном! Вон тот, у колодца! Там же навес есть. На-вес!

Меня перевернули на живот.

— Скажите спасибо, что живы остались, сукины дети! — вычитывал все тот же голос.

— Вот и рана, — в брань вклинился приятный женский голос. — Кровопотеря и… сколько времени в седле?

— Часов пятнадцать.

— Без отдыха?

— Сутки.

— Сейчас я обработаю раны, перевяжу и пускай спит, бедняжка, — сказала женщина.

— Так что, переутомление? Давилка ни при чем? — уже тише осведомился крикун.

— Да какая давилка? У нее раны на полспины. Ты же видишь — я-то живой! — тихим голосом выговаривал крикуну Дарен. Он был в сознании, значит, сам все объяснит, решила я, отключаясь от этой пугающей реальности.

* * *

Просыпалась я тяжело, толчками. Словно выбиралась из сваленных на меня мешков с мукой. Дарен сидел на широкой лавке, опустив лицо на руки — ему так же тяжело давался подъем. Из-под тента из мешковины пробивались лучи Старого Эндимиона и Юного Акидона, жаркие, беспощадные, равнодушные.

Сколько мы проспали? Часов пять-шесть, судя по положению Акидона.

Спина болела так, что просто протянуть руку к амулету казалось невыносимой мукой.

Я прикрыла глаза, делая вид, что сплю. Вряд ли Дарен станет будить меня. Обхватив ладонью амулет, я мысленно позвала духа-помощника. Это было нежелательно заключать сделку с духом. Во-первых, с ним придется рассчитываться. Во-вторых, он еще слишком мал и слаб, чтобы обойтись своей Силой. Но выбора у меня не было. Мне придется позволить, чтобы Лили-Оркус подстроился под мой организм. И без моего управления затянул раны.

Для начала я попросила дух сохранить скрытность и настроиться на меня. Пока он настраивался, я пыталась рассмотреть внутренним зрением раны от когтей. Глубокие, но ровные. Идет воспалительный процесс, но без заражения. Значит, лекарское дело в Крашене не так дурно, как в провинции.

— Тебе нужна кровь, — сказал Лили-Оркус мысленно, чем удивил меня. Для того, чтобы начать общаться посредством человеческой речи, дух должен окрепнуть и подрасти. Моему помощнику еще рано, но он смог, что делает ему честь. Значит, шансы на успешное лечение велики.

— Искать донора долго, у меня нет времени, — ответила я так же мысленно.

Поделиться с ним энергией я не могу.

— Я попробую, — ответил он.

Нужно было очистить кровь от токсинов, которые неизбежно попадают в неё. Лили-Оркус разжег огонь, который жаром пробежался у меня под кожей. Меня бросило в пот. Я чувствовала, как огонь проносится под моей кожей, по венам, опаляя и выводя вместе с кровью токсины.

Пока огонь циркулировал в моем теле, поднимая температуру, Лили-Оркус переместился на спину прохладным обезболивающим компрессом. Раны зачесались так, что я сбилась, и вместо процесса срастания мышечных тканей, увидела свежие доски под собой. Когда вслед за мышечной тканью, срослась кожа, я почувствовала огромное облегчение и благодарность духу.

Лили-Оркус еще какое-то время находился на моей спине, разливаясь холодом по ней. Закончив лечение, он, уменьшившись в размере, перетек по плечу на грудь и вернулся в амулет, который так же стал холодным.

Я попыталась согреть амулет своим теплом.

— Чуть позже, — я обратилась к духу мысленно, — Чуть позже, Лили-Оркус, я дам тебе энергию.

Я еще немного полежала на животе, приходя в себя, и, следуя примеру Дарена, села на лавку.

Суеты вокруг было гораздо больше. Новая группа рекрутов готова была ринуться на защиту Крашеня. Молоденькие парни, мужики и профессиональные войны, разбившись по пять-шесть человек, выстроились под деревянными навесами, которые тянулись вдоль полукруга оградительной стены из бревен. Крестьяне перетаскивали с телег выточенные каменные бруски и оставляли у стены, которую те же крестьянские руки начали обкладывать этим более надежным материалом. Раненых сваливали на лавки. Тяжелых — на солому. На тех, кто застревал в невидимой стене купола, не дождавшись сопровождения, кричал все тот же грубый картавый голос.