И вот что еще странно: когда я все это говорю, вспоминаю и заново переживаю моменты из прошлого, какая-то часть моего сознания думает о каких-то совершенно посторонних вещах. Я думаю, что Псих — прирожденный эксплуататор, на инстинктивном уровне, порождение своего времени. Но эффективность его эксплуататорской деятельности уменьшается из-за того, что он слишком уж вовлечен в процесс; в интригу и в социальную сторону всего того, что он делает. Он думает, это существенно, что это действительно что-то значит. Он только об этом и думает. И он никогда не остановится, чтобы просто сесть и спокойно вспомнить, как делаются самые элементарные вещи.

Например, как взять общие деньги и с ними сбежать.

Вряд ли он сильно обрадуется, когда узнает, что деньги ушли, и я — вместе с ними. У него явно проявится комплекс неполноценности, из-за того, что его кинули уже дважды, такого всего из себя умного и проницательного мужика, может быть, с ним приключится даже что-то похожее на нервный срыв. Может, в конце концов я обыграю их обоих: и Психа, и бедного Франко. Франко… если не обращать внимания на кислородную маску, он выглядит совсем как обычно. Потом от него слышится звон, это звонит его мобильник. Я смотрю на мед-брата, и тот мне кивает. Я лезу к Франко в карман, достаю мобилу и принимаю звонок. Мне в ухо бьет крик:

— ФРЕНК! Голос Психа.

— ТЫ ДОСТАЛ РЕНТОНА? ОТВЕЧАЙ, ФРЕНК! ЭТО Я, САЙМОН! Я! Я! Я!

Я отключаюсь и вообще выключаю телефон.

— По-моему, это была его девушка, — говорю я медбрату, и мой собственный голос звучит словно издалека. — Я ей потом позвоню.

Мы приезжаем в больницу, и я весь в каком-то ватном тумане, а тощий нервный молодой врач говорит мне, что Франко все еще без сознания, что я в общем-то понял и так, и что его забирают в реанимацию.

— Мы попытаемся стабилизировать его состояние. Мы проведем обследование, чтобы понять, какие там у него повреждения, — говорит он, причем так нерешительно, как будто он знает, кого им сейчас привезли.

Я больше уже ничего не могу сделать, но я все равно поднимаюсь наверх, в палату интенсивной терапии, где натыкаюсь на медсестру, которая ставит Френку капельницу. Я киваю ей, и она отвечает мне сдержанной профессиональной улыбкой. Сейчас я хочу быть с Дианой в аэропорту, да где угодно, лишь бы не здесь, когда Нелли или кто-то еще из приятелей Френка могут вломиться сюда в любую минуту.

— Прости, Френк, — говорю я, направляясь на выход. В дверях я медлю, оборачиваюсь к нему и добавляю: — Ты держись, друг.

Изумляя сестру на посту, я прохожу коридор быстрым шагом, спускаюсь по мраморной лестнице, едва не поскальзываясь на ступеньках, выхожу на улицу и бросаюсь к стоянке такси. Мы достаточно быстро добираемся до аэропорта, потому что движение не плотное, но я все равно опоздал. Причем опоздал очень сильно.

Мы останавливаемся у зала вылетов, и я вижу Диану, которая машет мне, и я бегу к ней. Она вся злая и раздраженная, и ее можно понять, но, когда я подхожу ближе, и она видит, в каком я состоянии, ее раздражение сразу проходит.

— Господи… что случилось? А то я уже думала, что ты решил меня здесь оставить. Покинул ради какой-нибудь длинноногой блондинки…

Я почти что смеюсь.

— Вот уж этого можешь не опасаться, — говорю я, обнимаю ее и вдыхаю ее запах. Одновременно я пытаюсь взять себя в руки, потому что мне нужно попасть на этот самолет, мне это жизненно необходимо.

Мы спешим на регистрацию, но они даже не регистрируют наши билеты. Мы опоздали на лондонский рейс и соответственно на пересадку. Опоздали буквально на пару минут, но все равно опоздали. К счастью, у нас билеты с открытой датой, так что мы бронируем места на самый ближайший рейс в Сан-Франциско через Лондон — завтра, около полудня. Мы оба согласны, что в город мы не вернемся — глаза бы наши его не видели, — и мы вписываемся в отель рядом с аэропортом, и там я ей подробно рассказываю, что случилось.

Мы с Дианой сидим на постели с красно-зеленым клетчатым покрывалом, я держу ее за руку, и меня все еще трясет.

— Это безумие, но он бы меня убил, наверняка… меня как будто парализовало… я бы не смог защититься… Но самое шизоидное началось потом… как будто мы с ним по-прежнему большие друзья, как будто я никогда его не обкрадывал. Это так странно, но знаешь, на самом деле он мне всегда нравился… ты вот психолог, ты мне объясни почему?

Диана сжимает губы и широко открывает глаза.

— Наверное, это все потому, что он — часть твоей жизни. Ты чувствуешь себя виноватым за то, что его сбило машиной?

Меня накрывает волна леденящего холода.

— Нет. Он сам виноват. Надо было смотреть, а не выскакивать на дорогу.

В комнате тепло, но Диана держит кофейную чашку обеими руками, как будто греясь от нее, и мне вдруг приходит в голову, что она тоже вроде как в шоке — из-за того, что случилось с Бегби, — хотя она его даже ни разу не видела. Это вроде как передается ей от меня.

Мы пытаемся сменить тему, как-то встряхнуться. Строим планы на будущее. Она говорит, что сама она не очень довольна своей диссертаций по порно, да и вообще ей хотелось бы годик отдохнуть от учебы. Может быть, она запишется в какой-нибудь колледж в Штатах, но она еще не решила.

Что мы будем делать в Сан-Франциско? Да просто тусоваться. Может, я снова открою клуб, хотя нет — слишком это геморройно. Может, мы вместе с Дианой займемся всей этой байдой с веб-сайтами, станем крутыми дизайнерами или что-нибудь в этом роде. Мы и раньше с ней обсуждали все это, и мне это по-прежнему интересно, вот только конкретно сейчас я не могу думать вообще ни о чем, кроме Бегби, ну и Дианы, конечно. Она оказалась такой замечательной женщиной. Она всегда была замечательной. Просто я был слишком молод и еще не дозрел до того, чтобы быть с такой женщиной еще тогда. Но теперь мы вместе и будем вместе, насколько хватит любви или денег.

На следующее утро мы просыпаемся рано и завтракаем прямо в номере. Я звоню в больницу узнать, как там Франко. Никаких изменений нет, он по-прежнему без сознания, но рентген подтвердил масштаб повреждений: у него сломана нога, раздроблена тазовая кость, а еще несколько треснувших ребер, перелом руки и череп проломлен. Есть и какие-то внутренние повреждения. По идее, я должен сейчас чувствовать несказанное облегчение, что Франко выведен из строя, но почему-то я себя чувствую просто ужасно — из-за того, что случилось. И да, вот прямо сейчас я чувствую себя виноватым.

Мы направляемся обратно в аэропорт, Диана в восторге от того, что мы наконец улетаем, да и мне самому тоже не терпится поскорее отсюда убраться. Потому что мне даже страшно представить, что будет, если мы здесь задержимся дольше, чем необходимо — хоть на лишнюю секунду.

79. «…чтобы успеть на самолет…»

Саймон все утро висит на телефоне. Мы поднимаемся ни свет ни заря и мчимся в аэропорт, чтобы успеть на самолет в Эдинбург, на самый быстрый из существующих рейсов. Терри с Карлой, его американской порнодевочкой, нас провожают, но исключительно потому, что Терри хочет забрать ключи от нашего номера, забронированного на два дня вперед, а Саймон не расстанется с ними до последней минуты.

Он продолжает подозрительно коситься на Терри.

— Я очень ценю, что ты едешь со мной, Никки, — говорит он. — Ты ведь могла бы остаться здесь с Кертом и Мел и пойти на церемонию награждения. Может, еще передумаешь, Никки? Это твой звездный час.

— Нам нужно быть вместе, милый, — говорю я и беру его за руку.

— Не волнуйся, Псих. Мы с Карлой используем номер по полной, да, куколка? — говорит Терри, глядя на свою новую девушку, потом вопросительно — на меня. Он заметно волнуется, а вдруг я действительно передумаю.

— Да-а… это так мило с твоей стороны… — счастливо мурлычет она.

Видно, что Саймона раздирают самые противоречивые чувства. Терри тоже это замечает и говорит очень серьезно:

— Я буду твоим представителем «Семи раз» и не буду особенно разгоняться, ну, в смысле, в отеле. В смысле, не буду особенно тратить деньги.