– 

Конечно! Как скажешь, – на лице Убыра мгновенно заиграла довольная улыбка. Почти в тот же миг он жестом велел согнувшемуся перед ними в три погибели Сафаду убираться прочь, после чего, опять непонятно каким образом и теперь куда, спрятал свою ужасающую плеть.

– 

Хорошая плёточка, – проговорила Амира, мысленно себе представляя, как было бы здорово отходить такой до смерти того из упырей, что недавно убил её маму.

– 

А! Это я держу специально для своих рабов. Другим же их почти ничем не проймёшь!

– 

А ты ею своего раба и убить сможешь? – всё с теми же мыслями продолжала допытываться девушка.

– 

Я понимаю, зачем ты об этом спрашиваешь, – Убыр едва заметно усмехнулся. – И всё равно тебе скажу, ведь плеть эта, когда ты станешь моей, будет доступна и тебе. Да, ею запросто можно убить любого из моих рабов. Но поверь, когда ты станешь той, кем тебе суждено вскоре стать, ты очень быстро расхочешь убивать Степана.

В ответ Амира не сказала ни слова, сразу про себя заметив, что разговаривавший с ней хозяин роскошного подземелья всё-таки если и не читал её мыслей, то как-то легко догадывался, о чём она думает. Впрочем, исходя из их только что прерванного появлением незнакомца по имени Сафад разговора и последних вопросов Амиры, о теперешних её мыслях было не так уж трудно и догадаться. Ещё же, пожалуй, даже раньше, чем первое, она со злобой в сердце отметила, что убийцу её матери зовут Степаном. Может быть, это именно тот Степан, что её сюда привёл!

– 

Степан… – задрожавшим голосом чуть слышно проговорила она, едва сдерживая слёзы, тут же добавляя: – Уж не тот ли это Степан, что…

– 

Да, – перебил её Убыр, – это тот самый Степан, с которым ты сюда пришла.

Нетрудно представить, какого труда в те мгновенья Амире стоило сохранить внешнее спокойствие. Собрав воедино всю свою волю, она едва смогла взять себя в руки, чтобы унять мгновенно разбушевавшееся у неё в душе всепожирающее пламя неуёмной злости на убивших её мать упырей, вспыхнувшее на ещё не погасших углях непоправимого горя, безвыходного отчаяния, жестоко гложущей боли и ещё огромного множества подобных, не менее мучительных чувств.

Какое-то короткое время она и Убыр помолчали. Между тем, раб, которого избранница Повелителя упырей только что спасла от дальнейшего истязания последним, уже скрылся в недавно выпустившей его туда стене. Ни хозяин подземелья, ни его гостья этого, казалось, даже не заметили.

Прервал их короткое молчание Убыр. Посмотрев на Амиру и увидев, что она как будто успокоилась, он подошёл к ней вплотную.

– 

Не будем о грустном. Раз уж ты согласилась мне помочь.

Он приблизился так близко, что стал слышен даже его запах.

– 

Лучше давай проделаем то, о чём мы только что с тобой договорились, – проговорил он ей каким-то вдруг враз ставшим притихшим голосом.

И не увидев в глазах Амиры ничего, что сказало бы хоть о каком-то её возражении, продолжил:

– 

Сейчас ты увидишь то, от чего только что пообещала меня избавить. Не пугайся, я сразу скажу, что тебе нужно с этим сделать. Хотя об этом ты и так уже знаешь.

Последнее он промолвил вполголоса, взяв кончиками своих массивных пальцев Амиру за подбородок и заглядывая ей в глаза.

– 

Смотри! – выдал он спустя несколько секунд и почти в то же мгновенье схватил своей огромной пятерней, где-то на уровне груди, что-то невидимое, словно наброшенное на него прозрачной накидкой, и отшвырнул от себя в сторону, сразу после чего Амира увидела то, о чём ей только что хозяин заваленного сказочными сокровищами грота рассказывал. В грудной клетке Убыра, из страшной, сильно разбережённой раны, зловеще торчал почерневший от времени, видно, и в самом деле серебряный, кол. Ближе к телу последний, как и вокруг него одежда, был густо испачкан чем-то чёрным, наверняка кровью или ещё какими-то мокротами раненного упыря. И при этом как-то необъяснимо чувствовалось, что торчавшая в груди у последнего металлическая штуковина причинял своему невольному носителю ужасные страдания.

– 

Выдерни из меня этот проклятый кол, – проговорил Убыр Амире ставшим вдруг хриплым голосом, который был и жалобным, и злым одновременно.

Съёжившись, Амира испуганно взялась за торчавший из груди Убыра металлический предмет.

– 

Тяни его, – негромко прошипел глава упырей. – Ну же!

И сама не понимая, что делает, Амира начала медленно вытаскивать из грудины упыря источник его мучений. И тут, именно в эти секунды, перед глазами её вновь, уже в который раз, всплыла картина с лежавшей в их квартире на полу обескровленной мамой! Её самой дорогой, самой любимой на свете мамочкой, которой, благодаря этому проклятому выродку, стоявшему сейчас перед ней с заговорённым колом в груди, больше не было в живых. Слёзы, казалось, вот-вот должным были снова размыть в её глазах всё, что в те минуты девушку окружало, но тут у неё в голове, буквально сметая всё на своём пути, наконец, захватила власть злость. Неудержимая злость на ждущего от неё избавления от страданий мерзкого «родителя» убившей её маму нечисти, на самого упыря по имени Степан, на всех остальных кровопийц, порождённых Убыром, и даже на его мать, ибо это она наслала на русские земли такое ужасное зло. И эта злость моментально расчистила путь для уже зарождавшихся в рассудке у Амиры мыслей о том, чтобы страшному Повелителю упырей воспротивиться, которые вмиг стали там полноценными хозяевами.

Изо всех сил стараясь об этом не думать, чтобы, чего доброго, не выдать себя ждущему от неё помощи упырю, Амира в тот же миг покрепче ухватила вонзённый Убыру в грудь серебряный кол руками и… С силой вогнала его в тело ненавистного Повелителя нечисти ещё, насколько смогла, глубже! Она так надеялась, что это если его и не убьёт, то хотя бы снова на какое-то время обездвижит. Ведь он только что рассказывал сам, – когда монахи из братства вбили в него этот кол, он пришёл в себя не меньше, чем через век.

– 

А-а! – враз ослабевшим и продолжавшим буквально на глазах ослабевать и дальше голосом, то ли от боли, то ли от ярости, завопил Убыр, дико вытаращив при этом глаза. – Ты предала меня-а-а!

Последнее было уже и воплем-то не назвать. Скорей, едва слышным бормотанием…

Силы на глазах покидали сильнейшего из упырей. В неистовой злобе смотря выпученными глазами на Амиру, он уже совершенно ничего не мог поделать, чтобы хоть как-то ей воспротивиться.

– 

Я тебе не была ничего должна! – зло отвечала ему девушка, тут же резкими движениями начав расшатывать торчавший в ране Убыра кол и заталкивая его туда ещё сильнее, вкладывая в это всю свою ненависть к убившим недавно её маму упырям.

Через несколько минут на полу перед Амирой неподвижно лежало абсолютно безжизненное тело Повелителя упырей. Ни малейшего признака его прежней, упырской, «жизни» не было видно ни на его скуластом лице, в том числе в его крупных раскосых, оставшихся открытыми глазах, ни где бы то ни было на его огромном теле. И тогда Амира, наконец, выпустила из рук своё, случайно оказавшееся в её обладании, оружие, вогнанное в грудь Убыра настолько, насколько это при её девичей силе было возможно.

– 

Вот и подвели тебя твои хвалёные сны, – с усмешкой, в которой одновременно сквозили и злость, и презрение, и ещё целая гамма самых разных чувств, проговорила Амира. – Видать, против силы того братства, кровь одного из монахов которого, как ты сам же и рассказал, течёт в моих жилах, твоё колдовство не тянет!

Родоначальник упырей был повержен. По крайней мере, на ближайшие десятилетия. Однако злость всё не покидала сердце девушки, требуя от неё большей мести за недавно погибшую маму. Ведь ещё не был наказан главный виновник гибели самого дорогого для Амиры человека. Упырь по имени Степан. И тут, как нельзя кстати, несчастная девушка вспомнила недавние слова Убыра о том, что любой из его рабов может быть убит его же огненной плетью.