— Неважно, что она ребенок. Мы должны жить с уверенностью в завтрашнем дне, — сказал Стефан, шагая вперед.

Плоды суровых тренировок, воспитавших его тело и разум, сами управляли его телом, не обращая никакого внимания на чувства Стефана.

— …

Невинные фиолетовые глаза смотрели на него снизу вверх.

— Не проси о пощаде, дочь дьявола.

Стефан подавил то чувство, что извергалось из глубин души, и вскинул клинок.

То самое оружие, что обезглавило ее отца и фрейлину.

— Ты можешь реветь и ненавидеть нас сколько угодно, но пришла пора покинуть этот мир.

— ...

Наверное, если бы девушка завопила, осыпала его оскорблениями или сделала хоть что-то, будущее Стефана сложилось бы по-другому. Но она ничего не говорила и ничего не делала, стоя перед Стефаном и даже не думая защищаться.

Меч опустился.

Разрубаемая кожа, разрубаемая плоть, разрубаемые кости и…

— !..

Когда через лезвие клинка Стефану передалось ощущение отобранной жизни, он, наконец, понял… что только что сделал нечто непоправимое.

— !..

Стефан с воплем вскочил.

Он неровно дышал и обливался потом.

Все его спокойствие куда-то улетучилось.

— Ха… ха… ха-а…

Тело Стефана содрогалось так, что под ним поскрипывала кровать.

Спальня его погружена в полумрак, и лишь благодаря просачивающемуся через окна лунному свету можно разглядеть очертания комнаты. Верхний этаж его замка. Знакомая, привычная спальня.

— Ха-а… ха-а… ха-а…

Казалось бы, именно здесь Стефан должен ощущать себя спокойнее всего, но сейчас он обхватил свое тело и дрожал, словно маленький ребенок, которого бросили в незнакомой земле. Он уже совершенно не похож на военного человека, выстроившего себе блестящую карьеру. Теперь это лишь жалкий мужчина, которого собственные эмоции терзают с такой силой, что даже сон уже не приносит ему умиротворения.

— А-а… а-а-а-а…

Прошло уже больше пяти лет, но ошибка, которую он допустил, до сих пор не дает ему покоя.

Даже сейчас он продолжал мысленно ругать себя.

Но… тогда, посреди крови и пламени, Стефан ни за что не смог бы понять, что за чувство ощутил. Перед ним стояла юная дочь только что поверженного врага. Она была куда моложе его. За то короткое время ему бы ни за что не пришло в голову, что он влюбился в нее с первого взгляда, и что она стала его «первой любовью».

Именно поэтому Стефан собственными руками убил свою первую любовь, отрубив ей голову.

Он верил, что воинское искусство состоит как раз в том, чтобы вести себя подобно мечу — ни о чем не думать, ничего не чувствовать.

— Все хорошо.

Вдруг дрожащую голову Стефана обхватили маленькие бледные ручки.

Справа. И слева. Они заключили ее в свои объятия…

— Все хорошо…

— ...Папа.

Качнувшиеся серебристые волосы щекотнули щеки Стефана.

— О-о… о-о-о…

Он прижал к себе девушек, лежавших по бокам от него, и несколько раз кивнул.

Эти девушки прощали его. Они щадили его. И они правы. Все хорошо.

Пусть больше никто не смог бы его помиловать, эти девушки пощадили его.

— …

Они нежно отпрянули от Стефана, сели на края кровати и обворожительно улыбнулись. Их облик почти не отличался от того, что остался в памяти Стефана. Блестящие длинные серебристые волосы, похожие на огромные драгоценные камни фиолетовые глаза. Хрупкие, словно способные разбиться от неосторожного касания тела… два эфемерных, но все же живых воплощения утонченного очарования.

— О-о… Арина… Ирина!..

Обливающийся слезами Стефан протянул руки к одетым в тонкие одежды девушкам и крепко прижал их к себе.

Глава 1. Принцессы-близнецы

Она неспешно погружалась в объятия Морфея… и грань между сном и реальностью начала размываться.

А с учетом того, что картина, представшая ей во сне, основана на ее собственном прошлом, отделить ее от яви очень непросто.

Поэтому…

— Не проси о пощаде, дочь дьявола. Ты можешь реветь и ненавидеть нас сколько угодно, но пришла пора покинуть этот мир.

Пусть Чайка Газ и понимала, что видит сон, но эти лишенные всякой жалости слова заставили ее содрогнуться.

Рядом с ней нет никого, кто мог бы ее спасти.

Все они погибли, без исключения.

Их… переубивали. А теперь убьют и ее.

У нее нет ни сил, ни воли, ни умений, которые дали бы ей сбежать.

Ее окружили восемь могучих воинов.

Один из них вскинул меч и направил его к обреченно свесившейся голове…

…

— !..

Она пробудилась в тот самый момент, когда ее шея ощутила удар.

— У…

Чайка коснулась своей шеи.

Отзвуки смешавшихся с реальностью воспоминаний до сих пор отзывались дискомфортом.

Вокруг шеи идет шрам.

Он выглядит так, будто ей отрубили голову, а затем вновь пришили к телу.

Конечно же, это невозможно. А значит, просто необычная отметина. Ведь разве может шраму быть другое объяснение?

— …

Чайка перевернулась на спину и вздохнула.

Смерть ее отца, императора Газа. Меч, занесенный над ее головой.

А затем… ее воспоминания обрываются на год, словно из них вырезали фрагмент. Раньше Чайка успешно убеждала себя, что в этом виноваты шок и моральная травма. Что ее сознание столкнулось с таким невыносимым страхом и горем, что предпочло забыть обо всем ради сохранения рассудка.

И именно поэтому она решила заняться сбором «останков».

Она не видела смерти своего отца.

И даже о том, что стало с его трупом, она слышала лишь из слухов.

Чайке казалось, что сбор останков — ее долг. Точнее, она полагала, что сбор останков отца и примирение с фактом его смерти поможет, наконец, закрыть пробел в воспоминаниях и даст жить дальше.

Но так ли это?..

На пути Чайки возникли другие девушки, называющие себя дочерьми Проклятого Императора и собирающие останки.

И все они зовут себя Чайками.

Все они собирают останки, пусть у каждой и свои причины. И каждая настаивает на том, что именно она — настоящая «Чайка Газ».

Но если они искренне верят в это, то чем отличаются от нее?

Почему «Чаек» так много?

Действительно ли она — Чайка Газ?

— ...Нет, — обронила Чайка, словно упрекая себя.

Нельзя сомневаться в смысле собственного существования.

Потому что тогда она придет к тому, что сочтет бессмысленным то, до чего они дошли, а также обесценит труд всех тех людей, которые рисковали жизнями, помогая ей достичь цели.

— Тору…

Она посмотрела вбок.

Рядом с ней, внутри тесного и неудобного салона бывшей военной машины, спал на расстоянии вытянутой руки юноша.

У него черные волосы и лицо настоящего бойца. Пусть даже он и спит, но и во сне его лицо ничуть не расслабляется. Сразу складывается впечатление, что сон для него — лишь способ восполнить силы для того, чтобы потом показать себя во всей красе.

Тору Акюра… диверсант, примкнувший к Чайке.

Хотя изначально она и наняла его за деньги, на деле Чайка никогда ему не платила. Как максимум — она оплачивала часть их путевых расходов и помогала покупать продукты.

Конечно, голодный человек может с радостью кого-нибудь прирезать за кусок хлеба, но неужели еда — достойная оплата за путешествие, сопряженное с постоянной угрозой для жизни? Чайка не знала.

Однако больше ей нечем отплатить Тору. Поэтому ей остается лишь рассчитывать на его благосклонность.

С этими мыслями Чайка повернулась к Тору спиной и вновь попыталась уснуть.

— ?!

...Как вдруг что-то коснулось ее спины.

Чьи-то пальцы. Точнее, ладонь. Она гладила Чайку по спине.

Аккуратно… нежно. И при этом смело.

Ладонь плавно скользнула по спине, обогнула ее талию, а затем поднялась от живота к груди. Ладонь то напрягалась, то расслаблялась, словно оценивая мягкость кожи Чайки.