-Прости меня, прости, - шептала я уже мертвому Пифу, хотя просить прощения мне было не за что, но я была уверенна, что обязана извиниться.

Я не могла остановиться, продолжая раскачиваться с мальчиком на руках, осыпая его извинениями. Я дала волю слезам, как тогда, в той деревне, запертая в подвале с Алексом, когда наверху заживо горели жители. Смерть Пифа, мальчика, которого я узнала только сегодня, прожгла мое сердце болью, словно он был неотъемлемой частью меня всю жизнь.

Над родителями я так не плакала.

Я никогда не привыкну к смерти. К ней невозможно привыкнуть, особенно когда умирают невинные люди у тебя на глазах, и ты ровным счетом ничем не можешь им помочь. Разве что помолиться, но мне кажется, что Бог давно покинул нашу планету, собрав вещи и свалив куда подальше. Куда ни глянь, его нигде нет.

Ребята по очереди подходили к нам и жали руку Пифу. В этом их жесте было что-то непостижимое для моего ума: благодарность, извинения, дань прошлому. Так просто – пожать руку, как другу, как брату. Затем они разошлись по своим спальным местам, почти не переговариваясь и легли, желая, чтоб быстрее наступило утро. Я понимала, как им всем больно, и что, скорее всего, всю ночь они проплачут, утирая слезы маленькими ладошками.

Я сидела и тихо напевала мотив какой-то песни из детства, слов которой я уже никогда не вспомню. Мне ее пела мама, когда я долго не могла заснуть. Если я привнесу немного тепла и любви от своей матери, может Пифу станет легче? Даже не смотря на то, что он уже не видит и не слышит меня. Я верю, что там все зачтется.

Тело постепенно остывало, становясь холодным, словно одинокая звезда на небосводе. Пиф станет одной из них – небесных светил, что могут лишь наблюдать за тем, как гибнет наша планета.

В период эпидемии чумы так глупо и нелепо умереть от воспаления легких. Словно издевательство судьбы. Она смеялась, глядя в наши запуганные человеческие лица. Мы ничего не могли ей противопоставить. Оставалось только надеяться.

Бесшумно сзади подошел Даган и сел, положил мне руку на плечо и прошептал:

-Спасибо за то, что ты сделала для него. Я бы не решился попросить тебя об этом.

Я хотела ему ответить, но все умные мысли куда-то пропали, оставив мозг опустошенным, словно огромный холодный склад. Тишина и много пустого пространства, которое нечем заполнить. Сначала я потеряла Алекса, теперь Пифа, хоть и знала его всего один день. Череда бесконечных потерь.

Кого еще мне предстоит потерять на пути выживания? Может, проще самой пустить себе пулю в лоб, чтобы уже закончить мучения? На одного бесполезного человека станет меньше. Когда вымрут все, планета глубоко и с благодарностью вздохнет, словно избавившись от надоевших паразитов, копошащихся на ее поверхности.

-Знаешь, - сначала родилось слово внутри меня, словно росток давно угаснувшей надежды. – Я не успела извиниться перед своей матерью.

-Было за что?

-Не знаю, тогда не знала, но сейчас мне кажется, что стоило извиниться за все плохие слова и мысли о ней.

-Это уже не имеет значение. Не копайся в прошлом, порежешься.

-Что тогда имеет значение?

-Ничего, - грустно ответил Даган. – Ничего, кроме выживания. Вопрос отсеивания. Рано или поздно мы все умрем.

-Да, но почему мы не можем наполнить отмеренные нам дни моралью и человечностью?

Даган уселся напротив меня, сложив ноги по-турецки.

-Можем, что ты и сделала для Пифа. Я благодарен тебе за этот поступок, но сам для других я вряд ли смог бы поступить так же.

-Тебя так воспитали, - угрюмо произнесла я.

-Меня этому научил детский дом. Я не вижу смысла в добродетели. Пойми, чем хуже ты относишься к улице, тем лучше улица относится к тебе. Где-то также и с людьми.

-Привязанности – это всегда боль потери. Но что мы без них? Ходячие куски мяса и крови?

-Вроде того, и знаешь, меня это устраивает, - Даган был непреклонен в своей философии.

Каждый имеет право на свою философию. В мире, где царит хаос и разрушение, у всех своя правда.

-Нам нужно его похоронить, - я опустила Пифа на пол, укрыв куском рваного клетчатого покрывала.

-Если пройти дальше по тоннелю через вторую дверь, там, в конце одного из коридоров тупик и завал из земли и кирпичей. На поверхности мороз, землю не пробить, а отдавать его властям на утилизацию я не хочу.

-А что здесь делают с мертвыми?

Даган почесал затылок.

-Отдают в специальную контору, там записывают, ну, кто, куда, отчего умер. Потом забирают тело и утилизируют на удобрения для будущих растений.

-Так говорит Портер Джонс?

-Да, так говорят нам всем, обрисовывая радужную смерть: даже после своей кончины вы сможете принести пользу и прочее. Как по мне, бредовей идее не бывает.

-Но доля рациональности в этом есть.

Разговоры «ни о чем» помогли мне отвлечься, привести внутреннее море в состояние спокойствия. Я по-прежнему ощущала внутри сосущую пустоту, затягивающую все, что было вокруг, но мне стало чуть легче. Я так давно перешагнула точку невозврата к прежней жизни, что забыла, как она выглядела.

-Возьми фонарик, там темно.

Даган взвалил на плечи тело своей мертвого друга, и мы ушли в коридоры, освещая путь слабым пятном света от фонаря. Коридоры, как и наша жизнь, пахли сыростью и плесенью.

Мы работали всю ночь, разгребая завал голыми руками, а затем укрывая тело Пифа землей и осколками кирпичей. Воцарившаяся между нами тишина звенела в ушах, я слышала, как бьется мое сердце, а мысли тараканами шевелятся в черепной коробке. Физический труд помогает стабилизировать внутренний мир. Всегда помогал, во все времена.

Я была рада занять себя, понимая, что эту ночь я проведу без сна.

32

Утро вязкими щупальцами вытаскивало меня из беспокойного сна, которым мне все-таки удалось забыться после нескольких часов бессонницы. Руки горели после ночной работы, пальцы были ободраны, а ногти сорваны почти под корень. Я протестующе ворочалась в куче тряпья, что служила мне спальным местом. Все тело болело, я бы скорее провалилась здесь и сейчас, чем встала и встретила новый безрадостный день.

-Ты говорила во сне, - проговорил рядом Даган.

Я повернула голову в его сторону и открыла опухшие веки. Выглядел парень неважно: под глазами залегли мешками темные круги, а зрачки блестели как у сумасшедшего. Думаю, мое лицо тоже не напоминало икону.

-Выглядишь отвратительно, -пробубнила я, снова отворачиваясь.

-Ты не лучше.

-О чем я говорила?

-Об Алексе, - Даган сказал это так, чтоб никто больше не услышал, словно это было самой страшной тайной мира.

Я тихонько вздохнула, стараясь скрыть эмоции, возникающие при упоминании его имени.

-Черт.

-Не переживай, ничего такого, пару раз позвала его по имени, да и только.

Я снова повернулась и уставилась на него. Ребята занимались своими делами, словно вчера ничего не произошло. Был Пиф и нет его. Тускло светила подпотолочная лампочка, кругом летала унылая пыль.

Даган проследил за моим взглядом, угадывая замешательство сложившейся ситуацией. Я заметила, что его руки выглядели хуже моих – на них живого места не было. Он вчера работал с утроенной силой по разгребанию завала, ведь Пиф все-таки его друг, а не мой.

Я вообще тут оказалась случайно. Я просто шла мимо. Я всю свою жизнь иду мимо.

-Я знаю, о чем ты думаешь.

-Серьезно? О чем же? – я собралась с духом и приняла полувертикальное положение. Спина сразу же отозвалась свинцом в налитых болью мышцах.

-Как мы можем вести себя так, словно ничего не произошло. Верно?

-В точку.

-Я не стану оправдываться, а просто скажу то, что заложено здесь, - он ткнул пальцем себе в лоб, затем в грудь, - а не здесь. Если воспринимать каждую потерю слишком серьезно, можно сойти с ума.

-Раньше люди на этом жизнь строили – на сочувствии.

-Вот именно, раньше.

Я не стала ему больше возражать. Дэни на костре разогрел вчерашнюю похлебку, что я сварила из принесенных крыс. Приятно потянуло запахом дыма, жженого дерева и мяса, пусть и крысиного. Живот заурчал, предвкушая утреннюю трапезу.