Мы зашли в большой кабинет, вероятно, бывшего хозяина этого дома. Письменный стол из красного дерева уныло смотрел на нас выдвинутыми пустыми ящиками. Повсюду были разбросаны канцелярские принадлежности. Из открытого платяного шкафа кто-то на пол бросил милицейскую форму и пару фуражек. Стоявший в углу сейф был вскрыт варварским способом, дверца была не то выломана, не то вырвана, с помощью нехитрого приспособления. Кусок зелёного сукна, оторванный с поверхности письменного стола, лежал на полу возле окна. Скорее всего им воспользовались для чистки оружия.
По коридору бродил молодой парень в трусах, на его плечи был накинут прокурорский китель, его глаза горели, и он постоянно повторял:
– Эх, попался бы мне сейчас хозяин этого пиджака, за каждый год, что я на киче чалился, ответил бы мне падла.
В душевой комнате, перед большим зеркалом стояли шампуни, бальзамы, средства по уходу за кожей, и прочие косметические средства.
Вымытое тело отторгало вновь одетую на него, грязную, засаленную, пропитанную потом и кровью форму. На стирку времени у нас уже не оставалось, на блокпосту томясь в ожидании помывки, оставалась вторая партия ребят.
Возвращаясь обратно, мы проезжали по простреливаемой противником дороге. Мимо нас проносилась подбитая техника и брошенные легковые автомобили с простреленными лобовыми стёклами. Опасаясь поймать лихую очередь с нейтральной территории, Сосед, не включая фар, гнал по ночному шоссе, от этого чёрные силуэты, искалеченной техники, казались более зловещими, чем днём.
В свете луны росшие вдоль дороги деревья тянули к нам свои уродливые крючья, вокруг было тихо и мрачно, и только наш «Урал», нарушая спокойствие здешних мест, на мгновенье вырывал из забытья подбитую технику.
И снова ставшая уже родной палатка, колыхавшаяся от ночного ветра, встречала нас своей простотой.
После душа в нашей беседке даже дышалось по-иному. К тому же теперь у меня в кармане лежал тюбик зубной пасты, удачно найденный в душевой. Так как все наши вещи остались в Снежном, соблюдать элементарную гигиену было не просто.
Постепенно и мои карманы стали оттягиваться от очень нужных предметов. Головка чеснока, которую я удачно выменял у Короля на шоколадный батончик, занимала почётное место в нарукавном кармане. Тряпки, нитки, жгуты, галеты, трассирующие патроны вперемешку с мятными леденцами – теперь эти мелочи являлись для меня ценными и необходимыми в условиях окопной жизни.
На следующее утро к нам на пост прислали помощников – местных ребят из ополчения. Они помогали нам только днём, вечером же они разъезжались по своим домам находившихся близ Тореза. Вот это служба – днём околачиваешься на блок посту, а ночью жмёшь свою жинку на мягких перинах.
Запомнился один парень, который неумело скрывая волнение, наблюдал за тем, как мы досматриваем автомобили. В его взгляде читалась ностальгия, по чему-то родному и дорогому.
– Чего скучаешь? Давай помогай нам останавливать машины, а то у меня уже в глазах рябит от всех этих номеров, документов и прописок.
– А что, можно? – вкрадчиво спросил он.
– Сейчас, подожди, – сказал я, отправляясь на обочину в поисках жезла регулировщика. Чёрно-белый жезл Дед, который ненавидел всех милиционеров и всё то, что с ними связано, закинул в кусты. Отыскав жезл, я вручил его нашему новому помощнику. Получив символ власти в свои руки, и повернувшись в направлении машин, парень, уверенно выписывая профессиональные пируэты жезлом, остановил первую машину.
Тут нам всё стало ясно – до войны он был «гаишником».
– Да это же твоя работа! Ну всё, теперь мы отдыхаем! – смеясь вместе с парнями, крикнул я.
* * *
На следующий день в полдень на дороге, ведущей в Амвросиевку, показалась старенькая «двойка(ВАЗ-2102)». Корсаровцы, набившись в машину до отказа, с полным багажником оружия, от чего кузов машины почти касался асфальта, покидали блокпост. Весёлые, грязные как черти, они, проезжая мимо нас, махали нам на прощание. Теперь последним форпостом на пути к Снежному оставался только наш блокпост.
– Ну, что, Шершень, завтра пройдёт колонна с раненными, вдруг не успеем попрощаться, держи, – Король протянул мне фляжку и, усевшись возле мешков, стал копаться в телефоне.
– А каску?
– Извини, но каску я уже подарил Лёве.
– Это так ты меня отблагодарил? За то, что я с тобой возился здесь? – улыбаясь, ответил я.
Чтобы обеспечить наибольшую безопасность колонне, на ночь с нами решено было оставить местных ребят. Слон, проводя со мной инструктаж перед караулом, серьёзно сказал:
– Вместе не засыпайте, чтобы один из вас, пока другой спит, всегда бодрствовал. Ребят мы этих толком не знаем, перережут вам ночью глотки, а потом и нам заодно.
– Дав отдохнуть Королю первым, я, отстояв смену, подошёл к нему.
– Король, пришла твоя пора, просыпайся…
Но тот, проснувшись, перевернулся на другой бок и накрылся одеялом.
– Ты что, не слышишь? Я своё отстоял, – тормоша его ногой, повторил я свой вопрос.
Обернувшись, Король сквозь зубы прорычал:
– Тебе надо – ты и стой! Меня завтра уже здесь не будет, а ты сгниёшь здесь! И это будет к лучшему. А теперь можешь идти и жаловаться…
«Вот, сука, как раскрылся, знает же, что не пойду».
Отойдя за баррикаду, я закурил.
– Да что ты, ложись спать, мы недавно с дома приехали, так что спать не хотим, – предложил мне один из местных ребят.
– Спасибо, но что-то уже и спать перехотелось, – округлив глаза, соврал ему я.
* * *
Утром на такси приехал Корреспондент, который записывал интервью Матроса и его брата. Пока он выбирал наиболее подходящий ракурс для фотосъёмки, мы с ним разговорились. Образованный человек в прямом смысле этого слова. Гена, трезво оценивал всё происходящее вокруг, не питая иллюзий. Он один из немногих бойцов отряда, который при первом знакомстве не держал дистанции.
Мы с Геной обсуждали новейшую литературу и обстановку в ДНР.
– Гена, почему нас кидают в те места, откуда очень сложно возвратится, когда же нам дадут отдохнуть?
– На том свете, на том свете, – грустно улыбаясь, посмотрел он мне в глаза. – Ты знаешь, я слышал, что Моторола поругался с одним командиром, который впоследствии стал начальником, вот нас и не жалеют теперь.
Всё же приятно было поговорить с культурным человеком, только печалило одно – наша беседа проходила не в то время и не в том месте.
Утром наши командиры, ожидая колонну, выдали нам рации. Дед сразу открестился от неё, аргументируя свой отказ потерей слуха, после того как возле него в одном из боёв выстрелил танк.
Пользоваться связью нам пришлось недолго. После нескольких часов работы рация, издав громкий писк, отключилась. Все попытки включить её были безуспешными. Даже присланный на помощь Механик не мог оживить её.
Механик в свои семнадцать лет являлся самым молодым бойцом в отряде. Рыжий, как солнышко, он заслуженно пользовался уважением в отряде. Несмотря на юный возраст, Механик уже успел прославиться тем, что угнав старенькую Волгу, колесил на ней со своими одноклассниками по городу. В итоге, не справившись с управлением, разбил её о фонарный столб.
После суда и условного срока Механик долго просился в ополчение, но из-за несовершеннолетия ему отказывали. Наконец в своём посёлке он заявился в кабинет к командиру отряда ополчения и, показывая пальцем в окно, пообещал угнать его машину, если его не примут в отряд.
Над парнем взял шефство Моторола. На боевые операции его старались не брать, отводя ему роль механика.
– А ты где новую разгрузку взял, вроде не выдавали, – спросил я у него.
– Это разгрузка Вэла, – печально ответил он.
Неожиданно, будто возникнув из неоткуда, показалась колонна. Первыми шли «БМП», затем танки, несколько «САУ Гвоздика30», грузовики с боеприпасами. Вся техника была выкрашена в тёмно-зелёный цвет, на бортах каждой из машин была надпись: «Батальон Восток». С грохотом, словно на параде, они проносились мимо нас. Танкисты, высунувшись из люков, махали нам руками, а мы, поднимая вверх кулаки, кричали им в знак приветствия. Сколько же было радости – наконец-то у ополчения появилась техника, теперь-то мы дадим «украм» жару…