Корпоративные общества занимаются политикой по мере необходимости. При этом у них нет симпатий или антипатий относительно общественного строя: что социализм, что капитализм — все едино. Главное — сохранение корпоративной монополии на власть. Второе — цивилизованное выяснение отношений между корпорациями, по жесткости не выходящее за рамки событий октября 1993 года.
Широко используя наемников, корпосистема успешно создает иллюзию политической борьбы, привлекая этим сериалом на свою сторону миллионы людей под красными, трехцветными и вообще любыми флагами.
Политическая жизнь дает выход народным эмоциям и нейтрализует смутьянов. Она и клапан на котле народного недовольства, и система подавления недовольства народными силами — через культивацию презрения к поставленным корпосистемой народным вождям-наемникам. Она и система нагнетания депрессии на здоровые силы нации. Она же — сточная канава, в которой должны тонуть все здоровые идейные и социальные инициативы.
Корпоративный политик, серьезный, значащий политик — это фишка на шахматной доске. Возможно, даже значащая фишка. Но на этой шахматной доске решается далеко не все. Семья (корпорация) может эту фишку выдвинуть, задвинуть, подставить. И политик, это понимая, будет соответствующим образом поступать — выдвигаться, задвигаться, подставляться. Власть и политика — понятия в России весьма далекие.
Политическая борьба при глубокой корпоративности общества — фикция для масс, самый натуральный обман. Только в замутненном массовом сознании существуют такие понятия, как «демократы», «патриоты», «государственники». В разговорах между собой власть имущие ничем подобным не пользуются. У них проще — клан выступает против клана. И если кланы пытаются заручиться поддержкой масс — а это бывает при клановом равновесии — в действие вступает политика.
В современной России реальные партии образуются вокруг кланов: сырьевая — газовая, компрадорская — Внешторговая, полуфабрикатная цветметовская — уральская, вокруг — множество мелких, внутрирыночных — автовазовских, аэрофлотовских и подобных, а вдобавок — картели, типа княжеств территориальных — партий пока не создают, но в принципе о них думают. Основных — две: сырьевая вокруг Газпрома, компрадорская — вокруг ОНЭКСИМА. Промышленные партии внутрироссийских производителей 85-95 гг. канули в небытие, новая промпартия возникнет, но серьезной силой не станет.
Политика — верная служанка экономики. Представим себе: группа субъектов, располагающих никем не ограниченной властью, решила заработать большие деньги — очень большие. За российские военные тайны при Горбачеве рубля не давали, а после — дадут в морду: отпадает. Остается сырье, но если его продать — встанет производство, возникнет недовольство. Тогда эти люди решают, что надо подготовить народ: вбить в головы постулат о плохой жизни, заранее создать миф о том, что производство встанет и экономика рухнет. Постулат вбивается, сырье продается, производство останавливается — наши субъекты оказываются пророками. Так точно с конверсией: она была нужна только для того, чтобы продать стратегические материалы. А что до производства — так ведь конверсия!
В России слово «демократ» уже стало ругательным, хотя борьба за демократию в России еще не начиналась. Есть лжедемократия, псевдодемократия. И вести ее должны именно русские патриоты, никому другому она не нужна. Демократия — один из залогов социального прогресса, без которого невозможен прогресс, ломающий ниши, и потому им опасна истинная демократия. Россия национальная может быть только Россией демократической. Истинно русский умный национализм и борьба за демократию неразделимы.
Патриоты часто ставят вопрос о политической программе заговорщиков. Нет у них никакой программы — приватизация, либерализация — все вранье. Не ставят они целью ни уничтожение русского народа, ни развал страны, ни подрыв национального авторитета. Все это само, следственно происходит в стране, где власть занята личным обогащением. Есть, конечно, чисто формальный президент, но власть принадлежит заговору, пусть ныне имперсонифицированному. А в политике можно наметить любой путь — под руководством кланов он приведет к общему обрыву.
Развал государства, развал армии… Входило ли это в планы заговорщиков? О чем думает человек, когда выкручивает лампочку в подъезде? Он думает о том, что ему нужна эта лампочка, и он не помышляет о том, чтобы в подъезде не стало света. Он не против, чтобы в подъезде был свет, но лампочка ему нужнее. Точно также и заговорщики: они не против армии, но деньги, бензин, стройматериалы и прочее, что она потребляет, им необходимы в гораздо большей степени, чем безопасность державы.
Подход корпоратистов к политке как к инструменту манипулирования не-людьми предопределяет соответствующее отношение. Корпорации — хозяева, нации — собаки для них. Собакам иногда нужно бросать кость для их умиротворения; кости планируются и идут по конвейеру. Например, «черные» — это именно кость на случай, когда народы потребуют крови. Да, удерживаемая на крайний случай. И к тому же кость взаимовыгодная. Когда она будет брошена, народ получит кровь «черных», а корпорации — их деньги и жизненное пространство. Но до этого вряд ли дойдет, а в обычном плане народные массы приглашаются в качестве массовки. Этим объясняются многие парадоксы в современной России, в том числе главный — катастрофически низкая практическая отдача всех политических штормов.
Если кто-то собирается захватить жизненное пространство, на котором собирается строить новое общество, ему стоит сперва посмотреть, кем это пространство занято, как и кто будет это пространство расчищать.
Истинная борьба за Россию, умная борьба — вне официальной политики. Любой политический термин все равно будет украден корпоратистами и станет работать на систему заговора, как стала работать «демократия», и, скорее всего, будет работать «патриотизм». Истинная борьба — нация против корпораций; а если провозглашать лозунги — то в первую очередь экономические. А байки о правах человека, границах и возрождении России вообще ложь и провокация, если не сказать сильнее.
Заговор и люди
Тому, кто имеет хоть какие-то весомые жизненные перспективы, грех выступать против существующего порядка вещей. Но этот человек не имеет никакого морального права призывать прочих к спокойствию и порядку. Он имеет право защищать этот порядок физическими средствами, ибо это его порядок. Заговор — категория не моральная и не нравственная. Это физическая субстанция, ради перспектив своих лишающая перспектив иных людей. И еще раз — тому, у кого есть квартира, вилла и белый мерседес в каменном гараже, выступать против власти великий грех.
Тех, кто составил заговор, искать бесполезно — они взяли свою долю и отошли от руководства. Армия вторглась в великую страну: сначала она шла колоннами — и колоннами грабила город за городом; но страна великая — части растерялись, штаб остался неизвестно где, и вот — уже не армия, а множество банд мародеров. Центр — зачем он нужен? Он — штаб, покинутый армией, штаб, нагрузивший телеги добром и укативший в неизвестном направлении. Остались банды — осколки армии.
Ныне — множество фирм, каждая — сама по себе, каждый сам покупает депутата и журналиста. Заговор расползся, как коровий блин после дождя, поразил все органы власти, все производства, все социальные слои. Управление стало невозможным из-за утраты контроля над обстановкой, из-за решения задачи обогащения заговорщиков. Инициативу тысяч перехватили миллионы — произошла имперсонификация. Вылавливать каждого конкретного заговорщика сегодня — дело не результативное и совершенно нерентабельное.
Заговор есть союз корпораций, общность людей. Их не нужно убивать, их достаточно распылить, лишить власти и прочих механизмов отчуждения — «мерседесы» как раз можно оставить. Не будет заговора — жизненные перспективы появятся у всех в равной степени, в том числе и у бывших. И тут уж у кого хватит трудолюбия и таланта — тот и будет жить. Сразу. В том, что нет перспектив, виноват заговор. Потому-то его и нужно ликвидировать. Для этого необходимо знать, что он есть такое и где обитает. Он никак не «внутрь нас есть» — это главное правило. Социально он расположился в органах власти. Территориально — в кирпичных домах улучшенной планировки в центре городов. Визуально — в дорогих и шикарных автомобилях. Регулярно — за границей и в ресторанах. Это и есть враг. Тот, кто находится в четырех перечисленных точках и лишает конкретного человека квартиры, дешевой и простой машины, нормального питания, чистой водки и невонючих сигарет. Чтобы с кем-то бороться, нужно этого кого-то увидеть. Нужно иметь в сознании образ врага. Чтобы освободиться от оккупации, нужно знать ее механизм.